Заключение

Али Шариати является вторым по значимости и влиянию после имама Хомейни идеологом Исламской революции в Иране. Какими бы ни были его разногласия с лидером революции, вклад Шариати в историю мусульманской мысли огромен. Во-первых, он предложил мусульманским странам проект модернизации без вестернизации на исламской почве, а также призывал к сотрудничеству суннитов и шиитов на основе общности проблем и ответственности за судьбу мусульманства. Во-вторых, он представил ислам как универсальный надкультурный революционный проект. В-третьих, Шариати осознал необходимость диалога радикального ислама с западными левыми нонконформистскими силами. В-четвертых, он указал на острейшую проблему, актуальную как для современного мусульманского фундаментализма, так и для любой идеологии вообще, – проблему противодействия процессу предательства победившей революции, превращения ее в свою противоположность, опасности клерикализма в любом его виде. Эта тема является чрезвычайно болезненной и насущной как для современного Ирана ввиду сложившейся там политической ситуации, так и для нашей страны, пережившей предательство Октябрьской революции, последствия которого печально известны.

Участвовали Г. Джемаль, А. Ежова, А. Шмаков и М. Трефан

В исламском поле можно быть радикальным революционным мыслителем и можно быть консервативным, буржуазным или клерикальным философом; можно защищать исламский социализм, а можно – халифат. Все эти люди будут, естественно, мусульманами, и все они будут считать, что исходят строго из Корана и Сунны. С одной стороны, эти мыслители будут правы, потому что они пытаются искренне, достоверно – в рамках своей логики и своего понимания – действительно не нарушать того, как они видят Коран и Сунну, как они их прочитывают. С другой стороны, понятно, что все они будут не правы в той или иной степени по более фундаментальной причине: у них на сегодняшний день нет метода – метода интерпретации, истолкования того, что они читают, – применительно к вопросу о власти, о реализации провиденциального смысла пребывания человека на земле.

Гейдар Джемаль. В 1996 году на конференции в ЮАР умер Калим Сиддыки – британский теолог и политик пакистанского происхождения, создавший Исламский институт планирования и исследований и ныне действующий Исламский парламент в Великобритании, в котором более двухсот тысяч членов. Он написал ряд книг по политическому исламу, Исламской революции, создал проект конституции революционного нового Пакистана – после свержения нынешнего режима. Его брата я тоже хорошо знаю. Но брат не такой большой человек, как покойный Калим Сиддыки, он просто нормальный хороший человек средних возможностей, который старается делать то, что может.

Антон Шмаков. Он тоже живет в Британии?

Гейдар Джемаль. Они все лондонцы. Брат Калима Сиддыки старается поддерживать Институт, поддерживать все проекты… Конечно, там кризис наступил, бюджет не полный – только 20% от необходимого.

Калим Сиддыки создал два медиасредства – Muslimedia и Crescent International (эта газета ушла потом в Канаду). Он был влиятельным человеком, пользовался большой популярностью, и по сей день оставшееся после него политическое наследство актуально среди мусульман Великобритании и не только. К нему относятся вообще как к сильному, продвинутому деятелю – среди юар-овских мусульман, например. Он написал очень много небольших книг и статей, направленных против nation-state. Он был жестким агрессивным критиком нынешнего состояния мусульманского геополитического пространства, разделенного на национальные государства…

Наша задача сегодня – пройти некий первый этап, ознакомиться с тем спектром авторов, которые существуют в политической философии ислама сегодня. Это первый пункт. Второй пункт – понять и сравнить их достоинства и слабости. Третий пункт – выяснить, каким методом они пользуются, составляя свое видение реальности. Понятно, что это – Коран, Сунна37, принадлежность к исламскому мировоззрению. Но в исламском поле можно быть радикальным революционным мыслителем и можно быть консервативным, буржуазным или клерикальным философом; можно защищать исламский социализм, а можно – халифат. Все эти люди будут, естественно, мусульманами, и все они будут считать, что исходят строго из Корана и Сунны. С одной стороны, эти мыслители будут правы, потому что они пытаются искренне, достоверно – в рамках своей логики и своего понимания – действительно не нарушать того, как они видят Коран и Сунну, как они их прочитывают. С другой стороны, понятно, что все они будут не правы в той или иной степени по более фундаментальной причине: у них на сегодняшний день нет метода – метода интерпретации, истолкования того, что они читают, – применительно к вопросу о власти, о реализации провиденциального смысла пребывания человека на земле.

У этих мыслителей есть общее понимание, самые общие теологические позиции, общий словарь. Человек – наместник Бога. Но что значит быть наместником? И почему он наместник Бога? И что – это параллельно? Есть Бог, Который контролирует все, Вездесущий, – не падает листок с дерева и не происходит ничего ни с муравьем, ни с пылинкой, а с другой стороны – параллельно с Ним существует наместник. Наместник – это есть некая степень свободы, некая степень удаленности, некая степень замещения. Одно значение арабского слова «халиф» – «наместник», а другое интересное значение – это «наследование», то есть человек поставлен наместником и преемником Бога. Эту общую теологическую позицию надо раскрыть, потому что главная проблема состоит в том, что масса очень глубоких странных позиций, данных в Коране, подвергаются поверхностному, банальному раскрытию на клерикальном уровне, и эти тафсиры38 сводятся, как правило, вообще к повторению того, что сказано – чуть иными словами, в другом порядке… Но даже более глубокие комментарии в большинстве случаев просто жуют нечто осторожно, в диком рационально-клерикальном страхе зарваться, сказать что-то лишнее, подпасть под критику, под отповедь и т.д. Но мы не должны этого бояться, – а, видимо, многие мыслители, которые поднялись в ХХ веке, были скованы этой традицией неправильного понимания «страха Божьего», из-за чего у них были связаны языки и мысли, и они вообще фактически отказывались от глубокого анализа.

Итак, первая задача – понять, о чем говорили эти мыслители. Второе – осознать их слабые и сильные места. Третье – выявить их методы и четвертое – выработать, соответственно, собственный метод. На базе критического анализа этих мыслителей мы должны понять, чего им не хватало методологически. После этого, на пятом уровне, мы попробуем выступить с философским анализом того, какого типа мыслители нужны сегодня и какого типа мыслителей следует ожидать в ближайшее время новой волны идеологизации политического ислама.

Ну и, конечно, побочный момент – это взаимодействие существующей исламской политической мысли с европейской мыслью. Настей с самого начала тонко проведен курс на ощущение того, что Али Шариати работал в пространстве французского, сартровского экзистенциального философствования, но вместе с тем у нее хорошо чувствуется, что Али Шариати не в полной мере интегрировал в себя методологию западного философствования, оставшись национальным и эклектичным мыслителем, у которого не было внутренней интуиции метода, единства метода и стиля. Такие философы есть и на Западе. Например, Николай Гартман39 – эклектичный мыслитель, можно упомянуть и неокантианцев Марбургской школы… То есть нельзя сказать, что эклектизм – это вообще характеристика восточных мыслителей.