Вань, здравствуй. Я, это, по делу, удели уж немного времени.
А, Илья, садись, чего уж не пообщаться, ты, я вижу, парень честный, душой не кривишь, а я это чую, шаман научил гнилого душой человека от чистого отличать, однако.
Благодарю, приятно. Я, собственно чего поговорить то, ты снайпер, я пулемет. Нам надо в паре сработаться, а то сами сгинем и ребят подведем, вот я и принес средство для смазки рабочего механизма. Мы с тобой, как бы оба цели первостепенные.
Это верно. Что предлагаешь?
От себя, ты знаешь, огонь на поражение, это моя так сказать прямая обязанность. А так как я на передовой, буду следить, что бы к тебе никто не прорывался и не шел обходом. Если увижу, дам знак, да и по возможности, прикрою. Так что надо нам с тобой систему знаков да сигналов продумать. А еще, я могу тебя обучить некоторым приемам самообороны, да с ножом погонять. Не дай Бог, но мало, какая зараза прорвется к тебе. Ты то конечно охотник, но вот себя защитить и в рукопашном и в ножевом бою должен суметь лучше, чем вам это преподавали в учебке. А я столько лет посвятил рукопашке.
Однако, мудро. Я же всегда тебя с дали прикрою, ты и правда важен для нас. Если кто подкрадется, тоже сниму с твоей спины лишнего. Мне то что, враг он враг.
Ты как здесь оказался то, Вань? Меня от парты оторвали. Добровольно принудительно.
Однако. А я сам пришел. Так надо. Я же охотник, я русский. Как узнал, что наши погибают, взял ружье дедово, получил благословение от шамана и пошел записываться добровольно. Я потомственный охотник, Илья, да и мои дед с отцом в рядах красной армии вторую мировую прошли. Брата младшего да сестричек оставил дома, мамке помогать с батей. Помогут духи, приду домой, продолжу жить, как предки завещали.
Да, верно, хорошее решение. Мы войны не ищем, но уж коли братья гибнут, обязаны спины им прикрывать.
Иван молча полоснул до крови себе ножом по правой ладони, протянув открытую руку мне, глядя в глаза. Я сделал тоже самое, крепко прижав свою правую руку к его. Так мы и побратались по древней традиции. Потом, обработали порез горячительным. Немного выпили, немного поговорили и разошлись спать.
Глава 5. Все тот же Афган.
Жизнь такая вещь, тонкая, странная, непредсказуемая, одна…
Афган. На веке в нашем сердце, в сердце простых мальчишек, прошедших этот ад, против своей воли, с легкого посыла старых пердунов, играющих нами как солдатиками, ради своей мошны посылающих нас на убой. На нас отрабатывали тактику боя, на нас как на игрушках проверяли форму, оружие, все…
Какая тактика была близка нашим советским полководцам? Может быть это трактат Суньдзы об искусстве войны? Да х.. хорошо бы если так, тактика второй мировой – партизанские бои, бои на равнине, в лесу. Но, Афган это горы, это иной климат, это совсем иной мир! А менталитет духов, душманов, это тебе не фашист, машина, робот, зависящий от команды, это фанатик, это мужчина, выросший и впитавший с молоком матери то, что убить неверного – прямой путь в райские кущи в объятия девственниц…
Вашу в бога душу мать… Собственное мнение в нашей стране? Ха-ха-ха! Я вас умоляю, можете его засунуть, ах да, там у многих уже их гордость, диплом об образовании и мечты с надеждами, нет места? Ничего, пропихните, так надо…
Армия делает из тебя мужчину? Да как же. Был ты дерьмом, таким и останешься, был мужчиной, тоже самое. Да, война лишь развивает твои качества, отсекает лишнее, раскрывает твой внутренний мир и потенциал.
Наши и ваши, какая тонкая грань. Как часто боги войны забирали руками своих же возможно в будущем прекрасных людей в свои чертоги.
Да, знаю, что вертушка нас должна сопровождать, знаю, что есть снайперы. Иду в группе по горам, стандартная разведка, что бы продвинуться на очередной квадрат. Для нас эти километры были километрами наших жизней и жизни наших близких, оставшихся там, на родине, для командования это лишь штрихи карандаша на карте. Идем с вещмешками, оружием, готовые ко многому, но не к тому, что произошло. Уж не знаю, так было спланировано или командование наше забыло предупредить летунов, или такая задача стояла, что бы тайно прошла операция. Может летуны тоже проводили с нами одновременно свою разведку. Уж и не знаю. Но произошло то, что произошло, добавив молодым парням седины на их голову и отпечаток на души их.
Идем, тихо, по горным тропам – вверх гора, не залезть, вниз – пропасть, не спрыгнуть, укрытия лишь несколько камней, ни пещеры, ничего. Пробираемся, замечаем, что на параллельном курсе наша боевая вертушка. Ну наша, значит сопровождение, идем спокойно. Вертушка разворачивается на нас… Мыслей нет, только страх и действие… Каким чудом я успел с самого низа вещь мешка достать сигнальную ракету, каким чудом она сработала, дав сигнал летунам – свои. Я не знаю, но свечку в церкви я своему покровителю, ангелу-хранителю поставить обещал, даст бог, вернусь домой. Вертушка ушла на свой прежний курс.
Словами не описать то чувство, когда в полной боевой готовности на тебя летит, готовая в любую секунду атаковать боевая машина, летающий танк…
Тогда я узнал, что такое истерика. Я сел и засмеялся, Смеялся пока не получил кулаком по роже. Удар в челюсть от нашего старшего собственно и спас меня от дурки. Истерики бывают разными. Либо ты плачешь, либо смеешься. Врачи принимали часто таких клиентов. Варианта выйти из истерики два – дать в челюсть или обнять, прижав к себе, даря покой. Мужики получают спасительную оплеуху, а вот девочек надо обнимать. Запомнил раз и на всегда, если девушка плачет, заткнись и обними ее, прижми нежно к себе, успокой.
– Спасибо, командир – сплюнув кровь, посмотрев в глаза старшому, сказал я.
Тебе спасибо, если бы не ты, все бы здесь остались, идем, впереди еще переход, задачу надо выполнять…
Позже я неоднократно читал и слышал, что человеческий мозг может выдавать удивительные штуки, так например в критических ситуациях время вокруг как бы замедляется и человек за долю секунды может успеть сделать очень многое, наверное так у меня тогда и произошло…
Глава 6. Он же.
Война войной, но без юмора не обойтись.
Мы в свободное время, находясь в расположении или в лагере, когда не на дежурстве, само собой и кушали и общались. Ну а как без этого. Один из юморных моментов, когда наш сослуживец Петро и генацвали Гиви кушая то, что положили, по принципу – товарищ командир, а в армии мясо положено? Положено – ешь, не положено не ешь». Вспоминали свои домашнии матушкины харчи, застолья, как они трапезничали у себя на родине. Все блюда описать не получится, ибо названия у них такие заумные, а по описанию наших боевых товарищей, так и вкусные, что мы слюнками давились. В итоге их разговор зашел в сторону, а хорошо бы порося завести у нас – предложил Петро
Нэээ, брат, барашка, или козочку, и молочко тэбэ и шэрсть и мясо.
Ниии, мясо то у порося, а еще, сааалооо… – Петро сделал такое лицо, словно попал на небеса.
Братцы, это то хорошо, но а как же грязь, запахи – это уже наш товарищ из сибирской деревни, который знал про все прелести скотного двора не по наслышке.
Тююю, а шо запх, привыкне скотынка, мы же привыклы…
Минутная пауза, горы сотряслись нашим дружным ржачем. Уж сильно Петро замечтался о сале, так, что выпал из реальности…
Петро, сало як сало, шо его пробовать.
Да ну вас, ничого в вас святого, Москали проклятые, кацапы…
Горы, они все же были восхитительны. Если бы не война, я был бы рад здесь побывать. Какие в горах восходы и закаты. Фантастика. А воздух. Что бы не уснуть во время моего боевого дежурства я размышлял, иногда даже тренировался мысленно. Как это? Все просто, мысленно делал ката, удары, повторяя опять же мысленно, весь рисунок, напрягая мышцы… Что бы и тело помнило и в голове на подсознательном уровне. Да и теплее и в сон не тянет.
Когда парни узнали, что я художник, начали меня сначала понемногу, а потом и сильно донимать просьбами сделать им татуировки. Нарисуй им это, нарисуй им то. Вот тоже мне, заняться больше нечем… Но все же они меня достали, конечно же не бесплатно ( кто приносил тушёнку, кто сгущенку , кто чем мог) я всем рисовал тату…