— Впрочем, это сейчас неважно. У меня будет время заняться этой тварью. А вот тебе от меня не убежать. Я уже отдал приказ об уничтожении вашего обожаемого корабля Великанов. Пока ты здесь пялишься на меня, огонь, пылающий на нём, освещает весь порт.

Ковенант вздрогнул. Огонь пожирает «Звёздную Гемму»! Дикая магия, порвав наконец узы его рассудка, устремилась к ненавистному кемперу, но в последний момент Ковенант сдержал её, отчего острая боль обожгла его мышцы. Медленно, боясь малейшим звуком сдетонировать взрыв, он произнёс:

— Касрейн, я убью тебя. — Каждое слово дикая магия окрашивала в серебро. — Ты знаешь, что я могу это сделать. Останови то, что ты начал. Позволь моим друзьям уйти. Иначе я испепелю тебя.

— Правда? В самом деле? — Издевательский смех Касрейна походил на карканье, а взгляд кемпера был мрачен и безжалостен. — Ты об одном забыл, дружок, что я — Касрейн-Круговрат. Именно я загнал горгон в вихрь, я построил Песчаную Стену, и именно я уже столько веков держу в руках всю Бхратхайрайнию. Ты, конечно, обладаешь некоторой силой и, кроме того, тем, что так нужно мне. И, учитывая твою слабость и ничтожность, я без труда подчиню тебя себе и заберу то, что хочу.

Но как бы жёстко ни звучали его слова, он пока что не нападал.

— Ты уже заметил, что я все приготовил к твоему приходу? — Он плавным жестом указал на кресло с золотыми моноклями. — Золото такой чистоты очень редко встречается на Земле, а может статься, есть только в этом пустынном краю. Вот потому-то я и пришёл сюда и при помощи своего искусства захватил власть над страной. Но золота всегда не хватает, и потому мне приходится расширять влияние на другие страны, чтобы искать его везде, куда достигает моя рука. Только с золотом моё мастерство достигает нужного мне результата… — Он окинул Ковенанта презрительным взглядом. — И с помощью золота я уничтожу тебя!

С внезапной прытью он подхватил котёл и выплеснул его содержимое на стол.

Чёрная, вязкая, как застывающая кровь, жидкость широкой волной расплескалась по столешнице и струйками потекла на пол. И везде, куда она попадала, все — будь то дерево, камень или металл — начинало плавиться. Но основная её масса текла в сторону Ковенанта.

Кислота: столь же едкая, как купорос, столь же опасная, как чёрная жидкость юр-вайлов. Ковенант инстинктивно заслонился руками, и из них во все стороны брызнуло ослепительно-белое пламя. Но уже через долю секунды он взял себя в руки и, сконцентрировав всю энергию в одном луче, смел жидкость со стола.

Однако за этот крошечный промежуток времени Касрейн успел прыгнуть в кресло с нимбом из золотых кружков и теперь издевательски смотрел оттуда на Ковенанта.

Неверящий уже не давал себе труда сдерживаться: дикая магия бурлила в нём, как магма, жаждущая извержения. Больше не сдерживаясь и не раздумывая, он с наслаждением обернулся серебряным сполохом и устремил на Касрейна заряд такой мощи, что его с избытком хватило бы, чтобы испепелить на месте с десяток кемперов.

Внезапно в ушах Ковенанта зазвенело от отчаянного «Нет!» Финдейла.

Но огонь не коснулся Касрейна, он был рассечён и втянут в себя многочисленными золотыми кружками, которыми щетинилось кресло. А затем, словно многократно отражённый ими, он ударил из них с ещё большей, удвоенной, утроенной силой, сметая все на своём пути.

Столы зашатались; несколько полок обрушилось, а остальные запылали; лаборатория заполнилась звоном лопающегося и разбивающегося стекла. В Ковенанта со всех сторон полетели языки пламени и осколки и щепы лабораторного оборудования. Его спас лишь рефлекторный выброс дикой магии.

Но сила ответного удара мага оказалась так велика, что Ковенант, оглушённый, упал на пол. Камни пола ходили под ним ходуном, словно корчащаяся в агонии плоть. Перед глазами у него метались иссиня-белые молнии.

И они не исчезали. Касрейн сумел пленить защитное пламя Ковенанта, и теперь его струи чертили светлые полосы от стены к стене, до бесконечности множась и отражаясь в золотых кругах колдуна. Всю лабораторию словно окутало серебряной паутиной.

Финдейл склонился над Ковенантом и закричал ему в лицо:

— Остановись, идиот! — Тот не подавал признаков жизни, тогда элохим заколотил по его спине сухими старческими кулачками. — Ты слышишь меня?! Ты можешь разрушить всю Землю! Ты должен остановиться!

Полуоглушенный, полуослепший от внезапного реванша колдуна, Ковенант с трудом мог соображать. Но какая-то часть сознания оставалась ясной, и он прошептал:

— Я должен остановить его. Если я этого не сделаю, он уничтожит Поиск… — Убьёт Линден. Убьёт Великанов. Убьёт харучаев. — И тогда не останется никого, кто мог бы защитить Землю…

— Ты просто сумасшедший! — возопил Финдейл. — Вед самая страшная опасность для Земли — именно ты! Ты! Ты что, не видишь, куда тебя гонит яд Презирающего?

У Ковенанта голова пошла кругом. Невероятным усилием воли он удержал ускользающее сознание и попросил:

— Тогда останови его ты.

— Я — элохим, — содрогнувшись, ответил Финдейл. — А элохимы ни у кого не отнимают жизни.

— Тогда выбирай, — голос Ковенанта постепенно креп, вновь подпитываемый неугасимой яростью, — либо ты его остановишь, либо ответишь на мои вопросы. Почему ты здесь? Чего ты боишься? Почему ты хочешь, чтобы я сдержался? — Финдейл не отвечал, а гоняемые колдовством Касрейна по всей лаборатории протуберанцы разрушили её настолько, что стены грозили обрушиться. — Ну, решайся же!

Элохим судорожно вздохнул, и его жёлтые глаза затуманились от боли.

И тут же он стал оседать, таять и в образе птицы взметнулся к потолку.

Сверкающие вокруг него серебристые молнии не причиняли ему — живому воплощению Силы Земли — ни малейшего вреда. Увеличиваясь в размерах и уплощаясь по мере приближения к кемперу, он, оказавшись над его головой, обрушился сверху и окутал его, словно мантия.

Прежде чем Касрейн успел что-либо предпринять, Финдейл превратился в колпак, зависший над головкой младенца. А затем плавно скользнул вниз и, словно вторая кожа, покрыл его безволосое темя и опустился до подбородка с крохотной ямочкой.

Дитя стало задыхаться.

Из груди Касрейна вырвался страшный вопль. Забыв о том, что кресло было его единственной защитой, он вскочил на ноги и, шаря руками за спиной, попытался схватить элохима; но его пальцы проходили сквозь его специфическую субстанцию. Его лицо, исказившееся от панического страха, стало темнеть, как при удушье.

Из самых глубин его души вырвался ещё один ужасающий крик:

— Жизнь моя!

И, словно этот вопль разодрал его душу на клочки, он грянулся об пол, как башня, взорванная изнутри.

Вслед за этим его колдовство тоже словно задохнулось: серебряные молнии истончились, сверкая все реже, и наконец совсем исчезли.

Ковенант вскочил на ноги и поймал себя на том, что чуть было не бросился Касрейну на помощь.

Финдейл, уже принявший человеческий облик, отошёл от распростёртого тела мага. Его лицо было полно скорби. Еле слышно он произнёс:

— То, что он носил на спине, не было его сыном. Это был кроел — одна из вечно голодных, Богом проклятых тварей, обитающих в самых мрачных уголках Земли. И тот, кто вступает с ними в сделку, чтобы получить от них власть или бессмертие, навлекает проклятие и на себя. Вечное проклятие. — Голос элохима был странно прозрачен, словно туман из слез. — Ты удовлетворён, Обладатель кольца?

Ковенант не успел ответить. Ощущая, как магия, бушующая в нём, вот-вот вырвется наружу, он не придумал ничего лучше, как убежать от того вреда, который мог бы ещё нанести. В хаосе разрушенной лаборатории он нашёл лестницу и чуть ли не кувырком полетел вниз. Теперь единственным, что ещё удерживало его от взрыва, была мысль о Бринне. Харучай, ожидавший его внизу, не должен погибнуть от его несдержанности.

Оказавшись в будуаре, Ковенант увидел, что Бринн даром времени не терял: все верхние ступеньки лестницы, ведущей вниз, были так плотно завалены телами хастинов, что теперь харучай томился скукой в ожидании, пока новые стражи расчистят себе путь и доберутся до него.