— Госпожа, вы оказываете давление, — сказал он. — Мокрозява должна сама сделать выбор: с чистым сердцем и свободным разумом.

Даяна усмехнулась, однако перечить не стала.

— Согласно установленной процедуре, — церемониально сказала она Мире, — ты сейчас будешь подвергнута обработке, после которой станешь полноценной жительницей Азара.

Мира кивнула, чувствуя невольную дрожь: обработка, после которой она станет безопасна для местных. Вспомнилась подруга Найры из Весёлого дома; то, с каким превосходством и презрением она смотрела на Миру…

А следом вспомнилась сцена на острове Серой Хмари, насмешки рыжего, когда островные хотели силой отобрать Миру. «Что ты сделаешь, мокрозяв?» — спросил он у Гая.

— Ничего, — беззвучно прошептала она. — Ничего я не смогу сделать! И так будет всегда… Ненавижу этот мир!

На глаза навернулись слёзы беспомощности. Даяна о чём-то спросила, но, погружённая в свои мысли, Мира не разобрала слов.

— Делайте, что должны, — резко сказал она. — Я готова.

Даяна обошла её, остановилась за спиной и положила руки на плечи. Миру вновь обдало сладко-пряной волной её духов. Она прикусила губу и вцепилась пальцами в сиденье, ожидая, что будет больно. Но секунды текли, а боли она не чувствовала. Только… ощущение утраты чего-то неопределённого, но важного и необходимого. Оно текло сквозь неё, словно вода. Взглянув на свои колени, Мира увидела, что кожа слабо светится, будто покрыта сверкающей в лунном свете росой. Руки тоже светились, но когда она хотела поднять их и поднести к лицу, выяснила, что не может пошевелиться. Её сковала неподвижность, только веки подчинялись. Миру охватил абсолютный, неведомый до сих пор страх: она боялась вдыхать и выдыхать, боялась смотреть и закрывать глаза; кричать и молчать. Это длилось несколько мгновений, но Мире казалось, что она прожила века.

Потом её отпустило — так же внезапно. Страх прошёл, оставив после себя ощущение полнейшей пустоты. Не хотелось больше ничего требовать и протестовать; всё потеряло остроту и важность. Впрочем, то, что вызывало прежде душевный трепет и любовь — тоже не больше не трогало. Даже мысли об утраченном доме и родителях теперь не вызывали волнения. У неё было ощущение, будто она нашла коробку с игрушками, в которые любила играть в детстве и начала перебирать, но видела лишь скучный, ненужный хлам, от которого нужно избавиться: без грусти и сожалений.

— Ты свободна, — услышала она над собой голос Даяны.

Мира запрокинула голову. Колдунья по-прежнему стояла за спинкой стула. Мира помнила, что ненавидит её, но сейчас даже это чувство прошло. Хотя не полностью: что-то всё же свербило в душе, не давая относиться к Даяне с полнейшим безразличием.

— Куда мне идти? — спросила Мира у писаря.

— Теперь ты лодочница, — ответил писарь. — На улице Костей находится Общество лодочников. Первым делом тебе нужно обратиться туда, зарегистрироваться и, — он улыбнулся, — начать жизнь добропорядочной азарки.

Она встала, подошла к его столу и задержалась, глядя на ровные строчки неизвестных значков, покрывающих бумагу: как будто стая птиц оставила следы на мокром песке.

— Я могу идти? — спросила Мира у писаря.

— Да, — улыбнулся он и кивнул стражам: — Выведите её из Башни.

Они вышли на запруженную людьми площадь перед Башней. Она показалась Мире гораздо меньше, чем в тот раз, когда они проходили здесь с Найрой, и напоминала скорее перекрёсток между несколькими узкими улицами. Люди куда-то спешили, кричали — будто боялись, что стоит лишь на мгновение задержаться на месте и задуматься, как мир рухнет.

— Ну, бывай, лодочница, — сказал один из стражей с такой интонацией, будто знал что-то, о чём Мира не догадывалась.

— Как мне пройти на улицу Костей? — спросила она.

— Иди налево, там спросишь, — ответил страж.

— До какой степени налево?

Стражи посмотрели на неё, как на дуру, вернулись в Башню и закрыли за собой ворота.

Мира продолжала стоять, не зная, что делать дальше. Вновь вспомнилось, как они проходили здесь с Найрой. Казалось, это было много лет назад, когда Мира была совсем другой. Сейчас, оглядываясь на себя прежнюю, она видела дёрганую, разбалованную и вместе с тем наивную девочку. Ничего не зная о мире, куда попала, девочка делила его на чёрное и белое, развешивала ярлыки. И вот Мира стоит перед площадью, смотрит на спешащих по своим делам азарцев и не представляет, как жить дальше!

Она сделала пару неуверенных шагов вперёд.

— Не мешайся на пути! — крикнула на неё пожилая женщина, которая тащила на спине плетёную корзину, едва ли, не в половину своего роста.

Мира вновь отступила к Башне. У неё появилось совершенно идиотское желание вернуться. В Башне всё было понятно: есть угнетённые мокрозявы, которые должны кукрить, и есть враги в лице Даяны, Хадара и стражей. А здесь что? А здесь кто? Неизвестно.

«Ко мне возвращаются чувства, — подумала Мира. — Это хорошо. Первым вернулся страх… Наверное, тоже хорошо».

Она подняла голову и посмотрела на купол. Вспомнила, как увидев его впервые с Реки, сравнила с осиным гнездом.

— Теперь я одна из ос, — тихо произнесла она. — Значит, буду жалить, как все.

Приподняв полы платья, которое ей выдали перед обработкой, точь-в-точь такое же, как то, которое прожёг луч из зеркала, Мира вошла в толпу и стала частью беспорядочного движения. Её толкали и пихали локтями; она то попадала в струю, которая несла к лавке мясника; то в струю, несущую к лавке оружейника или торговца приправами. Наконец, Мире удалось пробиться к узкой улочке, на которую указал страж.

Она только хотела спросить у кого-нибудь, где Общество Лодочников, когда увидела на крайнем доме вывеску в форме лодки. Цеплюч свисал с неё, напоминая водоросли, и шевелился на ветру.

Сильно робея, Мира подошла к двери — справа на стене висел деревянный молоток. Взяв его, девушка постучала в дверь.

— Заходите! — раздался из-за двери мужской голос.

На какой-то миг ей показалось, что голос похож на Гая, но она тряхнула головой: это невозможно. Глубоко вдохнув, открыла дверь: внутри стоял полумрак, и Мира в растерянности замерла на пороге.

— Что хотела? — спросил тот же голос.

Глаза привыкали к полумраку, и она увидела небольшую комнату, захламлённую снастями, верёвками, большими плетёными коробами и прочим-прочим. У стены в гамаке лежал мужик, естественно, с бородой и усами, возле него в коробе, накрытом сетью, лежали плоды, похожие на большие неспелые рамбутаны. Кроме мужчины, других людей не было.

— Вода жизнь! — неуверенно сказала Мира.

— Вода жизнь, — ответил мужик.

— Я новая лодочница, хочу зарегистрироваться, — она вошла и закрыла за собой дверь.

— Новая лодочница? — раздался писклявый голосок. Мире показалось, что он исходит из короба с рамбутанами.

— Надо же! — подхватил ещё один, такой же писклявый и тоже из короба. — Пусть подойдёт поближе.

К ним присоединились другие:

— Давненько не было новых лодочниц!

— Маркело, скажи ей, пусть подойдёт.

Теперь сомнений не осталось: разговаривали рамбутаны. И не только разговаривали, они ещё шевелили волосками и даже перекатывались, стукаясь друг о друга боками. Мира стояла, совершенно обалдевшая.

— А ну заткнитесь, — прикрикнул мужчина. — Разгалделись тут.

Писки смолкли, но рамбутаны продолжали взволнованно шевелить волосками.

— Я слышал про ваш турнир, — лениво произнёс мужчина, и не думая вставать из гамака. — Почему ты решила стать лодочницей?

Мира смутилась. Не говорить же, что ей хотелось быть ближе к Гаю, плюс Даяне насолить. В этой комнате, в компании говорящих фруктов, такие причины казались э-э… Непонятными, что ли.

— Потому что лодочники… смелые, — неуверенно сказала она.

Рамбутаны затряслись с смеха:

— Смелые! А? Вы слышали? Она сказала, лодочники смелые!

— Ещё пусть скажет — умные!

Мира окончательно растерялась: фрукты над ней ещё не смеялись.