Нужно было хоть кому-нибудь поплакаться в жилетку, ну не родителям же, в самом деле. Они немолоды и не вынесут такого в судьбе единственной дочери.
В учительской Ирина поделилась несчастьем. Услышав много рекомендаций, она первым делом взяла адреса и телефоны двух адвокатских контор. В обеденный перерыв она позвонила по первому номеру. В телефоне раздался мягкий альт:
– Адвокатская контора. Слушаю вас.
– Здравствуйте! Мне нужна консультация адвоката по вопросу купли и продажи недвижимого имущества.
– Какое время вас устроит?
– Если можно, то сегодня после обеда.
– К сожалению, сегодня все адвокаты заняты, – ответила секретарь, – и принять вас не смогут.
В итоге, Ирина договорилась о встрече с адвокатом на утро следующего дня и записала адрес и номер кабинета.
После работы она решила прогуляться по любимому Александровскому парку от Сенатской площади с Медным Всадником до Дворцовой площади. Ирина посидела на лавочке у фонтана, пока не умиротворила свой дух, и пошла бродить по аллеям. Каждую весну она приходила сюда и наслаждалась ароматом жасмина. Время цветения садов давало ей стимул жить и поднимать без отца детей. Она шла по знакомым аллеям, посыпанным песком, до здания Адмиралтейства. Остановилась у бюста Гоголя, размышляя о страшных людях, а возле памятника Лермонтову вспоминала стихи поэта. Ей так хотелось забыться…
Домой она вернулась, когда сгустились сумерки, так как не хотела лишнюю минуту находиться в аду. И она была права.
Открыв дверь, она поняла, что сражение будет тяжёлым: или она найдет средства, чтобы избавится от налетевших оккупантов, или предложит им выкупить свою часть жилья.
Вход в её комнату был завален барахлом из соседней комнаты, ванной и кладовой. Банки с соленьями и вареньем побились, густой сахарный сироп стекал по её вещам. Мыло, шампуни и средства по уходу за кожей просто сгрузили в кучу. Она и не подозревала, что в шкафах может храниться столько вещей.
Сквозь слёзы Ирина стала разгребать вещи и припасы, сходила за коробками в соседний магазин и упаковывала всё, как смогла.
Наконец она добралась до двери, вошла в комнату и, уставшая, свалилась на кровать. Только она провалилась в сон, как у соседей заиграла музыка, да так, что затряслись стены.
Она выскочила из спальни, постучала в аннексированный зал, но никто ей не открыл. Ирина дёрнула ручку и поняла, что в комнату поставили замок. И ей стало уже всё равно, что за звуки окружили её и взяли в плен. Они были лишь малой частью той нереальной реальности, в которую она попала.
И сквозь топкое небытие она поплелась в свой угол. Первый раз в жизни она не смогла заснуть.
Период белых ночей закончился, но полная луна нагло вошла в окно, чтобы разбросать тени по стенам от нагромождённых в комнате мебели и вещей, заставив почувствовать, как жизнь придавила её комодом, журнальным столом и трёхстворчатым шкафом, переполненным выше крыши предметами, вынесенными из зала.
Утром Ирина поехала на автовокзал и встретила сыновей, которых бабушка отправила под охраной своей подруги, пожелавшей навестить свою дочь в Северной столице.
– Мама, мамочка! – дети бросились обниматься.
Вернулись мальчишки загорелые, счастливые. Было видно, что каникулы прошли весело. Ребята были подросшие, с лишним килограммом веснушек и отросших вихров цвета червлёного золота.
– Мои вы хорошие. Выросли-то как, повзрослели. Мои вы сладкие! – Ирина целовала близнецов, а сама напряжённо думала, как объяснить детям то, что произошло у них в доме.
«Скажу, что ремонт затеяла», – подумала она и успокоилась.
Ирина так и не смогла вчера наготовить любимой её детьми еды, и решила забежать с ними в магазин, побаловать сыновей вкусненьким. Пока они ходили по торговому центру, мальчишки наперебой делились летними впечатлениями, а Ирина снова решала, как ей оставить детей хоть на часок одних.
Убегая в адвокатскую контору, она наказала близнецам, чтобы из комнаты не высовывались, пока она не вернётся.
У нее была надежда взять недельный отпуск до первого сентября и желание пристроиться с детьми на пару недель к подруге.
Дети есть дети. Лёша и Толя, увидев в квартире бедлам, особенно не удивились. А что, ремонт же! Дело житейское. Едва мама заперла за собой входную дверь, близнецы вышли из комнаты на кухню, походу дёрнув ручку на двери зала. Но она была закрыта.
Заветная цель любого ребёнка – ревизовать холодильник. Увидев агрегат, братья сразу же навострили лыжи к нему.
– Ух, ты – арбузик! – восхитился Лёша.
– Холодненький, – потёр ладони Толя.
На нижней полке стояла глубокая салатница до краёв заполненная арбузными треугольными дольками.
– Наша мама молоток! Предусмотрительная…
– Ага! Это же мама…
Они брали за зелёную запотевшую корку приятные на ощупь холодные треугольники. Вгрызались в алую пористую мякоть. Выдавливали языком сок. Выплёвывая косточки, глотали и глотали. Даже мороженое не бывает вкуснее.
Ребята сопели и причмокивали. Сладкий сок тёк по рукам, капал на кафельные плитки пола. Детские лица сияли от счастья.
Бросая арбузные остатки в мусорное ведро, как в баскетбольное кольцо, они соревновались, кто не промахнётся. Корки разлетались по всей кухне, но некоторые всё же попадали в цель. Дети не особо волновались насчёт чистоты: ну, во-первых, отвлекаться от следующего куска не хотелось. Во-вторых, а чё, ремонт же. Всё равно всё валяется в беспорядке.
Близнецы ели синхронно. Закончилось тем, что на тарелке остался один кусок. Близнецы потянулись к нему одновременно. Тарелка с арбузным соком и воспоминаниями всё ещё стояла в холодильнике поверх салатницы.
Маленькая заварушка, пара толчков в бок, неверное движение – и посуда, соскользнув с полки, ударилась о выступ внизу и осколками разлетелась по испачканному кафельному полу. Спорная долька арбуза, развалившись пополам, осталась в руках близнецов.
Засунув в рот последнюю мякоть, дети уставились в пол и дружно присвистнули.
– Ой-ой.
– Мамин сервиз.
– Попадёт.
Толя, оглянувшись по сторонам, нашёл чугунную утятницу.
– Ого, тяжелая.
– Неважно, соберем туда осколки.
Мальчики побросали на тёмное с металлическим блеском дно осколки белого фарфора, и закрыли крышкой, чтобы уж точно мама нескоро увидела.
Лёша предложил поставить утятницу повыше, в подвесной шкаф. Но он был переполнен, и близнецы, встав на табуретки, долго возились, чтобы скрыть улики, втиснув злосчастную утятницу между сахарницей и банкой с пшеном. Она вошла наполовину и удерживалась на полке на честном слове. Дверца шкафчика осталась приоткрытой.
– Это ещё что? – раздался позади них высокий мужской голос.
Вздрогнув, близнецы спрыгнули на пол. Лёша соскочил удачно, а Толя с табуреткой полетели в разные стороны. Выпрямившись, мальчики бросились бежать.
Мужчина совсем, ну прямо совершенно, голый хотел схватить Толю за майку, но мальчик вовремя отклонился и увернулся. Толстяк, неудачно ступив на арбузную корку, растопыренной ладонью прочертил в воздухе зигзаг и грохнулся всем телом на грязные бежевые плитки. Проехав животом по арбузным остаткам, он закричал практически женским сопрано:
– А-а! Черт бы вас побрал! Ссыкуны, я вас обоих прибью, сейчас же!
Следом на крик выбежал второй, и тоже голый, амбал:
– Ва-а-сечка…
Не успев сказать больше ни слова, он поскользнулся. Удерживаясь на ногах, он несколько раз взмахнул руками, развернулся, наклонился, резко выпрямился и врезался головой прямо в подвесной шкафчик со злополучной утятницей. Ударившись плечом о приоткрытую дверцу, он рухнул на пятую точку, а на верхней полке шкафчика зашаталась тяжёлая чугунная утварь.
– Пашуля, держись!
Лёша и Толя, убегая, услышали позади глухой шлепок об пол, крик «а-я-яй», грохот металла о керамическую плитку и гробовое молчание.
Запершись изнутри, Лёша и Толя на всякий случай подтащили к двери стул и пододвинули мамин комод. Толя прислушался, что там за дверью и, услышав неясные звуки, произнес, слегка запыхавшись:
