Но, как все малыши, ее ребенок рос. В ширину и в длину. Становился более и вместе с тем менее очаровательным. Начал ходить, но не разговаривал до тех пор, пока не были пройдены согласованные с медицинской точки зрения этапы речи, потому что у него была психологическая связь с матерью, которая могла интуитивно уловить его потребности по его взгляду или положению рук. По сути, в тот момент жизни мальчика она была единственным человеком во всем мире, который мог понять его, понять этот невысказанный язык, на котором говорили только они двое. Он плакал, когда за ним пыталась присмотреть подруга семьи, плакал, когда мать нашла ему няню, плакал, даже когда она оставила его с мужем, потому что ей нужно было пойти за продуктами, и она просто хотела по-настоящему насладиться покупками: взять кофе и поставить в маленький держатель сбоку тележки, и по-настоящему изучить все продукты, как следует рассмотреть их, потрогать, не торопиться. Ей хотелось всего-навсего совершить один поход по магазинам для себя, но в итоге пришлось все равно идти вместе и упаковать сумку с пеленками, детской едой, салфетками, бутылкой воды, сменной одеждой и набором игрушек. Может, надо было взять еще и книгу? Мальчику было без нее плохо, пусть даже с ним оставался его родной отец, которого никогда не было дома, и они наконец-то могли бы побыть вдвоем – но нет, этого ребенку не хотелось.
Да, она была по-настоящему хорошей матерью, одной из лучших.
Вот и еще одно доказательство, до чего хорошей она была: эта ее сверхъестественная способность просыпаться, просыпаться и снова просыпаться, ночь за ночью, с того самого дня, как мальчик появился на свет. Ее муж – благослови его Господь – тяжело переносил нехватку сна, но она, к своему удивлению, быстро привыкла, как если бы она не спала всю жизнь, как если бы всегда просыпалась по нескольку раз за ночь и вставала в пять тридцать, как если бы была на это каким-то образом генетически запрограммирована. Хоть она и была по-настоящему измотана этой жизнью, как ни удивительно, не уставала. Переутомленная, доведенная до предела, измученная и несчастная, постоянно на грани, каждое утро она вставала и оставалась в вертикальном положении в течение всего дня, полураздавленная фантастической способностью просто не спать, как спала когда-то.
Я не устала! – говорила она в самые мрачные рабочие дни и продолжала так говорить спустя целый год, проведенный практически наедине со своим юным подопечным, и ее взгляд был изумленно-ясным.
Все хорошо! – чуть нерешительно повторяла она, ни к кому не обращаясь, и все действительно было хорошо. Она гуляла по окрестностям с воркующим свертком, привязанным к груди. Качала его, дремала с ним, готовила и убирала. Иногда она спала, по большей части, конечно, нет, но все было хорошо, а потом мальчику исполнилось два, и в ней опять что-то повернулось.
Она не хотела становиться Ночной Сучкой, ни за что бы не выбрала такой вариант, если бы у нее в самом деле был выбор. А ее муж – она совсем не хотела на него злиться, она любила, она по-настоящему любила его. В наши дни это так сложно представить. Конечно, были причины, по которым она полюбила своего мужа, несмотря на его чрезмерный рационализм. Она была – по крайней мере, какое-то время – художницей, и поэтому ей казалось, что ее муж каким-то образом отличался от других инженеров, обычных, и это на самом деле было так. Когда она впервые его встретила, еще учась в аспирантуре, он работал в местной компании по разработке ДНК-технологий и снимал комнату с другим молодым человеком, худым, бледным, лет двадцати с небольшим, не слишком разговорчивым, предпочитавшим общению с людьми – компьютер. Она была заинтригована его работой. Как, спросила она, ты разрабатываешь ДНК? Ты какой-то волшебник? Его приводили в восторг эти вопросы, и он давал пространные ответы, полные специфического жаргона, а она щурилась, кивала и задавала новые.
Он приходил на ее художественные выставки и восхищался ее работами, насколько мог восхищаться специалист по разработке ДНК. Он был приятен в общении. Он сам себе нравился. Но по-настоящему она влюбилась, увидев то, что он называл своей Папкой.
Хочешь посмотреть на мою Папку? – спросил он однажды вечером, когда его сосед по комнате тихо убивал ниндзя на своем компьютере – в наушниках, потому что был вежлив. Компьютер ее будущего мужа стоял в другом углу гостиной, и он предложил ей сесть к нему на колени, а затем открыл небольшую желтую папку на нем, в которой содержалось более восьмидесяти тысяч файлов.
Здесь я храню все интересное, что нахожу в Интернете, сказал он и начал пролистывать файлы один за другим без объяснения причин. Короткое видео, в котором обнаженная женщина выпускает газы в замороженный шоколадный торт. Отфотошопленный милый белый щенок с человеческими глазами и зубами. Голый мужчина в маске мочится на кучу плюшевых игрушек. Толстый кот на беговой дорожке. Старик с кактусом в заднице. Мужчина, покрытый кусочками хлеба, лежит на пляже, вокруг него кружит стая чаек. Ленивец с открытой записной книжкой сидит за партой. Секс-куклы, фурри[2]. Странные люди и странные ситуации, необъяснимые, забавные, сбивающие с толку, тревожные. И фото, заинтересовавшее ее больше других: две голые японки, сидящие на корточках и писающие на маленького осьминога, который, по понятным причинам, извивается, пытаясь от них уползти.
Ого, сказала она.
Бедный осьминог, сказал он.
Зачем они это делают? спросила она.
Наверное, им это нравится, ответил он. Я понятия не имею, почему.
Другой человек мог быть оскорблен или встревожен демонстрацией такой коллекции, но она – нет. Напротив, ее привело в восторг, когда ее муж, тогда просто странный мужчина, которого она только начинала узнавать, говорил ей: «Ты только посмотри на этих странных людей!» – и в его словах не звучало ни намека на осуждение или презрение, лишь чистое изумление. Вот что она полюбила тогда и страстно любила до сих пор – его способность восхищаться всеми отклонениями и причудами человеческого поведения. Возможно, это было лучшее качество, которым мог обладать человек, – она поняла это в тот момент, когда сидела у него на коленях, и именно тогда решила, что выйдет за него замуж.
Итак, он был инженером, у него была Папка, и коллекция жутких чучел животных, стоявшая на комоде (у некоторых были неправильно пришиты головы), и плотоядная лягушка по имени Хопкин, жившая в аквариуме у его кровати. С тех пор как она влюбилась в него, лягушка умерла, он поменял работу, но Папка осталась, хотя они не просматривали файлы уже много лет, потому что она больше не могла видеть такое с тех пор, как появился ребенок. Человечности и других подобных качеств в ней теперь было очень много, слишком много, после рождения сына.
Она больше не отдыхала как следует, не ела как следует, ничего не делала как следует. Она была постоянно уставшей, капризной и беспокоилась о своем теле, о том, менялось ли оно и, если да, что означали эти изменения. И она боялась ночей, тех долгих темных ночей, и обещала себе, что не будет кричать, когда мальчик проснется, но все-таки кричала. Потом извинялась, прижимала его к себе, говорила «тсс», «прости меня» и «все хорошо».
Она так устала, вот в чем было дело.
Тебе надо просто перестать беспокоиться о росте волос или о чем-то еще и настроиться на работу, посоветовал ей муж перед тем, как снова уехать. У всего должна быть схема, понимаешь? Составь план. Составь расписание. Относись к этому, как к своей работе.
Еще он сказал, что счастье – это наш выбор.
Ей хотелось что-то сказать или, может быть, изо всей силы ударить его по лицу, но она постаралась принять его слова ближе к сердцу. Он ведь хотел как лучше. Может быть, он прав.
И вот, хотя снова был понедельник и ее муж снова уехал, она выбрала счастье. Она была полна решимости преодолеть свою одержимость, отказаться от негативных мыслей, в том числе о превращении в собаку (даже несмотря на то, что полоска черной шерсти разрослась и удлинилась), мрачных сценариев, ипохондрии и поисков в Интернете. Она составила недельный график. И меню.
