– Я не знаю. И, тем более, не знаю куда она думает поступать. Эта тихоня почти ни с кем не разговаривает. Вся важная такая. Прям до тошноты. Может сама себе что-то хотела доказать этой медалькой?
– Вот и я не знаю. Но я знаю другое. Эта блестяшка, лично мне, поможет пройти на международный факультет без вступительных. Поэтому, да. Я рад этому медведю. И твоему тоже найдётся польза. Так что, не волнуйся.
– А я волнуюсь, Костян. Тебе говорить проще. Ты знаешь чего хочешь. А я до сих пор не определился.
Костя успокаивающе похлопал друга по плечу. – Хочешь, расскажу как я делал выбор?
– Ну, давай. Удиви меня. Отец настоял?
– Не настоял, а предложил. Дело не в этом. Я долго думал, чего я хочу от жизни. Что мне нравится. И какую пользу я могу принести себе, семье и Партии. И в один момент я понял, что мне не хочется просиживать штаны в кабинетах. Мне хочется посмотреть страну, много ездить по разным областям. Возможно, и за границу. Где ты видел, чтобы можно было передвигаться по Империи без спецразрешения? Даже для других отделов Партии – это очень большая трудность. А в отделе моего отца – это не является проблемой. Поэтому, я и захотел в международный отдел.
– И что с этого отдела? Уже лет пять прошло как закрыли все иностранные посольства за ненадобностью. Даже Африканские Конфедерации сторонятся нас. Многих послов и дипломатов посокращали. Помнишь тот позор, что был на той неделе со Штатами?
– Конечно помню. Даже помню тот вечер как узнал об этом. Сидим с семьёй дома и новости смотрим. У отца было такое лицо, всё красное, то ли от стыда, то ли от злости. И на нас косо поглядывал. А мы с мамой смеёмся. И ведущая новостей такая невозмутимая сидит. Ей самой не смешно озвучивать такое?
– А что она потом сказала, как сейчас помню. «Республиканские Штаты отвергли дипломатический жест доброй воли Верховного Правителя и отослали обратно грузовое судно с дарами. Все мраморные бюсты Верховного Правителя вернулись в порт Владимирограда».
Костя ехидно цокнул и ответил: – Конченое позорище. Отец ходил грустный неделю. Не удивительно. Всю вину за это переложили на его отдел.
– А чья это была идея? Какой дурак додумался до такого?
– Ну, сам подумай. Чьи бюсты – того и идея. Штаты вместе с Европой устроили Империи торговую войну после очередного скандала. Сначала отказались от нефти и газа, потом – от угля и руды. Империя стала торговать только с Азиатским Союзом и с Африкой иногда. Верховный подумал, что подарив пару сотен своих мраморных старческих рож другие страны станут лучше к нему относиться. Совсем старик во Дворце головой поехал.
– Откуда у тебя эта информация? По Главному Каналу ничего такого не было.
– Не забывай кто мой папа, братан. Он же рулит всем ДипОтделом. Думаешь, тебе по инфопанели всё расскажут и покажут как есть? Не будь наивным, Стасон. «Правда» по государственным каналам – для рабочих. А истину можно услышать и увидеть только за закрытыми дверями совещаний Совета. Будто ты не понимаешь, как в этой стране делаются дела и что здесь является «правдой».
– В том то и дело, что всё понимаю. Но не могу перестать удивляться.
Церемония закончилась торжественным гимном Северной Империи. Комиссар вывел учебную группу на задний двор Партийной Гимназии. Он вздёрнул левой рукой и посмотрел на запястье. – Товарищи выпускники, до развозки ещё около пяти минут. Объявляю перекур. Теперь вам никто и слова не скажет.
Солнце приятно согревало, ветер уносил угольный смог от столицы, принося прохладу и свежесть со стороны залива. Некурящие устроились на мягкой траве в тени раскидистых кустов сирени. Остальные заняли уютные деревянные лавочки под навесами.
Костя достал хромированный портсигар с потёртой от времени гравировкой. Стас с интересом разглядывал диковинку. – Костян. У твоего отца ещё много такого барахла? – он достал из его портсигара импортную папиросу.
– Весь его кабинет таким забит. Часть ты видел у нас дома. Что-то лежит у родственников. Тащит как сорока, отовсюду. Из каждой поездки, что-нибудь, да привезёт. И правильно делает. Такие вещи уже давно никто не делает. Глянь какого он года, – Костя прикурил от спиртовой спички и дал прикурить Стасу.
– Ещё времён Великой Войны. И так хорошо сохранился, – Стас вдумчиво разглядывал затёртую гравировку. Искусно выполненный череп с перекрестием костей в основании. Холодный металл будто разговаривал с ним и приводил в изумление. – Знаешь, Костян. Если бы такую вещицу нашли, ну, скажем, у простого рабочего, ему бы дали не меньше десяти лет рудников. Быть может, и расстреляли, – Стас вернул Косте портсигар.
– Знаю. А нас не тронут. Потому что мы – Партийные.
– Тебя заставляло это хоть раз задуматься? Почему в Империи так происходит? Партийным и их семьям разрешено делать всё что вздумается. А простого человека ждёт холодная бетонная коробка с нарами за малейшее отступление от законов и правил. Вся их жизнь уже расписана Верховным Советом и Общим Гражданским Уставом. Едва ли не по минутам. Голову высоко не поднимай, ходи в строю, на одиночное перемещение проси разрешения у старшего по бараку. А если есть несогласные, то их ждёт рудник или валка леса там, где морозы почти круглый год и снега по самые яйца…
Костя положил руку на плечо Стасу и осторожно сказал: – Говори потише. Ладно я. Мы знакомы с тобой с ранних лет. Остальные же не поймут, и это – в лучшем случае. Помнишь что случилось с Васильевым?
– Конечно помню. Скандал и проверки на целую неделю. И из-за чего? Познакомился с девочкой из рабочеобязанных. Я видел их вместе как-то раз. Очень даже симпатичная, я тебе скажу.
– А что было с ней и её семьёй потом ты в курсе?
– Только слухи. При чём, не самые приятные. Кто-то стуканул куда следует и началось следствие. Меня больше удивило другое.
– То, что Васильева просто перевели в другую Гимназию?
– Просто… Бл*ть… Перевели… Даже не завели дело, как положено. А у бедной девки сломана судьба. И всё почему?! Потому что она – из рабочих.
– Честно тебе скажу, братан. Почему ещё я хочу в международный отдел. Не хочу находиться в этом гнилом городе. Здесь ты становишься зверем. Здесь все думают только о двух вещах: выживании и выслуге. Оглянись. Эти стены из бетона с пулемётными башнями вокруг города, кругом патрули Гвардейцев. Пропускные пункты между кварталами. От кого мы защищаемся? Или контролировать кого пытаемся? Устав с Партией твердят, что это нужно для порядка и безопасности. Но все прекрасно понимают для чего всё это на самом деле. Но это не всё. Если ты не в Партийном кителе, тебя будут проверять на каждом углу патрульные. Если будешь ходить по форме, то тебя сожрут глазами простые люди. Уж лучше уехать подальше отсюда.
– Доставай флягу, мужик, – сказал Стас. – Неправильно это всё. В людях, будто, не осталось ничего человеческого. Я тоже не хочу здесь оставаться. Но и не хочу быть в Партии в принципе. Единственное место, где меня меньше всего будет грызть совесть – это отдел НарХоза. Уехал бы руководить продкомплексом. В самую далёкую и всеми забытую дыру. Чтобы хоть для кого-то что-то сделать хорошего. Просто подальше от всей этой грязи и несправедливости в столице, – он сделал протяжный глоток, откинулся на лавочку и расслабленно выдохнул.
– Вот. Уже появились здравые мысли. Думаю, из тебя получится хороший управляющий в поле, – Костя забрал флягу и допил остатки.
От водки сделалось тепле и легче на сердце, Стас расплылся в улыбке и захихикал. – Забавно получится. Я представил, как скажу отцу о своём решении.
– Стасон. Правильно сделаешь. Это твоя жизнь. И Андрей Евгеньевич должен это принять. Его желание держать тебя ближе к себе, лично мне, понятно. Он за тебя волнуется, как и любой отец. Но он должен уважать твой выбор. Вот что самое главное.
Из за угла Гимназии раздался металлический скрежет и ворчание дизельного двигателя. Распахнулись массивные ворота, на задний двор въехал бронеавтобус. Белая краска на кузове блестела как горный снег. Лобовые флажки с бело-синим медведем развевались на тёплом июньском ветре.
