– Нет.
–Да уж, вот и друзья, – Ренат посмеялся и задумчиво отвернулся в другую сторону.
– Ладно, продолжай, – сказал Амос.
– А что продолжать? Я все сказал, – пожал плечами Ренат.
– Ну, это хорошо, – продолжил Раф, – но неясно, что мы делаем все еще здесь? Пойдемте в первый корпус! – он встал, схватил пиджак и направился с кличем к двери, но Амос его остановил.
– Ну, и куда ты?
– Знакомиться. Куда ж ещё? – уверенно заявил мальчик.
– Ты на профготовку: у тебя занятие, Ренат на терапию свою: у него тоже дисциплина, а я на дуэль, ибо я тоже учусь, – спокойно проговорил Амос и глубоко вздохнул.
– Точно, – раздосадовался Раф.
Они оделись, каждый взял свои рюкзаки, и направились к выходу.
– Ничего, ангелок, ещё узнаем спасительницу нашего друга, – с сарказмом сказал Ренат и похлопал его по плечу.
Глава пятая
Амос Эбейсс, выбрав Лигу своего отца, обучался по особой программе: с самого начала ему был предложен план, по которому он посещает основные занятия, то есть уроки математики, физики, технологий, языков, все естественно-научные и гуманитарные предметы, и занятия профилированного характера: управление, влияние на массы, законопроектирование, способы конкретного убеждения, манёвренность действий, упорядочивание положений и предписаний, дипломатические дискуссии, ораторство, скрытие неурядиц и многое другое, что так ему досаждало, но постепенно затягивало. Помимо вышеперечисленных дисциплин он мог выбрать себе некой «развлечение», как выразился его отец, но такое, чтобы не перечило основным учебным моментам (Авраам крайне сильно не желал, чтобы его сын обучался чему-то «ненужному, как эти искуссники», и потому запретил даже выдвигать на рассмотрение художественную или музыкальную деятельность в школе). Следовательно, Амосу оставались лишь направления физического мастерства, но ему не хотелось уделять время каким-то обыденным видам, которые так популярны повсеместно; мальчик стремился к чему-то интересному, к чему-то, что поможет задушить гнетущее его изо дня в день чувство досады – он выбрал стрельбу (поначалу из лука, а по достижению тринадцати лет – из «настоящего» оружия), конную езду и фехтование, на которое и отправился сейчас.
«Они думают, что так просто взять и пойти к ней – хах, смешные. Будто не понимают, что мне неудобно. Вдруг это и вовсе не она. А вдруг ей будет неприятно моё появление: я как-никак даже толком и не попрощался, да и не поблагодарил… А они так быстро все решили! Ох, святые игуаны, нужно же было ввязаться в эту дружбу… Будто мне нужны друзья! Если пережил то, что мои родители меня так бесцеремонно оставили здесь, не навещая и не забирая ни разу домой, значит пережил бы и учебу без друзей. На крайний случай у меня есть Граф Жиренский – с ним-то я уж точно буду счастлив… Да уж, родители… Но эти друзья… Вот на что они мне? Может, стоит попроситься перевестись в другую комнату? Хотя, нет. Не переведут: никто не захочет учитывать такую безделицу, как мои переживания и чувства. М-да, вот если бы не Раф, то я бы вполне мог дальше жить спокойно, читая книги, посещая уроки и занятия, потом бы выпустился, пошёл бы в Высшую школу второго этапа, а за ней и работать можно начинать. Разбирал бы бумаги и предписывал предписания… побывал бы в отпуске… Если бы мои мысли слышала Мишель! Эх-х» – пока Амос шёл по длинному коридору, выполненному в импрессионистском стиле, его никак не покидали сомнения и переживания: что-то, что на него давило не прекращая, должно было в скором времени вылиться наружу.
Как внешне, так и внутренне здание школы было прекрасно и по-своему загадочно, но особую роль играл комплекс за ней. Это место не бывало неприятно взору – оно всегда благоухало и пленило: дождь – исключительно музыкальный, сопутствующий завыванию минорного ветра, снег – исключительно блестящий, морозный день, никакой гололедицы там, где её не надо, солнце – исключительное разнообразие цветов вокруг, мажорные напевы птиц и переливание ручейков, широколиственные деревья, создающие прохладный тенек над скамеечками, шатры с прохладительными напитками и зоны «повышения мастерства», сооруженные точно на все случаи жизни и оборудованные первоклассным снаряжением. Здесь можно было бы проводить свободное время и наслаждаться природой, но, когда занятия прекращались, ученикам запрещали посещать данное место («чтобы вы случайно ничего не сломали или не испортили, а то вдруг придётся менять что-то, а это же деньги!» – слышал как-то Амос ответ преподавателя на вопрос ученика: почему он не может задержаться). Помимо физического направления здесь, конечно же, расположились и направления искуссников: медитация, свободное рисование, дополнительные занятия по настраиванию музыкальных инструментов (исключительно в изолированных боксах) и непонятные для Амоса уроки по смотрению часами на какой-то предмет или несколько предметов, чтобы лучше понять природу света или вещества. Совсем недалеко от Оздоровительного комплекса, находился и Естественно-научный. В нем мало кто бывал: там стояли «странные теплицы, и зачастую что-то взрывалось» (многие страшились туда ходить, боясь, что они либо отравятся, либо их чем-то убьёт; для Амоса это казалось нелепицей, но такой нелепицей, которая и его порой бросала в дрожь).
– Шаг, шаг – выпад! – слышались вдалеке команды мастера по фехтованию.
– Hola, мисс Хидден. Кто мой партнёр? – спросил, торопясь, Амос.
– Пока вы, мистер Эбейсс, не перестанете быть чем-то раздраженным, – ровным тоном прозвучал ответ, – я не начну с вами занятие. Влево, господин Горьсъел! – крикнула она нелепо двигающемуся мальчику, когда его плеча коснулись шпагой.
– Моя фамилия Гарсэлл, мисс! – пропыхтел, уставши, он.
– А владеешь своим телом, будто Горьсъел! – громко сказал мастер с соседней поляны и помахал мисс Хидден.
– Благодарю за пояснение моему ещё не выросшему ученику, мистер Силь, – также громко отозвалась мисс Хидден и помахала в ответ, улыбнувшись, словно это её любимый момент в фильме, который она ни раз пересматривала, но все равно любит.
– Прошу прощения, мисс Хидден. Моё настроение не должно грубо и неправильно сказываться на других людей, в особенности, если у меня к ним имеется уважение, – отпустив глаза, проговорил вырученные слова Амос, когда мисс Хидден повернула к нему голову.
– Молодец, Амос, – она, утвердительно махнула головой, тем самым сказав, что он может брать шпагу. – Сегодня ты должен был быть в паре с одним учеником, но он отказался пока что принимать участие в дуэлях, поэтому я буду твоим помощником.
– Но это же абсурдно, – удивился Амос.
– Ах-ха-х, мистер Эбейсс, для своего возраста вы слишком красноречивы. Что значит абсурдно? – оживленно заинтересовался молодой мастер лет двадцати в нежно-розовом, облегающем, фехтовальном костюме.
– Я хотел сказать, что двое людей не являются помощниками в сражении, – взяв шпагу и сделав выпад, сказал Амос.
– В сражении? Что Вы, мистер Эбейсс? Мы не в войну играем, а тренируемся, познаем мастерство, – шпаги изредка касались друг друга. – Маневрирование? Мы не на ваших политических игрищах, Эбейсс, – атака! – мальчик впал в ступор и пропустил укол. – Прекратите думать о том, что неважно, – участвуйте в обучении, – шаг, шаг, выпад, укол – мастер в два счета атаковала мальчика.
Амос путался и не мог собраться с силами, чтобы следить за движениями мастера: его мысли постоянно были о чем-то другом – вновь шаг и вновь укол. Захват, завязывание – проигрыш. Попытка атаковать – проигрыш. Защита – проигрыш. Выпад – проигрыш. Неудачная дистанция – снова проигрыш.
– Амос, может быть, ты болен? – остановив безуспешную тренировку, спросила мисс Хидден.
– Нет, мисс, я полном порядке, – Амос снял защитный шлем обычного белого цвета, – просто вы сильный соперник, – пояснил немедля он.
– Для начала, мистер Эбейсс, помощник. И если ты не понял все ещё, что по тебе заметно, то помощник потому, что мы вместе обучаемся чему-то новому или закрепляем старое – мы не соперничаем и не стараемся кого-нибудь покалечить, а всего лишь повышаем уровень мастерства, уровень наших навыков, которые помогут нам в дальнейшей жизни. Да, сейчас я даю тебе больше знаний, чем ты мне, но это временно: в скором времени ты будешь мне давать интересные советы. А в итоге, я же вижу, что тебя что-то беспокоит, – она сняла свой шлем и приобняла Амоса за плечи. – Расскажи – тебе станет легче. Дети не должны держать все в себе: вас это губит, – и улыбнулась.