Раздался хлёсткий удар, за которым на самом деле уже ничего не было, машина превратилась в раздавленную великаном консервную банку, но Стас всё-таки увидел то, на что не обратил ни малейшего внимания при обгоне: надпись метровыми красными буквами на борту грузовика.

  КОМПАНИЯ "КРАСНЫЙ ДРАКОН".

  И морда.

  И взгляд зелёных глаз из-под набухших как у застарелого пьяницы век. Головы дракона множились, обрастали несчитанными рогами, теперь-то всё стало ясно. Проиграл ты, но и платить теперь не за что. На архангелов мало надежд, подумал Стас. Жаль, что...

  ...и сказал я архангелу: "Что сие, господин мой?" И говорит он мне: "Сие есть Ахеронтово озеро, внутри же его град Божий. Не всем дозволено войти в этот град, разве только покаявшись в грехах своих. Когда же человек покаялся и преставился от жизни, предается он Михаилу, и бросают его в Ахеронтово озеро, и уж затем приносит его оно ко граду Божию в соседство к праведникам.

  Отец Стаса не мог идти, но шёл. А куда деваться? Не звонить же невестке, чтобы в трубку быстро бросить: "Стаса больше нет". Водолазы МЧС ничего не нашли, полиция... А что - полиция, не им же нырять в реку.

  Он был там.

  И это его крест - прийти и сказать правду.

  А вот домой лучше не возвращаться: мать может не пережить, сердце и так...

  Двора в доме, где Стас с Юлей снимали квартиру, по сути дела не было. Короткий грязноватый аппендикс, поворот с широкой улицы, мусорные ящики, проезд между домами, и дальше, через пять подъездов, - уже ещё одна дорога. Стылое бесприютное место, хотя и сам дом неплохой, и квартира, скажем честно, получше, чем его собственная.

  Он медленно, словно неся на внезапно сгорбившейся спине мешок с цементом, повернул с улицы в проезд. Уже темнело, окна квартиры - он специально глянул - светились, там, за шторами ничего не подозревающая Юля ждала, наверное, мужа. Готовила ужин. Или не готовила, по вечной привычке этой молодёжи спешить, просто разогревала купленное по дороге.

  И он придёт сейчас и...

  Ну, не убьёт её, у неё вся жизнь ещё впереди. Слёзы, траур, какое-то время пустоты, а потом выйдет снова замуж. Ничего страшного. Вот им с матерью жить дальше не за чем, а невестка прорвётся. Даст Бог.

  - Она его любит, Виктор Тимофеевич.

  Отец едва не упал, остановившись. Опустил взгляд и уткнулся им в вихрастую макушку мальчишки лет восьми. Не по погоде легко одетый, парнишка лениво сбивал длинным прутом давно засохшие цветы в узком палисаднике.

  - Что?

  - Она его очень любит. И у них будет ребёнок, ваш внук. Стас его хотел в вашу честь назвать, Юля только за. Виктор Станиславович. Звучит?

  Виктор Тимофеевич присел на хлипкую оградку, едва не завалив её. Наклонился, не обращая внимания на ноющую спину. Теперь их лица - его и мальчишки - были почти на одном уровне.

  - С чего ты взял?

  - Просто... Знаю.

  Мальчишка махнул прутом, сбив головку с очередного цветка, похожего на мёртвую, растянутую в высоту змею. Мумию. Экспонат.

  - Стас вам это и хотел сказать. Затем и машина - младенец же, возить нужно. Поликлиники, прививки, подгузники, детсад. Нужна. А что дорого - так не ваше дело.

  Легко перепрыгнув оградку палисадника, он широко размахнулся прутом над головой, словно маленький казак шашкой.

  Отец Стаса смотрел ему в спину не в силах что-то сказать. Потом прошептал:

  - Кто ты?

  Мальчишка остановился, опустив прутик, постоял так и медленно обернулся. Лицо его было не по годам серьёзным, застывшим, как маска навечно постаревшего ребёнка.

  - Михаил. Меня зовут Михаил.

  Он печально улыбнулся. Отцу Стаса показалось, что глазами этого странного парнишки на него смотрит древнее, всё понимающее существо. И не человек вовсе. Неизвестно, кто это и зачем. Или можно догадаться?

  Михаил развернулся и пошёл в сторону соседнего дома. Наверное, его тоже ждут дома к ужину. Мать. Отец. Возможно, братья или сёстры. С каждым шагом казалось, что он не удаляется, а растёт, становясь всё выше и выше. Плечи развернулись шире, шаги становились всё тяжелее, звучно сминая грязный асфальт. Прутик из случайно сломанной с ближайшего куста веточки начал превращаться... Стал шире, что ли, отбрасывая тень и отблески металла.

  Меч? Наверное, это был меч.

  Он со свистом махнул им над головой, нарисовав в воздухе непонятный знак. Зрелище было недолгим и почему-то очень страшным, не хотелось бы попасть под это неподъёмное лезвие.

  Перед высокой фигурой, облачённой теперь в длинные, до земли, одежды, вспыхнул прямо посреди двора светящийся проём. Михаил, не останавливаясь, шагнул через край и пропал - мгновенно, словно втянутый в этот свет неведомой всемогущей силой.

  Проём начал медленно гаснуть, стягиваться, как мешок со сменной обувью - в детстве отца Стаса такие непременно таскали в школу. Иначе не пускали дежурные.

  Когда отверстие стало не больше метра в диаметре и почти потухло, оттуда медленно выплыло чьё-то изогнутое тело, зависло, потом лишилось невидимой опоры и с лёгким шлепком упало на асфальт, негромко вскрикнув.

  Виктор Тимофеевич вскочил. Кто-то заорал пьяноватым голосом с балкона, явно интересуясь, что здесь в натуре происходит, но - не до досужего любопытства.

  Тело шевельнулось, раздался стон. Потом вздох и голос: - Привет, пап. Я всё сделал правильно.