– Для начала поговорить с той женщиной и, в зависимости от ее ответов, думать, как поступить дальше.

– Пойми, расследование убийства требует профессионализма. Тем более, прошли десятки лет. Как ты намерена искать убийцу? Не удивлюсь, если он сам давно мертв.

– Дядь, я знаю все нюансы предстоящего дела, они меня не смущают.

Осознавая скрытые мотивы племянницы разобраться во всем этом, тот отдавал себе отчет, что переубедить ее нет возможности.

– Думаешь, копаясь в прошлом, ты уменьшишь чувство вины, которое не отпускает тебя вот уже двадцать лет?

Вопрос для нее являлся болезненным, так как отчасти в нем крылась правда. Нежелательная правда.

– Вероятно, в каком-то смысле ты прав…

Прервал реплику вошедший в беседку парень лет двадцати семи, подстриженный «под горшок», с блуждающим взглядом и пустым выражением лица, на котором наблюдались прыщи.

– Привет, Кеша! – подала голос Ульяна.

Как только паренек услышал, кто находится здесь помимо отца, то сразу же подошел, неловко ее обнял и быстро произнес:

– Привет.

Отец указал ему на кресло, где сам недавно сидел, и Кеша уселся на краешек.

– Как твои дела? – поинтересовалась у него сестра.

Паренек улыбнулся, широко и довольно.

– Хорошо, только я случайно сломал собаке ножку…

Решив, что не расслышала, она уточнила:

– Ногу собаке?

– Игрушечной, – пояснил за него отец.

Всю сознательную жизнь Ульяна была не в состоянии свыкнуться с мыслью, что с детства Кеша не такой, как все. Особенный мальчик. Семья привыкла принимать его таким, какой он есть, а вот общество… Будем откровенны: оно еще не готово принять и понять подобных, особенных людей.

– Пробовал починить ей ножку?

Невольно Кеша склонил голову в правую сторону и сказал:

– Папа обещал сделать, если я хорошо себя буду вести!

– Ну… думаю, он сдержит слово.

Похлопав сына по плечу, Иван попросил его пойти к себе в комнату; когда Кеша ушел, Ульяна подытожила:

– Вижу, у него все без изменений…

Вздохнув, ее дядя кивнул.

– Не знаю, зачем мы до сих пор колем препараты, если ему лучше не становится. На протяжении всего времени, пока Кешенька болеет, врачи разводят руками, выписывая медикаменты, которые лишь замедляют деградацию мозга.

Обсуждать все это для него было очень болезненно – даже мимика выдавала всё то страдание, которое он испытывал, сидя ночью возле кровати сына и успокаивая его после внезапных приступов паники.

Поднявшись, Ульяна с сочувствием обняла дядю. Много лет их двоих объединяла общая утрата. Одна потеряла отца и разумного брата, другой – тоже члена семьи и умного сыночка…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Когда Ульяна выходила из дома дяди, Никита, как договаривались, встретился с приятелем. Погода для апреля стояла приятная, если не замечать луж, которые почти повсюду норовили намочить обувь обитателям города. Никита, как и его друг Егор, для середины весны оделся легко, не чувствуя, впрочем, зябкости сезона.

Увидев, как к лавочке подходит Никита, Егор предложил ему пива. Он уже попивал одну баночку, вторая стояла нераскрытой.

– Нет, пожалуй, откажусь…

– Опасаешься пивного животика? – предположил Егор.

У него самого не наблюдалось никаких проблем с лишним весом; среднее телосложение удовлетворяло и его, и ту, кого он взял в жены полтора года назад. У Егора были короткие, светлые волосы, лицо его едва заметно блестело.

Никита присел и с усмешкой ответил:

– Нет, жировые складки не пугают меня. По крайней мере, пока. Если ты помнишь, при нашем знакомстве я был похож на скелет. Благо, из-за моих посещений спортзала простой люд обрел способность находиться со мной в одном помещении без намека на сочувствие. Боюсь, если я стану круглым, они будут смотреть на меня с презрением.

В действительности Никита утрировал. С недавних пор большинство людей кардинально поменяли к нему свое отношение. Суть в том, что с рождения до двадцати лет из-за паралича он не имел возможности ходить. Потом здоровье улучшилось, ноги начали «правильно» работать, а сам юноша, как оказалось, был вовсе не готов к жизни в современном обществе. Вернее, общество было не готово к нему. В чем это выражалось? Можно сказать, сверстников забавляли его неловкие, медлительные движения, то, как он ходил, согнув спину и выпятив торс. Хотя сейчас буквально вошло в привычку ходить строго прямо, отчего в нем прибавилась немалая доля харизмы, у него пребывало понимание, что все-таки насмешки, особенно намеренные, в основном исходят от недалеких людей. Нет, безусловно, если ты находишь что-то забавное в недуге другого человека, в этом нет ничего постыдного, но будь любезен не озвучивать. Он знает одного инвалида, который цинично пишет весьма неплохие шутки о собственном недуге, и всем они нравятся. Здесь важно просто понять степень иронии больного. Ведь есть примеры совершенно противоположные: например, кто-то сломал ногу и не в состоянии принять хромоту. Болезнь, какой бы она ни была, властна над тобой до тех пор, пока ты отрицаешь ее.

– Неужто вы, друг мой, так опасаетесь людского мнения? – надменно спросил Егор.

– Разумеется. Хочу всегда выглядеть безупречно. Конечно, не доходя до голубизны, – вылизанные мальчики меня никогда не привлекали.

– Жаль, инвалид в мире геев, как я предполагаю, – настоящий нонсенс. Спрос большой.

– Откуда тебе известны подобные тонкости? Неужели побывал во вражеском тылу?

Смеясь, Егор послал его в пятую точку.

– Нет, и никогда не побываю. Даже если эпидемия гомосексуальности захватит мир, у меня есть личная вакцина…

– Какая же?

– Моя Галина.

– Услышь тебя девушки, мы бы точно оглохли от милого «о!»…

В ответ Егор несильно швырнул в собеседника пустую баночку из-под пива.

– Кстати, у нее стресс, что сказывается на ее умении готовить и на настроении, что важнее…

– Ага, тем не менее, ты вначале упомянул готовку. В чем причина стресса?

– Да на работе ее достает одна карга, из-за чего Галина потом срывается на меня.

Никита встал.

– Говорила руководству почты?

Егор тоже поднялся, предварительно взяв еще одну баночку пива в руку.

– Что оно может сделать? Бабулька есть бабулька. То посылку от сына помяли, то долго доставляли письмо. Одним словом, все отделение почты подняла на уши.

– Как ее имя? Может, знаю…

Задумчиво посмотрев на одно из окон противоположной многоэтажки, Егор признался:

– Не помню. Но она точно живет поблизости.

– Может быть, просто стоит с ней поговорить?..

Егор покачал головой:

– Мне кажется, тщетно ее убеждать.

– Попытка не пытка,– пожал плечами Никита. – Если вы с Галиной этого хотите, я сам готов попробовать.

С недавних пор он обрел уверенность переубеждать другого человека в чем-либо. По иронии судьбы до этих пор переговорщик из него был никакой. Да о чем вообще может идти речь, если в прошлом он затруднялся в компании выразить четко мысли? Однако прочитанные им десятки книг дали свои плоды и изменили его вещество под черепной коробкой.

– Попытайся. Добьешься хоть какого-нибудь успеха – моя отблагодарит твоей любимой запеканкой.

По неизвестной ему причине Никите нравилось быть чем-то полезным другим. Это, определенно, не связано с одиночеством, чего, в общем-то, и не было никогда – ведь Игорь в те времена постоянно находился с ним рядом. Просто… будем говорить откровенно: прошлое, на его взгляд, пропитано болезненным желанием быть как все. Депрессией. Завистью. Пока он не осознал, что жизнь полностью зависит от него, неважно, чем ты болен, – мужчина находится во власти обстоятельств. Теперь, когда ты осознал принципы и ценности жизни, почему бы не быть полезным близким?

– Как хоть выглядит та женщина? – спросил он.

В ответ Егор развел руками.

– Поговори с Галиной, она детально тебе ее опишет. Но чего ты хочешь добиться? Раз старушка доводит ее, то непременно пошлет и тебя.