Я делаю попытку помочь ей, хватая ее книги. Девушка отталкивает меня прежде, чем я успеваю поднять руку. Остаток часа Кеннеди пытается наверстать упущенное и избегает меня. Несколько раз ее глаза встречаются с моими, затем она резко поворачивает голову. Очевидно, ей нечего сказать мне, но в то же время ее глаза говорят нечто другое. Кеннеди не собирается выслушивать меня, но это не мешает ей интересоваться мной. Если я что-то знаю о девушках, то я прав.

Звенит звонок, и все встают, чтобы идти на следующий урок, кроме Кеннеди. Она ждет, пока кабинет опустеет, и я говорю Марку, что встречусь с ним в раздевалке. Кеннеди собирает свои заметки и кладет их в книгу, пока я изучаю ее со своего места.

Нарушаю молчание как раз в тот момент, когда она встает, чтобы уйти.

— Пожалуйста, поговори со мной, — прошу я со всей искренностью на какую способен.

— О чем тут говорить? — отвечает Кеннеди и даже не смотрит мне в глаза. Это плохой знак, верно?

— Думаю, ты знаешь, о чем мы должны поговорить, Кеннеди.

— О том, как ты сбил меня в пьяном состоянии, и я позволила тебе оставить меня посреди дороги практически убитой, или о том, что ты даже не потрудился узнать, как у меня дела после упомянутой аварии? С чего ты хочешь начать, потому что, насколько я понимаю, нам больше не о чем говорить?

Ладно, я еще больший засранец, чем думал.

Мне становится более понятно, почему она расстроена. Слишком поздно. Я не могу повернуть время вспять, а если бы мог, сделал бы все, чтобы остановить ночь аварии. Мне нечего ей сказать. Хочу придумать хоть что-то чтобы она осталась, и мы смогли поговорить, но все это не исправить. Вместо этого просто смотрю, как Кеннеди уходит.

Последний час в школе проходит очень медленно. Я избегаю разговоров со всеми, даже с Амандой, которая бросается на меня после школы. Она предлагает то, от чего я обычно никогда не отказываюсь, но на этот раз секс не облегчит мое беспокойство. Минет не сможет вытащить меня из этого кошмара.

Прихожу на бейсбольную тренировку с затуманенной головой. Стоя на питчерской горке, я чувствую себя уютно и одиноко. Сегодня все по-другому. Слова Кеннеди постоянно крутятся в голове, когда выбрасываю каждую подачу. Ничто и никогда не отвлекало меня от бейсбола.

До нее.

Глава 11

Кеннеди

— Как прошел твой первый день в школе, дорогая? —пугает меня отец, как только переступаю порог. Не ожидала, что он вернется с работы так рано. Он развалился на диване в спортивных шортах и футболке, как будто только что закончил тренировку.

— Все было хорошо. Что ты делаешь дома так рано? — я смотрю на него, пока папа переключает все телевизионные каналы, не останавливаясь ни на чем конкретном. Он явно избегает смотреть мне в глаза.

— Я просто... — он делает паузу, чтобы подумать о том, что собирается сказать. — У меня просто было несколько дел по дому, так что я ушел пораньше.

Я вижу, что он лжет и отодвигаю это на задний план. Что бы он ни скрывал, это, вероятно, к лучшему. Сейчас, после первого дня в школе, у меня нет сил беспокоиться о чужих проблемах.

Я стою у входа в гостиную, думая о том, что Грэм хочет поговорить о случившемся. Не уверена, что готова к этому. У меня нет объяснения тому, что я сделала для него. Не знаю, как бы я стала ему объяснять, если сама не совсем понимаю. У меня есть тенденция избегать конфронтации. Я унаследовала эту маленькую черту от своего отца, которая объясняет, почему он все еще отказывается смотреть в мою сторону.

— У меня много домашней работы, — говорю я, ковыляя в спальню и оставляя отца переключать каналы.

Я бросаю рюкзак на кровать и иду в ванную, чтобы смыть макияж. Одно дело, когда хожу в школу накрашенной, но бессмысленно сидеть в своей комнате с тонким слоем косметики на лице. Смотрю на себя в зеркало, пока переодеваюсь в свои любимые спортивные штаны. Они единственные, что могу натянуть на гипс, кроме спортивных шорт и юбок.

Стою и смотрю в зеркало на синяки, покрывающие большую часть моего тела. Те, что у меня на руках, на внутренней стороне. По мере приближения к ребрам они становятся больше. Я нажимаю на самый большой синяк на правом боку и вздрагиваю от боли. Осторожно стягиваю майку через голову, чтобы избежать боли, которую вызывает поднятие рук. Схватив костыли, возвращаюсь в постель, где меня ждет комфорт.

Хватаю DVD с книжного шкафа и вставляю его в проигрыватель, прежде чем броситься на кровать. Учеба – это последнее, что мне хочется делать, учитывая смущение, которое испытала сегодня днем с Грэмом. Почему я не могу перестать думать о нем? Не знаю, чего ожидаю или хочу, чтобы Грэм сказал мне. Верить, что он мне что-то должен, смешно, даже я это знаю. Он мне ничего не должен. Может быть, я ищу какого-то раскаяния. Какого-то признака того, что он тот, за кого я его принимаю. В тех редких случаях, когда разговаривала с ним, и во взглядах, которыми мы обменивались, мне казалось, что я вижу в его глазах нечто такое, что мне стоит знать. Очевидно, я все время ошибаюсь.

Просмотр фильмов всю ночь – единственное, что у меня на повестке дня, кроме перерыва на ужин и перекусы. Я прыгаю на одной ноге, чтобы добраться до кухни и взять что-нибудь выпить из холодильника. На этот раз не падаю лицом вниз. Кажется, я уже привыкла к своему состояния.

— Мам, у нас есть кока-кола? — кричу из кухни, где она сидит на диване с отцом и ведет серьезный разговор, который я явно прерываю.

— Посмотри в нижнем ящике. Я только вчера положила туда несколько штук, так что, если ты не выпила их все, они еще должны быть, — кричит она мне в ответ, прежде чем вернуться к разговору. Выбираю, что сделать: прислушаться к их разговору или уйти и решаю, что вернуться в свою комнату явно лучший вариант. Все, о чем они спорят, обычно касается меня, а я не в настроении слушать, как усложняю им жизнь.

Хватаю «Красотку» из кучи фильмов, которые собираюсь посмотреть сегодня вечером, и вставляю диск в проигрыватель. Устроиться с комфортом становится довольно сложной задачей. Для этого мне требуется все время, пока идут титры. Укладываю три подушки под ногой, две подушки за спиной и еще одну под правым боком, чтобы опереться на нее для поддержки. Выгляжу нелепо. Фильм как раз подходит к лучшей части, где Ричард Гир подбирает персонажа Джулии Робертс на дороге, когда слышу звонок в дверь. Я смотрю на будильник и вижу, что уже почти девять. Вскоре раздается стук в дверь.

— Входите, — я нажимаю паузу, отказываясь пропустить какую-либо часть фильма.

Дверь распахивается, и на пороге появляется мама.

— Тебя кое-кто хочет видеть, милая, — тихо говорит она. На ее лице написано удивление и, возможно, раздражение. Не могу сказать точно.

— Кто? — я не ожидала, что кто-нибудь зайдет.

Может быть, это Вайолет, но тогда у моей мамы не было бы такого выражения лица, как сейчас. Вайолет не звонит в нашу дверь уже почти три года, так что, скорее всего, это не она.

— Парень сказал, что его зовут Грэм. Он хочет спросить тебя о домашнем задании. Уже поздно, Кен, — предупреждает мама.

Она отходит в сторону и ведет его в мою комнату, приподняв бровь. Грэм входит, благодарит маму за то, что она позволила ему войти, и уверяет, что его визит не займет много времени. Сейчас самое время протестовать, но я в шоке оттого, что он стоит в дверях моей спальни. Парень занимает слишком много места, заставляя меня чувствовать себя неловко и на грани.

Мама выходит и закрывает за собой дверь, но не раньше, чем оглядывает Грэма. О да, она определенно позволяет себе слишком долго осматривать его. Даже взрослая женщина поражена его великолепным лицом и прекрасно подтянутым телом, которое не скрывают ни обтягивающая черная футболка, ни узкие джинсы. Возможно, у меня нет опыта общения с парнями, но я могу оценить красивого, когда вижу его.

— М-м-м... привет! — Грэм переминается с ноги на ногу стоя возле моего комода. Фильм все еще приостановлен. Он смотрит на экран, потом снова на меня. — «Красотка», да?