Ф. Ибраева
В городе, где нет тараканов
Молодежная криминальная драма
Английский язык
Хорошо, что существует школа и надо в нее ходить. Школа это большая тусовка, где ежесекундно происходит масса событий, иногда с непредсказуемыми последствиями. В ноябре светает поздно, уроки начинаются в полумраке, ученики сидят полусонные. Должно произойти нечто незаурядное, чтобы они оживились на первом уроке. Сегодня по расписанию в 9 «А» первым вписан английский язык. На уроке возникла занятная перепалка.
– The most excellent and lamentable tragedy of Romeo and Juliet, – стараясь читать выразительно, начала доклад отличница Николь Сафина. Недели две назад Марго объявила: «кто хочет повысить итоговые баллы, подготовьте реферат по английской литературе, презентуйте на уроке. Зачтется». Всем и без перевода ясно было, о каком произведении будет доклад. Однако после первой фразы все пошло совершенно не так, как можно было предположить.
– Что выпила Джульетта, чтобы отключиться на три дня? – внезапно прервал одноклассницу Намин. – Как эта штука называется, которая в транс вгоняет?
Вопрос повис в воздухе. От Хмурого такого классного вопроса никто не ожидал. Месяца два назад Намин случайно наткнулся на телепередачу, где рассказывалось, что выпив особое снадобье, Джульетта мертвецки уснула, потом проснулась или ожила, – кому как нравится. Вырубиться по желанию и перезагрузиться очень захотелось ему в тот момент, раз это реально! С тех пор дотошное «как достать» крепко застряло в башке и сейчас самовольно вырвалось наружу.
– С каких пор Намин стал выступать? Шекспира читал? Не верю. Во-первых, не «штука», а зелье. Во-вторых, о каком трансе речь? – пыталась взять вверх опешившая от наглости Намина Марго. – Откуда сведения про зелье, а? Надо будет переговорить с родителями.
Угроза не сработала, класс загудел. «Да, так и «поверили», отключка на три дня от снотворного не бывает», – кричали мальчишки. «Неужели пульс не прощупывался?» – недоумевали девчонки. Учитель и ученики говорили одновременно, громко, никто никого не слушал. Англичанка что-то объясняла про летаргический сон, ко́му, художественный вымысел. Ученики, как с цепи сорвались, возбужденно галдели: оно существует, Шекспир врать не будет». Презентация была успешно сорвана. Учительница не нашла ничего другого, кроме как прокричать «Stop talking», и объявить в наказание опрос домашнего задания, – любимая учителями контрмера за ненадлежащее поведение класса. Опомнилась, наказать – значит – проиграть, вежливо попросила: «Please, continue». Николь дочитала доклад, хотя никто не вникал в сюжет трагедии. Всех занимал описанный Шекспиром вариант снадобья. «Оно» выглядело уж очень привлекательно: выпил, уснул, проснулся отдохнувшим, проблемы рассосались. Кто не мечтает об этом?
Марго удалось формально погасить возбуждение в классе, но информация взорвалась как атомный гриб и сотрясла мир старшеклассников. Вопрос оказался насущным для всех: мальчиков и девочек, двоечников и отличников. Они искали ответ, существует ли такое зелье, и, главное, как его попробовать. На перемене ребята перебирали варианты, но не смогли найти удовлетворяющее большинство объяснение. Одноклассники подходили к Робби, выражали респект, называли реальным пацаном. Намин – реальный пацан?! Тот, которого не замечали ни учителя, ни одноклассники? Подошла сама Николь: «Я почему-то не обратила внимания на этот нюанс. Действительно, как ей удалось так глубоко уснуть?» Тем временем в учительской англичанка эмоционально описывала, какой именно момент знаменитой пьесы интересует класс. Учителя повозмущались, поохали и разбежались по кабинетам. Марго понимала, следовало бы сообщить Наминым про странный интерес их сына. Как найти время и силы сделать это? В конце концов, это обязанность классного руководителя, она не руководительница 9 «А», и этой спасительной мыслью успокоила себя Марго.
Намин наперед знал, несмотря на угрозу вызвать родителей, Марго этого не сделает, комиссии в школе, учителям не до внеучебных проблем. Им, вообще-то, всегда не до внеучебных проблем. И без комиссии вечно жалуются на цейтнот, на писанину. Марго – нормальная тетка, любит свой предмет. По пустякам кипиш подымать не будет, за что ее уважали дети.
Марго, чтоб приблизить английский язык к ученикам, привела примеры, как звучат их имена на английский манер. Сокращенные имена закрепились за ребятами: Робби, Тим, Дэн, Раффл, Ди, и так далее, – не имена, ники. На физкультуре, подавая пас, легче крикнуть Рафф вместо длинного Ра-фа-эль, а Ди в секунду превратило Динару в принцессу. Упрощенные имена затушевывают национальную принадлежность, придают немного киношного имиджа. Красавицу и отличницу Веронику тоже перестали называть полным именем, но сокращенное Ника не прижилось. Прижилось французское Николь. Она выделялась не только именем, она была из другого этажа благополучия, хотя держалась со всеми демократично.
Робби был премного благодарен Марго. С ее легкой руки официальное имя Намина стерлось из памяти одноклассников. Прежде них оно стерлось из его памяти. Робби ужасно не нравилось его настоящее имя; предельно огорчало, как родители назвали их с братом. Дети простых трудяг не должны носить столь вычурные имена, Роберт и Альберт, а должны носить имена попроще, местные, без претензий. Впрочем, братик всем был доволен, Альберт так Альберт.
Имя у Робби вызывало ассоциацию со статным сильным полицейским. Оно льстило, правда, мало подходило худосочному, оттого казавшемуся длинноватым, подростку. Бабушка твердила: «мы из породы гончих, никогда толстыми не бываем». Перспектива трансформироваться в качка, по оценкам самого Робби, была нулевая при любом усердии в спортзале, поэтому он даже не пытался улучшить внешние параметры, подаренные родительскими генами.
После перепалки на уроке английского, на Робби надели лавры героя дня, сколь редкие в его биографии. Таинственная, еле заметная улыбка блуждала только в глазах. Губы не растягивались в улыбку исключительно благодаря усилиям воли. Робби не торопился домой, там ждала скука, бабулин обед. Голод – не тетка, так что вернулся Робби в квартиру после утренних минут славы, нигде не задерживаясь. Накормив внука, бабушка, как правило, уходит в магазин за продуктами или с подругами общаться.
Для Робби наступает любимое время суток. Он в квартире один, родители на работе, братишка в детском саду, бабушка в гостях. Абсолютно один, кругом тишина, он может думать о чем угодно, не стесняясь, что подслушают его мысли. Когда семья рядом, они догадываются, чем забита его голова. Оставшись наедине с самим собой, он ложится на диван в маленькой – самой теплой – комнате без одеяла, подушки, тесно прижавшись к спинке дивана, начинает представлять. Он представляет, как они оказались в укромном, безопасном, и, обязательно, темном месте. Он приступает ее раздевать, она стесняется, сопротивляется. Он ее нежно уламывает, гладит, обнимает, целует. Они просто лежат рядом, согревая друг друга, он чувствует ее, как чувствует спинку дивана. Кто она? Обычно героиня из какого-нибудь фильма, которая запомнилась пластикой, обаянием, характером и, конечно, красотой. Представлять реальную девушку в роли «она» не получается. Незадолго до прихода домашних, он выходит из сеанса, включает телевизор, пылесос, воду в ванной, – что-то, что свидетельствует, что жизнь бьет ключом.
Первой возвращается бабушка. Робби встречает её привычным: «пойду, свежим воздухом подышу». «Недалеко от дома» звучит в ответ столь же дежурное напутствие. Напутствие излишне, он всегда дышит воздухом на обсаженной большими деревьями детской площадке, на которую выходят окна близлежащих домов.
Детская площадка – центр жизни квартала. По утрам на площадку приходят взрослые выпить пива, чего покрепче, вольготно рассаживаясь на скамейках. Днем и вечером пространство всецело принадлежит подрастающему поколению и собакам. Ночью с площадки, бывает, доносятся ругань, вопли, пока, правда, обходилось без криминала.