У Агасфера не было друзей, к которым можно было обратиться за советом. Он делил людей на две категории: первые – это те, которым нельзя грубить, нельзя высказывать своё мнение о них; вторые – кем он в той или иной степени командует. Лет пятнадцать назад, когда торговец заключил свой первый крупный торговый договор с Египтом, его доходы стремительно пошли вверх. Он распоряжался деньгами очень осторожно, не позволяя себе лишнего.

Иногда, гуляя поздно ночью по своим владениям, задумывался о своих поступках и своём отношениях к людям. Порой понимал, что поступил неверно, но извиниться перед человеком для него было равносильно тому, чтобы отрубить себе руку. Иногда ловил себя на мысли, что нужно бы быть немного милосерднее и добрее … Но к утру ночные размышления напрочь забывались, и характер брал своё.

Сидя под небольшим оливковым деревом, наблюдал за лошадьми, жадно пьющими воду из огромных каменных сосудов и в душе радовался, что наконец-то дома. Его не тревожила мысль о том, что здесь никто не ждал с нетерпением его возвращения. Неожиданно он спиной почувствовал чей-то взгляд. Обернувшись, торговец увидел пожилого слугу, отвечающего за приём гостей и покупку еды .

– Мой господин, – низко поклонившись, обратился к нему раб, – вас хочет видеть Иехония.

Иехония, человек скупой и лживый, был одним из тех, которых не хотелось бы видеть . Лет пять назад тот был одним из беднейших купцов Иерусалима и часто искал встречи с Агасфером. Добиваясь его расположения, льстил, доносил на других и передавал ему, что о нём судачили за его спиной. Но сейчас дела Иехонии быстро пошли на поправку, и сегодня он был не менее состоятелен, чем Агасфер. Разбогатеть ему помог странный и нелепый случай.

Примерно два года назад один из самых почитаемых и уважаемых торговцев Иудеи, неожиданно пропал, после чего прислал домой письмо, в котором говорилось, что он отказывается от всего своего состояния и просит его не искать. Позже его видели в разных городах в странной компании, во главе которой стоял какой-то подозрительный философ. Иехония быстро сообразил, что к чему, и ухватился за случай. Все сделки с Египтом и Месопотамией, которыми занимался бывший хозяин, он каким-то образом переписал на себя, а потом занял довольно крупные суммы денег, вложил их в товар и пополнение своего скота. Деньги быстро окупились, и в скором времени пошла первая прибыль.

Хозяин дома, кивнув слуге, дал ему понять, что гость может войти. Раб с поклоном ушёл к входным воротам. Через пару минут появился Иехония и медленной медвежьей походкой направился к Агасферу. На вид ему было лет сорок пять, низкорослый, толстый и лысый. Маленькие поросячьи глазки говорили о его хитрости, тонкий длинный нос свисал, казалось, до самого рта, а очень толстые губы растянулись в широкой улыбке, что придавало ему сходство с огромной жабой. Дополняла это всё красивая бордовая туника, обшитая драгоценными камнями.

– Привет мой любезный друг, – пропищал гость. Голос у него был громкий, но очень неприятный и писклявый. – Как прошла последняя поездка? Надеюсь, не возникло никаких проблем? Я слышал, нападения с востока в последнее время участились.

– Дорога была успешной, – коротко, будто отрезал Агасфер.

– Рад, весьма рад это слышать! – солгал Иехония, заискивающе улыбнулся и облизал толстые губы. – Мой дорогой друг, я пришёл к тебе с просьбой и новостью, – продолжил он.

– Я буду рад выслушать твою просьбу и новость, – сухо ответил хозяин дома.

– Начну, пожалуй с новости. В твоё отсутствие в городе произошёл скандал, в нём был замешан даже сам Прокуратор. Говоря коротко – здесь арестовали одного умалишённого философа, который подстрекал людей к восстанию против власти, но его вовремя схватили солдаты и повели на суд к Пилату. Тот с уверенностью заявил народу, что философ всего-навсего сумасшедший, и его достаточно навсегда выдворить из города. Но главный первосвященник Манассия и фарисеи запротестовали против приговора прокуратора и потребовали казни. Он несёт опасность всей Иудейской земле своими обращениями к народу. И сегодня его распнут! Зрелище будет ещё то. А скоро его поведут через главную площадь города, – улыбнувшись пропищал он.

– Понятно, – без интереса ответил Агасфер, подходя к дереву и срывая с него спелый плод. – Но в такой зной я не собираюсь идти на площадь.

Иехония издал негромкий смешок.

– Я упустил одну интересную деталь. Это как раз тот философ, за которым пошёл купец, оставив свой дом.

Агасфер с интересом уставился на него. Ему была интересна судьба торговца . С того времени, как тот ни с того ни с сего обезумел и ушёл в голодные странствия, о нём практически ничего не было слышно. Доходили слухи, что его видели в разных городах Иудейской земли – он ходил в лохмотьях, которых бы устыдился наибеднейший попрошайка, спал в сарае для скота, и по словам очевидцев, радовался жизни. Что могло повлиять на столь быструю смену жизненных приоритетов? Агасфер не знал. Если того философа сегодня будут проводить на казнь, значит там будет и он, коль так яро и вездесуще следовал за ним. Эта новость заинтриговала и он решил, что обязательно сходит на площадь.

– А в чём же состоит просьба, которая привела тебя ко мне?

Иехония поёжился, переминаясь с ноги на ногу.

– Дорогой друг, у меня возникла небольшая проблема. Завтра мой караван отправляется в Давир, но мне не хватает двадцати хороших верблюдов. Ты же знаешь, я бы мог их купить, но мне нужны только лучшие, а не те полуживые создания, которых предлагает наш рынок. Твой скот славится по всей Иудее, – польстил он, – Не мог бы ты мне их одолжить, пока я не приобрету надёжную замену? Я слышал, твоя поездка только через месяц…

Агасфер снова принялся обрывать плоды.

– Двадцать, к сожалению, дать не могу, только пятнадцать. И чтобы через пять дней они снова стояли в моих стойлах. За увечья или потерю верблюда будешь платить по шесть тысяч динариев за голову, – неторопливо и с нажимом произнёс Агасфер.

– По рукам, – ответил Иехония протягивая коротенькую, мокрую от пота ладонь. – Так ты не передумал идти на площадь? Могу тебя сопроводить, я сейчас же отправляюсь туда.

– Нет, не передумал. Но я устал и хочу отдохнуть, – соврал Агасфер. Ему попросту не хотелось оставаться в компании этого льстивого коротышки, и он твёрдо решил, что отправится на городскую площадь сам.

– Понимаю, понимаю мой друг!.. Тогда до встречи, ещё раз за всё премного благодарен, – быстро проговорил чуть склонив голову перед хозяином дома, после чего развернулся и направился к выходу.

***

Городская площадь была густо усеяна людьми, как всегда в праздничные дни: мужчины и женщины; дети, старики и юнцы; богатые и бедные. Агасфер свернул на основную улицу, по которой по обычаю проводят преступников. Людей там было ещё больше чем на городской площади – они теснились вдоль стен, уступив центр дороги огромному кортежу Прокуратора.

Народ изумлённо перешёптывался, какая то женщина, за которой стоял Агасфер, негромко, но отчётливо тараторила своей подруге:

– Смотри, Пилат уезжает из города! Говорят, это из-за того философа. Он хотел его отпустить и обманывал первосвященников, выдавая его за сумасшедшего. Я слышала, он готов был встать даже против слов Ирода! Не знаю, что уж там точно было, но я никогда не видела его таким мрачным. Этот болтун умел говорить и убеждать людей. И, кажется, он исцелил Пилата от постоянных болей в спине, пока жил в его доме последние три дня…

Кортеж вскоре проехал улицей ведущей к главным воротам.

Агасфер проводил его глазами и снова устремил свой взгляд туда, где вот-вот должны были появиться солдаты, сопровождая приговорённых в последний путь.

Время шло, толпа стала издавать негодующие звуки, жалуясь на опоздание. И вот из-за поворота показалась ровная линия охраны из двадцати человек. Поверх красных туник на них были надеты железные доспехи, в руках держали длинные острые пики, поднятые вверх. За ними плелись двое приговорённых, покорно глядя в землю: оба крепко сбитые, коренастые, высокого роста. К их спинам были привязаны тяжёлые деревянные кресты. Метрах в двадцати позади них шел последний – невысокий, худощавый, в серой длинной тунике, достающей ему до щиколоток. Крест не был привязан к нему, он тащил его обеими руками, обняв, как родственника после долгой разлуки, согнувшись под его тяжестью. Одежда на спине была разорвана, от ударов бича тело кровоточило, пропитывая рубище . На руках и ногах виднелась засохшая кровь. Философ то и дело ронял свою ношу, а приставленный к нему солдат, шедший чуть позади, каждый раз бил его кнутом, сплетённым из нескольких коротких плетей с костяными шариками на концах кожаных шнуров. Приговорённый снова и снова поднимал крест и продолжал тащить его, виляя из стороны в сторону и еле держась на ногах. Толпа одобрительно кричала и свистела. Каждый раз, когда крест падал на землю, люди громко издевательски смеялись.