Чтобы Бог святыню нашу спас.

Но уж слева дрогнули и справа, –

Враг наваливался, как медведь,

И защите знамени – со славой

Оставалось только умереть.

И вдруг все видят генералиссимуса Суворова!

И тогда, – клянусь, немало взоров

Тот навек запечатлело миг, –

Сам генералиссимус Суворов

У святого знамени возник.

Был он худ, был с пудреной косицей,

Со звездою был его мундир.

Крикнул он: "За мной, фанагорийцы!

С Богом, батальонный командир!"

И обжег приказ его, как лава,

Все сердца: святая тень зовет!

Мчались слева, набегали справа,

Чтоб, столкнувшись, ринуться вперед!

И происходит чудо! Батальон выходит из окружения. Как и те, кто воевал под командованием самого А.В.Суворова, воины Первой Мировой побеждают многократно превосходящего врага!

Ярости удара штыкового

Враг не снес; мы ураганно шли,

Только командира молодого

Мертвым мы в деревню принесли…

И у гроба – это вспомнит каждый

Летописец жизни фронтовой, -

Сам Суворов плакал: ночью дважды

Часовые видели его.

Оплакивал наш великий полководец одного из бесчисленных героев, принесшего жизнь на Алтарь Отечества!

Всё это описал один из сражавшихся в том полку – офицер и поэт Арсений Несмелов, (А.И. Митропольский) в стихотворении «Суворовское знамя». Можно по-разному относиться и к жизненному пути, и к творчеству поэта, но «Суворовское знамя», бесспорно, – лучшее его произведение. А главное, повторяю, в том, что нет повода у нас, потомков, сомневаться, что так всё и было!

И, наконец, то, что тоже, на первый взгляд, может показаться невероятным – это единство воинства земного и Воинства Небесного, духовная преемственность бранной славы России в произведениях, созданных уже в годы Великой Отечественной войны – в годы официального атеизма. И ярким примером того, вне всяких сомнений, служит творчество ещё одного поэта Серебряного века – Б.Л.Пастернака. Но этом не сейчас – а во второй части наших исследований.

Мы же снова возвратимся к творчеству Н.С.Гумилёва. Думаю, когда мы говорим о литературных произведениях, да и о произведениях искусства в целом, связанных с темой бранной славы Отечества, то следует понимать, что это не только изображение великих, судьбоносных сражений. Это – и всё многообразие произведений, созданных в годы великих испытаний. Да, видимо, это – и в целом творчество сражавшихся, смотревших в глаза смерти и после того переосмысливших суть земного бытия. И творчество великого русского поэта и офицера являет нам один из самых ярких тому примеров.

В произведениях Н.С.Гумилёва остро, пронзительно, от самого сердца и до боли душевной, которая передаётся читателю, звучит мысль о вечной, неразрывной связи земного с Небесным, дольнего с Горним. Связь эта ощущается, можно сказать, физически. Конечно, отражение своё такое мироощущение находит – не может не находить во многих великих произведениях мировой литературы. И, естественно, что относится всё сказанное не только к произведениям о бранной славе Отечества:

Храм твой, Господи, в небесах

Но земля твоя тоже Твой приют.

Расцветают липы в лесах,

И на липах птицы поют.

Точно благовест Твой, весна

По веселым идет полям,

А весною на крыльях сна

Прилетают ангелы к нам.

Это – начало Канцоны Второй из незаслуженно слишком мало известной книги «Костёр». Очевидно, эти строки – суть творчества поэта и всего направления, именуемого акмеизмом, т.е. «возвращения к первооснове».

Некоторые исследователи говорят о связи акмеизма, прежде всего, с поэзией Е.А.Баратынского – и вот пример одного из лучших его произведений:

Царь Небес, успокой

Дух болезненный мой!

Треволнений земли

Мне забвенье пошли

И на строгий Твой рай

Силы сердцу подай!

У обоих поэтов Господь – начало всех начал. И восклицает в мучительном поиске Истины лирический герой Н.С.Гумилёва:

Дай мне, Господи, дай мне знак

Что я волю понял Твою…

И поиск Истины часто неотделим от поиска и осмысления любви земной, о чём будет сказано далее.

А вот пример того, когда смысл бытия кажется вообще утраченным.

Я не прожил, я протомился

Половину жизни земной,

И, Господь, вот Ты мне явился

Невозможной такой мечтой.

(Стихотворение без названия из книги «Колчан»).

Такие мысли, наверное, хоть раз посещают любого мыслящего человека.

В обоих произведениях, отражающих суть акмеизма, как будто звучит желание лирического героя «приблизить» небо к земле, к человеку, но, конечно, не отречение от Творца, иначе смысл бытия будет потерян окончательно.

К «первооснове» возвращает читателя и «Солнце духа», которое «наклонилось к нам» и «благостно и грозно разлилось по нашим небесам», а потом даст людям «золотые зрелые плоды».

(Стихотворение «Солнце духа» из книги «Колчан»)

Конечно, «первооснова» прежде всего воплощается в образе природы:

Я за то и люблю затеи

Грозовых военных забав.

Что людская кровь не святее

Изумрудного сока трав.

(Стихотворение «Детство» из книги «Костёр»).

В этом произведении лирический герой как с равными, как с друзьями общается и с «каждым пыльным кустом придорожным», и «с мать-и-мачехой, с лопухом…».

Но всё это – не языческое обожествление природы, а та нераздельная связь, причастность, о чём говорилось в самом начале. Это – воплощение христианской любви ко всему мирозданию!

«Есть божественное нечто, разлитое во всём, но что не всякий видит, так как оно не поддаётся анализу, разуму, а постигается только любовью».

Эти слова принадлежат человеку, который даже не был крещён, но которому Творцом было дано удивительное видение русской природы, – великому И.И.Левитану, покинувшему этот мир на рубеже веков.

«Мы должны определить красоту как преображение материи чрез воплощение в ней другого – сверхматериального начала» – написал философ и поэт В.С.Соловьёв, перешедший в Вечность в один год с великим живописцем. Отражены эти мысли и чувства и у Н.С.Гумилёва.

И вот в стихотворении «Шестое чувство» из последней прижизненной книги «Огненный столп» «скальпель природы и искусства», а по сути, самого Творца, создаёт душу человека, способную узреть нематериальное. Узреть и «розовую зарю над холодеющими небесами», и «царственный покой» природы и, наконец, «бессмертные стихи». Узреть и полюбить, и самому преобразиться ради этой любви! Но любовь не может быть без жертвы, а потому «кричит дух», и «изнемогает плоть»!

Без любви человек не может жить и творить, не может вообще называться человеком, оттого и отношение к любви как к святыне присуще нашей классической литературе. Конечно, у Н.С.Гумилёва нет широко известных традиционных посвящений, как, например, у А.С.Пушкина или А.К.Толстого, но во многих стихах присутствует обобщённый образ прекрасной, возводящей к небу любви:

Но любовь разве цветик алый

Чтобы ей лишь мгновенье жить,

Но любовь разве пламень малый

Что легко ей погасить?

(Упомянутое выше стихотворение «Я не прожил, я протомился» из книги «Колчан»)

Лирический герой вопрошает Творца, но это не ропот, а поиск ответа на жизненно важные вопросы, несмотря даже на печальные мысли о «загубленной жизни» в финале. «А о будущем Ты подумай», – говорит Творцу лирический герой, не надеясь на свои силы. Он «с мучительной тоской», по словам философа В.С.Соловьёва, ищет ответы, потому что без любви жизнь лишается смысла.

И вот в Канцоне Третьей в книге «Костёр» мучительное раздумье сменяется благоговейным восторгом:

Делюсь я с тобою властью,

Слуга твоей красоты

За то, что полное счастье

Последнее счастье – ты!

Но всё же большинство самых известных произведений Н.С.Гумилёва проникнуто любовью божественной и поднимают читателя как будто на следующую ступень той духовной лестницы, «лествицы», которая отражена, например, в осмогласии церковного пения. Рассказ о Святом Иконописце Андрее Рублёве в одноимённом стихотворении из книги «Костёр» от начала до конца проникнут чувством восторга и жаждой духовного восхождения. (Слово «восторг» в переводе с греческого и означает «духовное восхождение»).