День первый

Продавщица мясного отдела не отличалась особым чувством такта. Это были издержки профессии, которые непосвященный обыватель мог бы назвать хамством. Но если вы каждый день видите отрезанные свиные головы, то ваша вера в добро и красоту мира рано или поздно может пошатнуться. Кроме того, у женщин-продавцов тоже случаются дни, когда они бывают склонны к капризам. Именно в такой непростой день Илья Федорович Брагин подошел к прилавку мясного отдела. Как назло, работница торговли внешне полностью оправдывала навязчивый стереотип – яркий макияж, крашеные белокурые волосы под чепцом и пышный бюст под фартуком. Брагин приветливо улыбнулся.

– Добрый день! Извините, у вас в продаже есть сосиски?

Продавщица смерила Брагина особенным взглядом, сигнализирующим возможное развитие конфликта.

– Сколько надо? – спросила она профессионально-задиристым голосом.

– Мне бы полкило куриных, – скромно ответил Илья.

– Куриных нет, только свиные! – прозвучал ответ.

– Спасибо, свиных не требуется, – смиренно попрощался Брагин.

Он уже отошел на несколько шагов, когда за спиной раздалось:

– Верующий, что ли? Или свинью жалко?

Насмешливый тон не оставлял путей к отступлению. Брагин неохотно обернулся и, едва сдерживая сарказм, произнес:

– Жалко, но не каждую.

Уже потом, стоя возле с прилавка с овощами, Илья пожалел, что не сдержался. «Мог бы пропустить мимо ушей, – пристыдил он себя. – Подумаешь, чуточку нахамили, ну и что? Бывают вещи и похуже».

А вещей похуже Брагин повидал за свою жизнь немало. Исполненный твердой решимости больше не поддаваться на провокации, Илья направился к кассе. Он успел занять место в первых рядах покупательской колонны, втайне порадовавшись этому факту, потому что очередь с каждой секундой приобретала патологические размеры и формы. Во главе колонны стояла сморщенная старушка, которая медленно, почти в состоянии анабиоза, складывала товар в плетеную сетку. И хотя общеизвестно, что скорость и старость – понятия взаимоисключающие, тем не менее кассирша демонстративно закатывала глаза:

– Давайте уже побыстрее, бабуля, задерживаете тут всех!

Пожилая женщина, задрожав от волнения, попыталась ускориться на финише, при этом лишь сильнее запутавшись в лямках.

– Ну когда вы там уже закончите? – кассирша брезгливо следила за бабушкиными муками, словно старость – это заразная болезнь.

Старушка, с горем пополам запихав продукты в сетку, стала трясущимися руками выковыривать деньги из кошелька. Несколько монет, как и ожидалось, просыпались на пол.

– Господи, совсем, что ли, руки дырявые! – ядовито процедила кассирша

– Извини, внучка, – жалобно донеслось откуда-то из бабушки.

«Главное – сохранять спокойствие», – уговаривал себя Брагин, наблюдая за происходящим.

В табличку с надписью «Касса образцового обслуживания» он уже не верил.

Старушка протянула руку за кассовым чеком, который был небрежно брошен в ее сторону.

– Следующий! – громогласно объявила кассирша, давая понять бабушке, что ее время окончательно истекло.

– Спасибо, внучка! – пожилая женщина подобрала чек и с видом побитой собаки покинула эшафот.

Когда очередь дошла до Брагина, он уже успел надеть солнцезащитные очки.

– Почему у вас лобстеры такие мелкие и мохнатые? – Илья возмущенно ткнул в кассиршу пучком морковки, смотря куда-то в сторону.

Кассирша нервно отмахнулась от пучка, но ответила «слепому инвалиду» на удивление сдержанно:

– Молодой человек, это морковь.

– Морковь?!

Брагин неожиданно откусил кусок и смачно захрустел.

– Точно, морковь! Ну хорошо, сегодня буду есть морковь!

Кассирша испуганно посмотрела на «слепого» и пробила оставшийся товар – бутылку шампанского с тортом. Между тем Илья начал входить в роль.

– Помогите сложить продукты, – капризно потребовал он.

– Я вам, что, нанялась, что ли! – «образцовое обслуживание» снова дало себя знать.

Очередь, испытывая запоздалые муки совести из-за линчевания старушки, начала бурлить от негодования. «Совсем наглые стали! Инвалида обслужить не хотят! Вот раньше такого безобразия в магазинах не было!» – привычные фразы народного гнева начали сотрясать стены магазина.

Кассирша, находясь под давлением общественности, послушно сложила продукты в пакет. Брагин достал портмоне и высыпал купюры с мелочью прямо на ленту.

– У вас, что, рук нет, что ли? – громко возмутился он под звон падающих монет.

В очереди снова укоризненно закачали головами, наполняя карму кассирши пожеланиями долгой и мучительной смерти. Последняя, закусив губу и уже чувствуя нездоровое покалывание в сердце, быстро подобрала деньги, выбила чек и нежно уложила сдачу в руки Брагина.

– Спасибо за покупку! – голос ее был тих и полон раскаяния.

Илья снял очки и посмотрел на кассиршу ясными глазами.

– Благодарю за образцовое обслуживание! Ведь можете, когда захотите.

Брагин вышел на улицу и с наслаждением втянул ноздрями свежий майский воздух. Стоял 2001 год. Пахло новым тысячелетием.

«Теперь главное – не застрять в пробке, – пожелал он себе. – Хотя бы не сегодня».

Через час потрепанные «Жигули» въехали во двор старого жилого района, похожего на многие другие районы Москвы. По периметру стояли ветхие многоэтажки с балкончиками. На каждом балкончике хранились, а точнее разлагались во времени семейные сокровища – одинокая лыжа, дверь холодильника, кусок оконной рамы и обязательно какая-нибудь старая облупившаяся штука из разряда «жалко выбрасывать».

Посреди двора находилась игровая площадка с песочницей. Песочница была набита детьми, сидевшими в ней как стая растрепанных воробьев. Рядом на скамеечках расположились молодые мамы, которые, расставив полукругом коляски, строгими окликами пресекали всяческие попытки детей вырваться за границы песка. Это зрелище всегда напоминало Брагину армию грозных персов с боевыми колесницами, окруживших отряд маленьких непослушных спартанцев. Илья захлопнул дверь машины и еще раз вдохнул весенний аромат. По пути к подъезду он подал мяч, отскочивший от взмыленной группы мальчишек, с наигранной строгостью погрозив пальцем старшему из них:

– Вовка, чтоб на дорогу мне с мячом не выбегали!

– Хорошо, дядя Илья, не будем! – прозвучало клятвенное обещание, в которое ни Брагин, ни сам Вовка не верили.

Илья зашел в подъезд и нажал прожженную кнопку лифта. Двери открылись со зловещим скрежетом, будто вход в преисподнюю. Внутри на стене был приклеен листок школьной тетради, на котором кто-то вывел каллиграфическим почерком: «Не хотелось мне это писать, но прошу я вас в лифте не ссать!»

Лифт завизжал, как слон, которого тянут по отвесной скале на тонких веревочках, и начал, дрожа, подниматься вверх.

На лестничной площадке Илья столкнулся с пожилым соседом в круглых очках и в поношенном, но аккуратном костюме с бабочкой.

– Добрый день, Лев Аркадьевич! – поздоровался Брагин.

– Мое почтение! – учтиво ответил старичок.

– В лифте ваш опус?

– К сожалению, да, – в голосе соседа действительно звучало сожаление.

– Лев Аркадьевич! – Брагин развел руками, словно удивляясь. – Вы же учитель русского языка и литературы!

Сосед заволновался, поправляя на переносице очки:

– А что, есть орфографические или стилистические ошибки?

– Ни одной, – уверенный вид Брагина не оставлял сомнений в высоком профессиональном уровне учителей русского языка.

– Тогда честь имею! – с облегчением ответил Лев Аркадьевич и, кивнув на прощание, исчез в чреве лифта.

Илья проводил взглядом соседа. Лев Аркадьевич всегда напоминал Брагину его первую учительницу, тоже принадлежавшую послевоенному поколению учителей-идеалистов, считавших, что воспитание и забота о детях являются самыми главными задачами общества.