Нафедин кивнул.

– Знаете куда?

Нафедин кивнул.

– Хитёр, однако, наш архиерей, а, Данила? – Шаламов озабоченно тёр затылок.

– Мудрён.

– Хитёр… Выслушивал, выведывал у нас все обстоятельства… Похлопал даже. А вопросики какие подкидывал? Это ему скажите! То поясните! «А что вы по этому поводу думаете?»

– Будь ты на его месте…

– Хитёр. Теперь станет из нас верёвки вить.

– Не понял?

– Ну как? Про то, что монах Ефимий – его секретный агент, его порученец, он в самом конце раскололся. Когда мы ему все, как на блюдечке, свои карты выложили!.. А ведь чуял я!..

– Какие карты, Михалыч? У нас, кроме версий и догадок, нет ничего.

– Не верю я, что он всё нам выдал.

– Да мы и не дослушали. Я по голосу в телефоне Марасёва узнал. Точно, Серков что-то важное обнаружил. Видел, как шефа повело?

– Кравцов дослушает. Только голову в заклад – ничего толком архиерей уже не скажет.

– Это почему?

– А то, что лукавит архиерей!

– С чего ты взял?

– Уловил, как он закрутился от вопросиков Колосухина?

– Ну?

– Ничего вразумительного и не ответил. Так, начал головы морочить баснями, разных ключарей да священников приплёл. Вспомнил епархиальные записки!.. Грузите апельсины бочками! Нашёл лохов.

– Михалыч, не вижу логики.

– Логика тебе нужна? Я тоже мал-мал интересовался в детстве всякой всячиной. Особенно, когда в институте учился.

– Ну и что ты вспомнил?

– А то, что церковники завсегда сами за кладами да драгоценностями в древних усыпальницах и подземельях рыскали!

– Факты, Михалыч, факты?

– Они монастыри и соборы строили, сами в них тайники и подземные ходы мастерили. На случай нападения врагов, пожаров, другой беды. Чтобы хранить в тайниках казну церковную и ценности монастырские. Кто кроме них знал, где всё это прячется?

– Это косвенные, так сказать, улики…

– Есть у меня и прямые. Ты думаешь, откуда вся история кладоискательства на Руси пошла? Кто первым в Московском кремле рыться начал?

– Не имею понятия. Не читал нигде.

– А мне подвернулась книжечка… Дьяк!

– Случай…

– Нет уж, позволь! Тебе, конечно, известно, что во времена несовершеннолетия Петра Первого государством правила его сестра Софья?

Ковшов флегматично пожал плечами, промолчав.

– Вот она и снарядила дьяка Большой казны Макарьева в подземный Кремль. Тот, согласно доносу пономаря церкви Осипова, прошёл подземными ходами через весь Кремль и обнаружил там две палаты, заставленные сундуками до самых сводов. Софья якобы приказала сундуки те не трогать, а на двери палат навесить замки. Откуда Софья узнала про деньги в сундуках, неизвестно, но было это в тысяча шестьсот восемьдесят втором году, когда она села на трон и ей деньги были нужны, чтобы подкупить духовенство и стрельцов.

Шаламов перевёл дух и продолжил:

– Когда взбунтовавшуюся Софью Пётр Первый упрятал в монастырь, Осипов не унялся и вновь подал донос про тайник и сундуки с золотом. Донос тот император лично поручил проверить незамедлительно. Распоряжение его было передано московскому вице-губернатору, он дал Осипову арестантов для поисков и архитектора для наблюдений за работами. Пономарь возился долго, спуск в подземелье оказался замурован, а когда стену пробили, всё подземелье было залито водой из родника. Пришлось думать, как эту воду спустить, но, найдя решение этой проблемы, Осипов с арестантами упёрся в каменную преграду. Пробив и эту преграду, раскопщики упёрлись в материк.

– Досталось пономарю от Петра?

– О том не упоминалось. Но Осипов через десять лет во второй раз, уже после смерти Петра Первого, предпринимал попытку найти тайник с сундуками, а потом через два года в третий раз обращался с прошением о розыске золота…

– Ну и?

– Умер дотошный пономарь.

– Так и не нашли те сундуки? – Даже Нафедин, с интересом слушавший Шаламова, не удержался и подал голос.

– Не нашли. Разговоров в учёном мире по этому поводу много было и до революции, и после. Предпринимались и попытки отыскать тайник с сундуками в подземельях Кремля. Только пустое занятие. Как в воду канули!

– Чудно! – удивился Нафедин. – А чего же сейчас их не ищут? При нашей технике-то? Сквозь стены и землю металлоискатели золото улавливают. Других приборов уйма!

– А кто вам сказал, что не ищут, Михал Палыч?

– Ну ты же, Михалыч? Только что!

– Я этого не говорил, – насупился Шаламов. – Откуда мне знать? Теперь это дело государственной важности. Может, и отыщутся сундучки-то.

Шаламов поёрзал на сиденье, толкнул локтём Ковшова и шепнул ему:

– И у нас вот монах кладоискательством занялся. А не государство. И сломал себе шею.

Подбираясь к порушенному тайнику в стене, Мисюрь облегчённо перекрестился, не доходя, почувствовал: каменный мешок пуст, значит, Донат его жив, здесь бы ему не протянуть. Долго они добирались. Две крысы шарахнулись от него под лучом фонарика, пустые крючья в стене зловеще чернели клыками, под ногами трещали остатки костей скелетов. Мисюрь отшатнулся назад, едва не наступив на череп, зияющий пустыми глазницами.

– И ты трясёшься! – злорадствуя, хмыкнул за его спиной Рожин. – А корчит тут из себя!

– Смерть, она никого не радует.

– Будто?

Игнашка, отойдя от Рожина, прижался к отцу, тот нагнулся. Поцеловал сына в холодное, мокрое от слёз лицо, в глаза, в нос, прижал голову к себе.

– Отвернись, сынок. Не смотри.

– А где здесь ловушки-то? – озирался Рожин, включив и свой фонарик.

– Побереги свет-то, – напомнил Мунехин. – Понадобится ещё.

– Ты мне ответь, – не слушал тот.

– Я не строил. Не было нужды, видать.

– Что же? Не было ничего при мертвяке?

– Почему? Было.

– Что? – втиснулся между ними приблизившийся Хрящ.

– Цепи были.

– И только?

– А что ещё?

– Ну как чего? Золотишко? Деньги? Вещички древние? – Хрящ таращил на Мунехина злые глаза. – Прибрал, наверное, а теперь морду воротишь?

– Хрящ! – оттолкнул подручного Рожин. – Хватит лаяться.

– Я гляжу, снюхался ты с евреем, Кирьян! – Хрящ не унимался. – Разговорчики ведёшь за нашими спинами. Гляди, он тебя первым в ловушку какую и сбросит.

– Заткнись, дурило! – двинул Рожин Хряща так, что тот отлетел к стене, Мунехина тоже толкнул вперёд. – Веди давай!

– Передохнуть надо, – не согласился Мисюрь. – Здесь ещё воздух свежий достаёт. Дальше будет хуже. У меня там ни один факел не загорался.

– Это что же? Опять колдовство какое?

– Кислорода недостаточно.

– А дышать как? – Хрящ забыл про обиды.

– Терпеть будешь, – оттолкнул его снова Рожин.

– И ещё! – повернулся к Рожину Мунехин. – Предупредить всех желаю. До тайника с короной здесь рядом. Но путаница большая с ходами начнётся. Будут повороты. Два или три. Несколько разветвлений. Вроде лабиринта. В тупик можно, не зная, угодить. Поэтому и отыскать тайник этот тяжело было. Есть и ловушки. В ямы запросто свалиться можно. И не заметишь.

– Ты куда нас завёл, сволочь?! – завизжав, кинулся на Мунехина с ножом Хрящ. – Живыми под землю упрятать!

Рожин больно ударил Хряща, как собаку дворовую, в нос ногой. Тот, взвизгнув, отлетел к стене, упал, размазывая кровь по лицу.

– За что?

– Не бесись! Я паники не допущу. Сам раньше убью.

– Да он же нас сейчас!..

– Молчать! – Рожин осветил лицо Мунехина фонариком, вгляделся, словно впервые увидел.

– Убежит он от нас, Кирьян, – скулил Хрящ, корчась от боли. – Падлой буду, убежит. А нас в ямы. Сдохнем все.

– Мне ваша смерть ни к чему, – тихо сказал Мисюрь, не опуская глаз и не моргая. – И так перед Господом Богом в крови по колено. Господь сам решит, чему быть.

– Что предлагаешь? – опустил фонарик Рожин.

– Верёвками надо связаться.

– Один упадёт, другого потащит за собой. Это не дело.

– Тогда идите за мной тихо, друг за другом. Если свистком команду подам, – всем стоять, спереди опасность, не двигаться, ждать моего голоса, что бы ни случилось. Замыкающий пусть тоже фонарик включит. Светить вверх.