Из окна кабинета Ирина смотрела, как братья курят на крыльце, высокие, стройные, широкоплечие, похожие, как две горошины из одного стручка. И все же лучше они смотрелись по отдельности, ведь классическая красота Валерия подчеркивала несовершенство черт лица Филиппа, но стоило старшему брату улыбнуться, как внешность младшего сразу казалась холодной и немного неестественной.
Оказалось, что у погибшей Вероники нет близких, кроме мужа. Отца она не знала, а мать скончалась в родах, поэтому девочку воспитывали бабушка с дедушкой. Сейчас их уже не было в живых, и никаких других кровных родственников тоже не осталось, некому скорбеть, некому поведать семейную историю молодой женщины. Ирина сглотнула горечь. Бедная Вероника, пришла из ниоткуда и ушла в никуда…
При открытом процессе зал был бы полон подружками молодой артистки, режиссерами, у которых она снималась, и всякой прочей публикой с чистыми намерениями и не очень, и можно было бы вообще не понять одиночества Вероники, оставившей горевать по себе только не очень молодого мужа, который, кажется, больше озабочен судьбой первой жены.
Пристально наблюдая за Ветровым, Ирина не увидела в нем ни ярости, ни злобы к Валерии Михайловне. Что это? Умение держать себя в руках или… В конце концов, Валерия убила не только его молодую жену, но и будущего ребенка, а он улыбается ей, гладит по руке. Неужели достиг таких заоблачных высот великодушия и правовой сознательности, что понимает – возмездие должно осуществлять государство и нельзя наказывать человека больше, чем оно присудит? Убийца и так на скамье подсудимых, получит свое, так что бить поверженного врага подло и мелочно, гораздо красивее проявить к нему милосердие. Как говорит Гортензия Андреевна: «Порядочность начинается с того, чтобы не пнуть, когда можно пнуть».
Сама подсудимая выглядела как обычная сорокашестилетняя женщина, которая следит за собой, но не слишком зациклена на внешности. Модная стрижка, отросшая, но еще не успевшая потерять форму, на свежем миловидном лице почти нет косметики, и фигура расплылась только слегка, в талии, а плечи и бедра вполне еще ничего себе.
У Валерии Михайловны черты лица были довольно простые, не точеные, но светло-голубые глаза сочетались с волосами цвета воронова крыла, а это, говорят, признак аристократизма. Ирина в детстве очень завидовала обладателям такой внешности и страшно расстраивалась, глядя на свою блеклую физиономию, мечтала, как вырастет и покрасит волосы басмой, а на веки нанесет голубые тени и станет похожа на настоящую красавицу. А потом как-то не сложилось, так до сих пор она и щеголяет в своих естественных цветах.
Привлекательность подсудимой, впрочем, не имела никакого значения для процесса. Ирина всматривалась в нее с целью уловить внешние признаки психического расстройства, которые подкрепили бы ее внутреннее убеждение. Понятно, что она не эксперт, и вообще не врач, и ставить диагноз, как говорят врачи, «с порога» она не имеет никакого права. Но с другой стороны, бытие определяет сознание, а образ жизни отражается на внешности, как ни крути. Например, по пышным бокам Светланы Аркадьевны можно догадаться, что она любит покушать, а одутловатое лицо, подсохшие ноги и красная сеточка сосудов в белках глаз Шубникова довольно красноречиво говорят о том, что их обладатель закладывает за воротник.
И в ее собственной внешности наверняка есть какие-то выразительные черты, которых она не замечает, но которые много скажут внимательному наблюдателю.
Дедуктивный метод еще никто не отменял, но как ни вглядывалась Ирина в подсудимую, не находила в ней ни малейших признаков безумия. Каковые, скажем честно, вполне имели право быть у нее после двух месяцев пребывания в психиатрической больнице.
Но нет, Валерия Михайловна вела себя сдержанно, но не заторможенно, взгляд был ясный, живой, а не обращенный внутрь себя, как часто бывает у шизофреников.
Опрятная, скромно одетая, хотя, если вспомнить, из какой она семьи, это, скорее всего, того рода скромность, которая обходится дороже полного гардероба «фирмы».
Нет, никак Валерия Михайловна не походила на шизофреничку с многолетним стажем, хотя в жизни чего только не бывает и верить первому впечатлению никак нельзя. Надо вспомнить, сколько раз она на своем судейском месте ухмылялась украдкой, когда потерпевшие возмущенно восклицали: «Но он совершенно не был похож на мошенника!» Не думают люди почему-то, что те, кто похож на мошенника, далеко не продвинутся в этом ремесле.
Так и сегодняшняя подсудимая просто умела притворяться, что позволило ей много лет не попадать в поле зрения психиатров, вот и все.
Планируя порядок исследования доказательств, Ирина хотела разбить процесс на две логические части. В первой доказать, что преступление совершила не кто иная, как Валерия Михайловна, а во второй оценить состояние ее психики, но тогда пришлось бы нарушить правило, что представители потерпевшей стороны опрашиваются первыми. Филипп Николаевич был вдовцом жертвы и бывшим мужем убийцы, поэтому, черт возьми, имел право присутствовать на процессе. Светлана Аркадьевна во многом права, называя его истинным виновником трагедии и призывая относиться максимально сурово, потому что сиди он со старой женой, то ничего бы и не случилось, но Ирина все равно сочувствовала несчастному мужику и не хотела наносить новых ударов. Поэтому вызвала его первым свидетелем и, хоть процесс был закрытым, разрешила брату присутствовать для моральной поддержки.
Оказавшись на свидетельском месте, Филипп Николаевич рассказал, что тридцать лет прожил с Валерией в счастливом браке, потом они мирно развелись, и он женился на юной актрисе Веронике Павловой. Фамилию она решила не менять из карьерных соображений. Веронику Павлову знают поклонники, Вероника Ветрова тоже прозвучала бы, но это псевдоним, его в загсе не зарегистрируют, а кто такая Вероника Гаккель – поди еще объясни. Второй брак его был столь же счастливым, как и первый, правда, молодая жена боялась заводить ребенка, потому что ее мать умерла родами, но Ветров, отец двух прекрасных детей и дед четверых замечательных внуков, не особо стремился размножаться. Его вполне устраивала жизнь вдвоем с молодой женой, только природа, как всегда, взяла свое. Узнав о том, что ждет ребенка, Вероника впала в ужас, плакала целыми днями от предчувствия скорой смерти, но прервать беременность тоже не хотела, искала какой-то третий выход, чтобы и не рожать, и не убивать своего ребенка.
Услышав эти признания Ветрова, Ирина покачала головой. Не зря говорят, что мужчины влюбляются в какую-то одну характерную женскую черту. Для одного это вздернутый носик, для другого рыжие волосы, для третьего длинная тонкая шея с завитками волос на затылке. Для Филиппа Николаевича такой будоражащей чертой являлась, очевидно, психическая нестабильность. В самом деле, ты или будь готова к беременности, или не выходи замуж, тем более за чужого мужа. В монастырь иди, слава богу, советская власть не все позакрывала, а не хочешь, так держи свои страхи при себе. Ирина представила, как отреагировали бы ее первый муж, свекровь да и родная мать, вздумай она закатывать истерики. По щекам бы надавали: «Соберись, тряпка, все рожают, и ты родишь! Ишь, выискалась! Это от безделья у тебя все, слишком много с тобой цацкаемся!» Тряпку в зубы и полы мыть, и после такой бодрящей психотерапии все страхи как рукой снимает.
А в этой семье отношения были другие, инопланетные. Со слов Филиппа Николаевича, он был готов смириться с любым решением жены, только она никак не могла его принять. Ветров растерялся, но тут на помощь пришла Валерия Михайловна, она приехала, поговорила с Вероникой по душам, напомнила, что ее муж не только драматург, но и врач, и сын врача, так что никто не даст ей умереть в родах. Все-таки за эти несколько десятилетий медицина сильно продвинулась, сейчас экстренное кесарево сечение является рутинной операций в любом роддоме, а Веронику положат в самый лучший. Материнская смертность сейчас явление почти полностью изжитое, в родах умирает меньше женщин, чем после операции аппендицита, и то это связано с какими-то тяжелыми сопутствующими заболеваниями, когда врачи запрещают женщине иметь детей, а она действует на свой страх и риск. Да и в этих случаях, даже при самой тяжелой патологии доктора борются за жизнь матери и ребенка до последнего и обычно выигрывают эту борьбу. Мать Вероники, насколько известно, не страдала хроническими заболеваниями, значит, на девяносто девять процентов умерла от ошибки врача, а это, слава богу, по наследству не передается. И вообще, снаряд два раза в одну воронку не падает, если в родах Вероникиной мамы возникло фатальное стечение обстоятельств, то с самой Вероникой это уже совершенно исключено.
