Закрываю глаза и выдыхаю возникшее внутри напряжение. Я не сексуально зависимая, но и не вхожу в число асексуальных. Я признаю, что периодически мне необходим подобный всплеск эндорфинов и сейчас, когда есть человек, который может мне это дать, чувствую себя не лучшим образом. Я не хочу писать ему или звонить, но иногда ловлю себя на данном желании. Как бы ни было смешно, всегда случается какой-то коллапс. Либо мне кто-то звонит, либо нарушает одиночество, стуча по двери кабинета, а дома я ужинаю и просто валюсь с ног без нужды в общении с кем-то, даже если разговоров не будет.

Сегодняшний вечер, да, очередной вечер в одиночестве, но всё не так ужасно, как кажется, на заднем фоне играет заключительный фильм американского пирога, в моих руках ведерко клубнично-бананового мороженого и ежедневник, который листаю и лишний раз убеждаюсь в полном контроле ситуации, потому что новые клиенты являются геморроем, от которого невозможно избавиться до определённого времени. Они постоянно что-то меняют, а это сводит с ума и подрывает пункты, которые начинают складываться подобно карточному домику. Если бы не репутация, которую успела зарекомендовать, работая с некоторыми организациями, свадьба могла покатиться ко дну со свистом провала. К их счастью, всё ещё на плаву, но иногда кажется, что вскоре это может измениться. Я умоляю себя успокоиться и принять трудности, с которыми могу и должна справиться. Именно эта неопределённая парочка, подобная зажигалке, подпаляет не только мою задницу, но и желание расслабиться и выпустить пар. Всё чаще удаётся поймать себя на мысли, что хочется кого-то убить, есть ещё один верный способ исправить и снять напряжение. И вместо номера Джейка, набираю номер мамы и сую ложку в рот, наслаждаясь сладкой массой, таящей на языке.

– Хочешь выговориться? – улыбчиво интересуется она.

– Ты даже не представляешь, насколько, – с мгновенно возникшим спокойствием и умиротворением на душе, соглашаюсь я, растягиваясь губы в улыбке. – Когда появляются такие клиенты, я начинаю ненавидеть то, чем занимаюсь.

– Не правда, ты любишь то, чем занимаешься. С негативом можно столкнуться на любой работе.

– А если это работа с документами в четырёх стенах собственного офиса?

– В таком случае, для подобного есть управляющее звено. Ты всегда будешь иметь дело с людьми, невозможно иначе, милая.

Вздохнув, сую очередную ложку в рот и бубню:

– А иногда хочется.

– Ты опять заедаешь стресс мороженным?

– Так и есть. Как себя чувствуешь?

– Прекрасно, но ты меня интересуешь больше.

– У меня никаких изменений, кроме того, что я начала получать дурацкие записки.

– Записки? – удивлённо и в то же время не совсем, спрашивает мама. – Это так романтично.

– Это старомодно, мам, – смеюсь я.

– И что в них?

– Ничего интересного, но могу сказать, что он явно ни обделён чувством юмора, потому что прислал букет и в записке написал, что я настолько же солнечная, как день.

– Это достаточно мило, Ри.

– Да, было бы, если бы на улице не поливал дождь и солнце не пряталось за серыми тучами. Настолько я солнечная, хотя, он прав, потому что цвет моего лица и настроение соответствовало погоде.

– Я тебя не узнаю, что за пессимизм?

– Наоборот, я посмеялась от души.

– На этом всё?

– Нет, следом он прислал розы, – кривлюсь я. – Надеюсь, вскоре он узнает, что у меня на них аллергия.

– Нет у тебя на них аллергии, – смеётся мама. – Ты просто считаешь их извращением.

– Я люблю розы, у меня даже гель для душа с ними, – тут же возражаю в ответ.

– Это твой максимум.

Делаю поверженный вздох.

– Ладно, может быть немного. Но правда, мам, они везде, это дотошно. Всего нужно в меру, а с ними уже всё: гель, духи, мыло в виде лепестков, сушёные лепестки в ванну, даже еда, это скучно.

– И всё равно это романтично. Он остаётся анонимным и старается сделать тебе приятно, не так важно, знает он сейчас твои предпочтения или нет. Ему важен сам жест внимания.

– Ты права, но я не любительница подобных сюрпризов. Он может напрасно ждать ответ, который я не готова или не смогу дать.

– Тогда просто будь честна перед собой и перед человеком.

– Знать бы ещё кто он.

– Рано или поздно тайное становится явным.

– Я помню, ты всегда так говоришь.

– Это моя фраза, – шутливо восклицает мама.

Растягиваю губы в улыбке.

– Не имею никаких претензий и не планирую забирать её у тебя.

– Просто наслаждайся вниманием, не все нынешние мужчины будут утруждать себя тем, что поднимут телефон, наберут номер и сделают заказ.

– Возможно, я задумаюсь. Как папа?

– Он как раз тянет руку поговорить с тобой.

– Ох, вот черт, – шепчу я, слушая шуршание, а следом звучит отцовский голос:

– Привет, Ребекка, – официально здоровается он. Если Ребекка, значит, дело не ладное. Что-то не так.

– Привет, пап.

– Я кое-что нашёл в твоей комнате.

Ну, вот, я же говорила, – звучит банально. Мой мозг начинает функционировать в усиленном режиме. Я буквально мысленно перебираю каждый уголок и ящик в спальне. В отчаянье ничего не могу найти. Я не живу там уже шесть лет, как вообще могу что-то помнить? Кажется, периодически мне удаётся забыть даже цвет стен.

– И что ты нашёл? – слишком медленно и лениво растягиваю каждое слово, но без страха в голосе.

Папа втягивает воздух и строгим голосом произносит:

– Презервативы.

– Господи, ты серьезно? – фыркаю я. – Что ты вообще делал в моей комнате?

– Зашёл взять линейку.

– Под матрасом?

– Какая разница? Я их нашёл.

– Отлично. Спасибо, что нашёл, можешь выслать сюда?

– Прекрати! – рявкает он.

– Прекратить должен ты. Я не маленькая девочка, которой нужна нянька. Хватит контролировать мою жизнь. Мне двадцать пять, папа, а ты, Господи Боже, думаешь, что я жду принца на белом коне. Нужно радоваться, что я вообще предохраняюсь, а не приношу вам подарочки на каждое Рождество.

В динамике вновь начинается шум. Конечно, мама отобрала у него телефон, очень даже вовремя. Я слышу, как на заднем плане папа выдаёт яростные триады, когда в трубке образуется тишина. Это означает, что теперь со мной разговаривает мама.

– Вот, я же говорила.

– Вы оба должны смириться друг с другом, – вздохнув, говорит мама.

– Как? Человек, который желает свободы, и человек, который желает тотального контроля, никогда не найдут общий язык. То же самое, что пытаться поджечь воду: такое невозможно.

– Возможно, если попробовать.

– Например?

– Попробуйте поговорить, прийти к чему-то общему, что устроит вас двоих. Как взрослые люди, Ри, а не как дети.

– Вот именно, такое невозможно. Как так вообще получилось? Вы жили в эпоху хиппи. Курить травку, заниматься сексом, ловить кайф – всё это было во времена вашего подросткового возраста. Только не говори, что папа был девственником, когда вы познакомились. Ты что, единственная женщина в его жизни?

– Нет, – с улыбкой в голосе, сообщает мама.

– Тогда объясни, что пошло не так?

– У него родилась дочь, которую нужно оберегать.

– Оберегать и контролировать, тоже разные вещи, мам. Просто давай больше не будем об этом. Этим презервативам уже сотня лет. Если воспользуетесь, сделайте мне братика или сестрёнку.

– Рекомендуешь? – смеётся мама.

– На ваше усмотрение, но, если ты на моей стороне, можешь абсолютно случайно напомнить ему, что я родилась, когда тебе было восемнадцать.

– Я не хочу ругаться с вами, – вздохнув, мягко говорит мама. – Если он такой упёртый, то хотя бы ты будь мудрей. У каждой женщины есть такая смекалка.

– Не могу, мне тоже требуется понимание, а не только ему.

– Ох, вы оба до ужаса упёртые.

– Сажать на цепь нужно преступников, а не дочь, которая вообще ничего плохого не сделала. Я же никого не убила.

– Если учитывать то, что ты занимаешься сексом, можно считать, что нарушила закон, – посмеивается она. – Отцовский закон.