Я решила открыть сумку, глянуть, что там.

Ничего особенного, только самые обычные ампулы с обезболивающим. Странный набор… А бинты? А антисептики? А стандартный набор для инъекций – от сердечных заболеваний, давления и прочее? А таблетки? Если, конечно, это и впрямь походная аптечка для экстренных случаев.

Одна из ампул пуста. С чего бы человеку стали делать обезболивающее прямо на поле? Даже если перелом? Сначала нужно его диагностировать, а это делается в медпункте.

Я, конечно, не большой специалист в спортивной медицине. Но все же…

Алгоритм, насколько я знаю, таков: игрок получает травму, медики выносят его с поля к себе и там уже оказывают первую помощь. На поле вызывают запасного игрока, и матч продолжается. А тут… Принесли в медпункт и решили обезболивающее сделать? Нога, кстати, и впрямь травмирована – уже успела опухнуть.

Любопытно получается. Утащили с поля живого человека – а в медпункте уже мертвый. Или по пути…

Могли его отравить? Вполне. Но, правда, очень-очень странно.

Кому это нужно? Зачем? Обычным обезболивающим?

В коридоре раздался приглушенный звук шагов.

Я действовала на уровне инстинктов. Скользнула за смежную дверь, оставив себе щелочку для обзора, и затаила дыхание, надеясь на то, что шаги утихнут и люди пройдут мимо медпункта.

Не повезло, идущие по коридору зашли в медпункт.

Я сконцентрировалась, обостряя восприимчивость, и попыталась разглядеть, кто же зашел навестить тело несчастного Рудникова.

Одним из визитеров оказался Глухалов.

Сначала я увидела его форму и часть лица, вполне узнаваемого, потом услышала слабо знакомый голос – все-таки он сравнительно недалеко от меня был на трибунах. И не молчал.

При первой же реплике я испытала настоящий шок:

– Что, он точно готов? – спросил тренер раздраженно.

– Сам проверь, – откликнулся его собеседник, которого я идентифицировать не могла. Не видела, а голоса раньше не слышала.

Я увидела, как Глухалов наклонился над трупом и просто ткнул его пальцем. Грубо как-то.

Реакции, конечно, не последовало, Рудников точно был мертв.

– Сдох, – констатировал незнакомец.

– Угу, – согласился тренер.

Они отчего-то замолчали, я напряглась.

– Надеюсь, наш человек все сделал по плану? – поинтересовался Глухалов.

Ну, очень интересно. Значит, тренер – вовсе даже и не безобидная овечка, за жизнь которой опасается жена. А целый зубастый волк.

Я еще сильнее напрягла слух, пытаясь не упустить ни вздоха и запомнить каждую интонацию. Потом обдумаю.

– А ты сомневаешься?

– Я не хочу проблем.

У вас уже они есть, причем большие, ребята.

– Кто их хочет, Вася, скажи мне? – обманчиво мягко поинтересовался незнакомец.

– Никто.

– Тогда к чему такие вопросы?

– Я должен быть уверен.

Собеседник Глухалова недовольно хмыкнул.

– Он вколол ему яд, который спровоцировал сердечный приступ. Все четко, не надо так волноваться.

– А я не могу не волноваться! – вспылил тренер. – Нам еще предстоит закончить дело!

Какое дело? Все более интересные подробности открывались мне в моем укромном местечке. Все-таки правильно говорят: иногда подслушивать полезно.

– Я понимаю, Вася, я все прекрасно понимаю. Тебе страшно. Ты когда-то ее любил. Но она сама сделала свой выбор.

Тренер немного помолчал.

– Мы с ней все-таки близкие люди… Не чужие…

Стоп, они что, говорят про Веру? Про Веру, которая хотела спасти этого несносного засранца, планирующего, если я правильно поняла, ее убить?

Прямо сейчас? Над телом собственного игрока, в смерти которого напрямую замешан?

Ну что за бред?!

Я была возмущена до предела. Но сдержалась: вмешаюсь – все испорчу. А доказать этот разговор…

М-да, плохо я подготовилась, стоило бы записать на диктофон. Но кто же знал, что техника тоже понадобится?

Я все-таки не частный детектив, а телохранитель. Моя задача – охранять тело этого вот… нехорошего человека.

Впрочем, теперь задача изменилась: Глухалова и его сообщника нужно поймать с поличным. Желательно сдать соответствующим органам. Чтобы ответили за смерть парня, чтобы рассказали о своей афере…

– Жена, не жена, я скажу тебе еще раз – она сделала свой выбор. И точка. Ты уже все решил, Вася.

Вася… что же ты творишь? Веру было жаль: наивная женщина задействовала свои связи, вышла на меня, наняла меня за немаленькие, между прочим, деньги… Чтобы защитить мужа… А тот…

Бр-р, противненько!

Глухалов вновь появился в поле моего зрения, осматривая, как и я буквально недавно, левое бедро Рудникова.

– Он что, не мог сделать так, чтобы следа не осталось? – тренер был явно возмущен. И раздражен.

Теперь мне была понятна причина его дерганий на поле во время игры. Ведь он запланировал настоящее убийство!

– Как, можешь сказать? В грудь волосатую целиться? Или в затылок иголкой тыкать? – съехидничал его собеседник. – Хорош придираться, никто не узнает об этом.

– Ты уверен?

– В морге, куда его повезут, все патанатомы куплены. Наши ребята. Кто бы ни был на смене, ничего лишнего не напишет. Сердечная недостаточность – и точка. Может, на игре понервничал. Может, ногу повредил – и на фоне болевого шока.

«Интересно. Взятки? Сколько людей они затянули в свою грязную игру? Опасно, очень опасно», – предупредила я сама себя.

– Тогда ладно.

– Так что?

– Что?

– Отдаем полиции этого красавчика? – Собеседник Глухалова усмехнулся, в его голосе сочился яд.

Тренер судорожно вздохнул.

– Не держать же его здесь, завоняет скоро на весь стадион.

Его явно выводила из себя сложившаяся ситуация. А может, он бесился из-за того, что не по добровольному желанию ввязался в эту затею. Ведь Вера говорила о том, что он не хотел участвовать в договорных матчах, но директор на этом настаивал. Что, если это шантаж? И Глухалов не убийца, а тоже жертва?

Любопытно. Но чем можно шантажировать тренера? Да так, что он влез в такое грязное дело, как убийство? На мой взгляд, оформить проигрыш команды можно было и не такими криминальными методами. Выпусти игрока послабее, подкупи или припугни ведущего в команде – и победа в руках конкурентов.

– Не переживай, Вася, он получил по заслугам, ты же знаешь.

«По заслугам? Чем провинился футболист провинциального клуба далекого Тарасова?»

– Да, да…

Глухалов отозвался как-то очень неуверенно.

Они выдержали паузу, видимо, проверяли, нет ли кого в коридоре, и так же молча вышли.

Я выдохнула. Наконец-то смогла нормально дышать, не боясь, что предательская физиологическая необходимость выдаст мое присутствие. Между прочим, медпункт располагается достаточно далеко от коридоров, по которым частенько ходит народ. Потому здесь очень тихо.

Несколько озадаченная услышанным и возникшими в связи с этим многочисленными вопросами, я вышла из смежной двери и покинула медпункт.

Быстро сориентировавшись в здании, благо на зрительную память никогда не жаловалась, направилась к кабинету Макса, надеясь, что застану его там.

Я постучала в дверь, но не получила ответа. Зато услышала резкий голос Макса: он с кем-то общался в довольно-таки жесткой командной форме, отдавал приказы, что ли.

Я осторожно открыла дверь и юлой проскользнула в кабинет.

Макс говорил с кем-то по телефону:

– Да, мы готовы отдать его тело «Скорой» или полиции.

Молчит, выслушивая собеседника. Ведь бывают же телефоны с громкими динамиками! Вот бы подслушать… Но нет, ничего не слышно, как ни напрягай слух.

– Да, он точно мертв, я же сказал: «тело».

Опять он замолчал.

– Да, в медпункте, да.

Он вздохнул и знаком показал мне присесть.

Пожав плечами, я выполнила молчаливый приказ.

Дальше он только говорил отрывистое «да» и долго выслушивал реплики невидимого собеседника.

Я начинала понемногу терять терпение, но понимала при этом, что Макс не виноват. У него сейчас такой аврал, я думаю, из-за этой случайной смерти. Знал бы он, что это убийство.