— Тебе это когда-нибудь надоедает? Вся эта «позвольте мне броситься на вас и, надеюсь, вы соберете осколки» штука? Ты выглядишь отчаявшейся и это не так мило, как ты думаешь, — я мог бы выразиться и мягче, так как был внутри нее всего несколько часов назад.

Аманда всегда была моей слабостью. Она не заморачивается и всегда согласна, поэтому я постоянно пользовался возможностью. Больше нет. Мне плевать, если Кеннеди меня ненавидит. Я больше не буду так использовать Аманду.

Сегодня я поскользнулся и вернулся к своей старой рутине после того, как мы с Кеннеди поспорили в коридоре школы. Я никогда не был тем, кто придумывает оправдания, и не планирую начинать сейчас. Я сделал то, что сделал, и ничего не могу поделать, чтобы это изменить. Теперь я живу с последствиями своих действий. Единственное, что могу сделать, это попытаться еще раз доказать Кеннеди, что сожалею.

В комнате становится тихо, слишком тихо. Я смотрю только на Аманду, пытаясь довести свою мысль до конца. Ее глаза начинают слезиться. Хотя я и чувствую некоторую форму раскаяния, знаю, что это единственный способ доказать ей, что мои слова правда.

— Ты засранец, Грэм. Ты это знаешь? — говорит она, прежде чем дать мне пощечину с яростью, на которую способна только обиженная женщина.

Я оглядываю комнату и вижу, что все взгляды устремлены на меня, но не могу найти в себе сострадания к Аманде. Я привык быть таким парнем, но это, кажется, не удерживает девушек от попыток забраться ко мне на колени при каждом удобном случае. Сомневаюсь, что это публичное представление заставит кого-то из них передумать и попытаться залезть ко мне в постель.

Идя через переполненную вечеринку, чувствую, как взгляды прожигают затылок. Их любопытство очевидно. Я выхожу на заднее крыльцо и вижу, как Кеннеди и Вайолет, прижавшись к перилам, разговаривают тихим шепотом.

— Я просто пойду внутрь, — объясняет Вайолет, подмигивая мне.

Чертовски очевидно, что Кеннеди рассказала о нашей ситуации своей лучшей подруге по взглядам, которые Вайолет посылала мне всю неделю.

Я стою рядом с Кеннеди, и мы молчим, пока я не нарушаю тишину.

— Я не собираюсь извиняться перед тобой, потому что знаю, что это ничего не изменит. Я сожалею о том, что сделал. Просто подумал, что ты должна это знать, — легко объясняю я ясным голосом, чтобы убедиться, что она не пропустит ни одной части моих извинений. Мне нужно, чтобы Кеннеди знала, что я осознаю свою ошибку. Извиняться – это не то, к чему я привык.

— Я слышала, что ты сказал Аманде. Это было нечестно по отношению к ней, ты застал ее врасплох, — шепчет она, проводя рукой по перилам.

Я сделаю все, чтобы заставить ее посмотреть на меня.

— Ты ее защищаешь? — спрашиваю я в абсолютном шоке.

Кеннеди вскидывает голову и удивленно смотрит на меня.

— Я просто знаю, каково это – хотеть тебя и знать, что этого никогда не случится, потому что ты слишком глуп, чтобы понять, что перед тобой. Я просто знаю, что она чувствовала, когда ты выложил ей все это, чтобы она поняла. К счастью, я поняла это еще до того, как переспала с тобой! — Кеннеди выпрямляется и поворачивается ко мне спиной.

— Ты совсем не похожа на Аманду. Это другое! — я прошу ее понять меня.

Кеннеди резко поворачивается ко мне лицом, в ее глазах вызов.

— Объясни мне разницу, потому что я ее не вижу. Ты ходишь и говоришь все это этим бедным девочкам, а меня теперь включили в эту группу благодаря тебе, и ожидаешь, что от нас не будет реакции. Я верила всему, что ты мне говорил. Всему, Грэм, всему до последнего чертового слова. Ты доказал, что я ошибаюсь. Первый небольшой толчок в наших «отношения», и ты прыгаешь с корабля и находишь утешение в штанах Аманды. Ты именно тот, за кого себя выдаешь. Я просто была ослеплена тем, каким мне хотелось видеть.

— Не принижай наши отношения, бросая воздушные кавычки. Я думал, это ты от нас отказываешься. Ты же сама сказала это сегодня в коридоре, так что... — я позволяю этой мысли ускользнуть. Ничего из того, что я скажу, не исправит этого. Теперь я это понимаю.

— Ты прав, я так и сделала. Я ревновала, понятно? Когда Аманда обняла тебя в кафетерии, мне пришлось бороться с желанием вырвать ее гребаные волосы. Я не такая девушка, но иногда ты заставляешь меня чувствовать, что я схожу с ума. — Кеннеди смотрит на меня сквозь ресницы, словно умоляя понять. — Но, Грэм, ты же не сражался за меня. Я боюсь того, что возможно между нами, а ты даже не сражаешься за меня, как будто я не стою твоих хлопот.

— Я сейчас сражаюсь, — возражаю я, хватая ее за руку, но Кеннеди быстро отдергивает ее.

— Слишком поздно Грэм. Может быть, я не стою всех этих перемен для тебя, но могу обещать тебе, что ты стоил их для меня.

Кеннеди уходит, разочарованно качая головой. Я остаюсь один на заднем крыльце.

Слишком поздно. Эти два слова продолжают преследовать меня до конца ночи. Я подумываю о том, чтобы уйти и просто пойти домой. Единственное, что удерживает меня от того, чтобы выйти через парадную дверь, это то, что Кеннеди выпила четыре рюмки водки с Дэном. Я знаю, что должен оставаться здесь достаточно долго, чтобы убедиться, что она доберется домой в порядке или, по крайней мере, что она в безопасности, чтобы остаться.

Ночь проходит медленно, пока я наблюдаю, как Кеннеди деструктивно играет в пивпонг. Она слишком маленькая. Я знаю, что весь алкоголь, который она глотает, сразу же ударит ей в голову. Провожу большую часть ночи, избегая перепихов, которые мне предлагают и оставаясь трезвым. Для меня это впервые. Мне не очень-то нравится находиться в компании буйных пьяниц, когда я трезв. Интересно, я так же раздражающе противен, когда пью.

Смешаться с толпой – это единственное что могу, чтобы следить за ней. Я съеживаюсь каждый раз, когда Крейг или кто-то из других парней кладет на нее руку. Она никогда не оставалась незамеченной, даже когда думала, что это так. Все думают, что она была недостижима... до сих пор.

Видимо, теперь все изменилось.

Казалось, все парни думают, что Кеннеди ценный приз на этой вечеринке и изнывают по ней, надеясь на шанс проникнуть глубоко в нее. Я сижу и смотрю, как парень за парнем обращаются с ней, как с большинством девочек в нашей школе. Если увижу, что еще один из них кладет свои руки на ее задницу, я потеряю контроль. Кеннеди – другая!

— Ты, наконец скажешь мне, что с вами происходит? — спрашивает Марк, плюхаясь на сиденье рядом со мной. Я не спускаю глаз с Кеннеди. Крейг проводит рукой по ее талии. Когда алкоголь впитывается в нее все больше, она все более снисходительна к его прикосновениям.

— Тут нечего рассказывать, брат, — говорю я, вытаскивая телефон из кармана и проверяя время. 1:30. Убейте меня.

— Скажи это себе, потому что ты выглядишь так, будто кто-то порвал твою винтажную майку «Нью-Йорк Янкиз». — Марк громко смеется.

Мои мысли блуждают по тому, что Марк сказал о Кеннеди ранее. Она из тех девушек, на которых ты женишься, из тех, что способны заставить тебя полюбить и забраться глубоко под кожу. Я никогда не думал, что захочу кого-то рядом, что мне кто-то понадобится, но наблюдая за всеми парнями вокруг Кеннеди, понимаю, что она единственная, кого я хочу у себя под кожей и единственная, кого не хочу отпускать.

— Она другая, и я в двух секундах от того, чтобы выбить из кого-нибудь дерьмо, —отвечаю ему честно и сжимаю кулаки. С быстротой молнии в голове проносится мысль кого мне хочется ударить в первую очередь.

— Тогда я рад, что достаточно умен, чтобы держаться от нее подальше, потому что Господь знает, что мне не нужны фингалы от тебя. Я выучил свой урок еще в средней школе. Теперь вернемся к тому, что важно. Что, черт возьми, ты собираешься с этим делать, потому что алкоголь – это тот ингредиент, который заставляет работать очарование Крейга Дэниелса. — Марк указывает на коридор.

Мы смотрим, как Кеннеди поднимается по лестнице, держась за руку Крейга. Она спотыкается позади него и пытается удержать равновесие, прислонившись к стене. Я не знаю, что делаю, когда встаю и следую за ними, оставаясь на шаг позади, как настоящий ревнивый парень. Крейг закрывает за ними дверь, а я прислоняюсь к стене коридора снаружи его комнаты на случай, если я ей понадоблюсь.