От этих речей Вероника успокоилась, помирилась с мужем, которого справедливо обвиняла в своем состоянии, и отправилась на дачу в прекрасном расположении духа, а Филипп Николаевич с легким сердцем отбыл в командировку.

О случившемся он узнал, только вернувшись на родину. Поскольку отзывать его из расположения ограниченного контингента было хлопотно, дорого и небезопасно, командование позволило ему еще целую неделю после трагедии побыть счастливым человеком.

– Судьба, – вздохнул Филипп Николаевич, – от чего бежишь, то тебя и настигает. Наверное, Вероника снова испугалась, что умрет родами, приехала с дачи посоветоваться с Лерочкой, а как все повернулось… В голове просто не укладывается…

Он нахмурился, смахнул ладонью что-то с глаз, но быстро собрался. От Ирины не ускользнул ободряющий взгляд, который Ветров послал Валерии.

«Вероника, Лерочка, какая идиллия, – желчно подумала Ирина, – есть такая черта у сильных мужиков, что они не привязываются к женщинам, а с кем живут, о том и заботятся. Может, оно так и нужно, не вникать, не зависеть, не переделывать под себя… Просто женщинам не надо обольщаться и думать, что он такой ласковый потому, что от тебя без ума. Нет, просто ему так удобнее».

Адвокат спросил, не замечал ли Филипп Николаевич в Валерии Михайловне признаков неадекватного поведения.

Ветров нахмурился:

– Вы имеете в виду сейчас?

– Когда бы то ни было.

Ирина не сомневалась, что вопрос этот был сто раз уже проработан с адвокатом, но Филипп Николаевич все равно замешкался с ответом. Он кашлянул, налил себе воды из графина, покрутил стакан в руках, но пить не стал, видно брезгливость возобладала над желанием потянуть время.

– Я знаю Лерочку всю жизнь, – Ветров поставил полный стакан на место, а Ирина машинально подумала, что надо бы или отмыть содой, или обзавестись новой посудой, – и никогда… Впрочем, счастье слепит. Когда дома у тебя хорошо и спокойно, дети здоровы и веселы, а жена тебе рада, то не возникает, знаете ли, желания анализировать, а все ли с ней в порядке. Допускаю, что я был не самым внимательным мужем, но в целом мы прекрасно жили. Во всяком случае, никогда я не боялся оставить с Лерой детей одних, значит, и не подозревал у нее каких-то проблем с психикой.

– Что ж вы тогда покинули этот рай? – вдруг вмешалась Светлана Аркадьевна.

– Простите?

– Зачем развелись, если все вас устраивало?

– Ну знаете, некоторые вещи просто происходят, и все.

– Да-да, конечно, – заседательница сделала губы кошелечком, – рука судьбы сначала в один загс закинула, потом в другой.

– Я имею в виду, что мы разошлись по обоюдному согласию и остались друзьями, – любезно пояснил Филипп Николаевич, а Ирина почувствовала, как испаряется ее симпатия к нему.

Как быстро мужики выписывают себе эту индульгенцию, черт возьми! Остались друзьями, и как друг ты должна понимать, что стала старая и в постели больше ни на что не годишься, а так-то да, тридцать лет совместной жизни даром не проходят, мы как были самыми близкими людьми, так и останемся, просто жить я буду теперь с этой молодой красоткой, но какая разница, в конце концов, ведь от мамы я тоже переехал к тебе, но мамой она от этого мне быть не перестала.

Ирина покосилась на подсудимую. Та сидела совершенно спокойно, даже, кажется, улыбалась уголком рта и смотрела на бывшего мужа без всякого негодования.

– А как же история с подменой ребенка? – спросил адвокат, и Ирина навострила уши.

– Так я тогда не присутствовал, мне пришлось отбыть к месту службы за месяц до родов. И Лера ничего не рассказала, когда приехала ко мне. Я бы, наверное, до сих пор не знал, что у Леры был нервный срыв после родов, если бы теща не проговорилась.

– Поскольку Марии Васильевны уже нет в живых, то расскажите об этом вы, – произнес адвокат с мягким нажимом.

Ветров не стал отнекиваться и поведал суду, что, получив диплом, сразу отбыл к месту службы, поручив беременную жену заботам тещи и своих родителей. По срокам появление ребенка на свет ожидалось в середине июля, и отец-академик договорился, чтобы с первых чисел в Снегиревке держали под парами отдельную палату, но пока лето только начиналось, и на семейном совете было решено сразу после церемонии вручения диплома отвезти Лерочку на дачу, чтобы девочка дышала свежим воздухом, а мама Маша присматривала за ней и заготавливала чахлые ленинградские витамины для будущего внука.

С ними поехала Мариша, близкая подружка Валерии, практически сестра. Марию, видно, судьба задумала сделать многодетной матерью, а получилась у нее одна только дочка, поэтому женщина привечала всех ребятишек, попадавших в поле ее зрения. Когда Лера в первом классе села за одну парту с Маришей Огоньковой, дочерью сильно пьющей проводницы, мать не стала костьми ложиться поперек их дружбы, а наоборот, приняла заброшенную девочку под свое крыло и помогла выйти в люди. Мариша тоже поступила в медицинский, но не по традиции, как Лера, а по зову сердца и на два года позже, потому что проваливалась на экзаменах, и только заступничество Гаккеля-старшего помогло ей в третий раз. Поэтому Валерия бездельничала, наслаждаясь только что полученным званием советского врача, а Мариша проходила в местной участковой больничке фельдшерскую практику.

До родов оставался еще целый месяц, и Валерия вдруг загорелась идеей ехать к мужу. Чувствует она себя отлично, самолеты в Ташкент летают регулярно, а там до военного городка рукой подать. Доберется прекрасно, зато не будет чувствовать себя дезертиркой. Другие жены отправляются за своими мужьями в медвежьи углы, и ничего, прекрасно живут и рожают здоровое потомство. В конце концов, зачем они в школе изучали биографии жен декабристов? Чтобы отсиживаться в тепле и уюте, пока мужья надрываются на службе без женской ласки и заботы?

Мать пыталась ее образумить, мол, прежде всего женщина должна думать не о себе и даже не о муже, а о своем ребенке, но Валерия закусила удила. В военном городке есть и роддом, и детская поликлиника, и всяко уж медицинское обслуживание не хуже, чем в дачном поселке, так что совершенно непонятно, почему если она едет в глухомань с мужем, то легкомысленная свиристелка, а если в точно такую же глушь, но с матерью, то образец ответственности и серьезности.

Тут Ирина с трудом подавила смешок. Действительно, существует великое множество людей, желания которых поразительным образом всегда совпадают с государственными интересами, самыми отборными принципами морали и пользой оппонента. Сказала бы мать Валерии честно, что очень хочет увидеть рождение внука, сама забрать его из роддома, понянчить, глядишь, ничего и не случилось бы. Но если свободолюбивое животное загоняют в капкан чувства долга и чувства вины, то оно ногу себе отгрызет, а выберется.

В общем, Валерия схватила сумочку и выскочила на улицу, чтобы ехать в город за билетом на самолет, но от волнения не заметила мчащегося с горки велосипедиста. Дети на великах вообще чувствовали себя хозяевами в дачном поселке, гоняли сломя голову, зная, что взрослые всегда посмотрят на дорогу, прежде чем переходить. Но обуреваемая эмоциями Валерия не посмотрела. К счастью, парнишка на велосипеде среагировал мгновенно, свернул и свалился в канаву. Валерия испугалась, побежала его вытаскивать. Парень выбрался сам, отделавшись парой царапин да оторванной спицей в колесе, а вот у Валерии от волнения начались преждевременные роды.

Ехать куда-то, в Ленинград, а тем более в Ташкент, было уже поздно, Валерию доставили в местный роддомчик на пятнадцать человек, где она через шесть часов благополучно разрешилась мальчиком.

Семейство выдохнуло, но на следующее утро у Валерии возникло сильное кровотечение, связанное с задержкой части последа, так что пришлось делать выскабливание.

Общеизвестно, что у самих врачей никогда не бывает как у людей, именно на них приходятся самые нетипичные клинические проявления заболевания, самые редкие осложнения и самые нелепые врачебные промахи, но тут произошла даже не студенческая ошибка, а вопиющая небрежность. Акушер обязан был осмотреть послед и при обнаружении его дефекта сразу произвести удаление остатков из полости матки, не дожидаясь, пока они проявят себя кровотечением.