— О, да. Точно. Конечно.

Мама делает еще один глоток чая. После этого наступает тишина. Такая тишина причиняет физическую боль тем, кто к ней причастен. Как всегда вежливо, моя мама упорно пытается заполнить это молчание.

— А Алексис... она выглядела… хорошо?

Этот вопрос адресован нам обоим. Лейси фыркает, встает из-за стола, быстро оглядывается вокруг с довольной улыбкой, а затем уходит. Просто уходит, как будто это самая легкая вещь в мире. Почему, черт возьми, я об этом не подумала? Но я не могу уйти. Одному Богу известно, что Зет может сказать моим родителям. Или что они могут спросить его в мое отсутствие. Я практически съеживаюсь от этой мысли.

— Да, когда я видел ее в последний раз, она выглядела… здоровой, — сообщает ей Зет. Еще глоток чая. Он берет и откусывает печенье, которое дала ему мама, встречаясь со мной взглядом и слегка улыбаясь. Кто, черт возьми, этот самозванец, и где, черт возьми, он спрятал тело ужасного Зета Мейфэйра? Потому что этот парень… он печенье со сливками по сравнению с жесткой версией Зета, которую знаю.

Я хмурюсь, пытаясь выразить свое сильное раздражение тем, что он ворвался сюда и напугал меня до смерти, и у него хватает наглости подмигнуть мне в ответ. Подмигнуть! Меня бросает в жар, и начинаю волноваться по этому поводу, когда он делает что-то еще хуже. Я чувствую удар по ноге. О, он только что... но когда чувствую, как сильные пальцы сжимают мое колено, знаю, что он это сделал. Схватил меня за бедро под столом. Я бью ногой, пытаясь вбить в него хоть немного здравого смысла, но моя цель немного ошибочна.

— Ой! Что, ради всего святого, происходит!

Мой отец визжит, как собака, которую пнули, и тянется вниз, чтобы схватиться за ногу. Ногу, которую я только что ударила.

— О! Прости, папа. Мышечный спазм, — слабо объясняю я, гримасничая. Рука Зета скользит вверх по моей ноге. Я ничего не могу с собой поделать и бросаю на него возмущенный взгляд. О чем, черт возьми, он сейчас думает? Ведет себя как ангел над хрупким фарфором, который мама приготовила для нас, но под столом как обычно — воплощение дьявола. Я просовываю руку под стол и нахожу его наглые пальцы, быстро перемещающиеся на север, направляясь прямо к опасной территории.

Конечно, он делает это. В этом он весь. Врывается в дом моих родителей, притворяясь самой невинностью — информационная безопасность? Да, конечно! И все это время он пытается еще немного меня извратить. Потому что ни при каких обстоятельствах никогда не представляла себе, что буду сидеть и разговаривать с мамой и папой в то время, как парень изо всех сил пытается распускать руки под столом. Я хватаю его за руку за первый попавшийся палец и резко сгибаю его, изо всех сил стараясь причинить ему боль. Такое ощущение, что сломаю эту чертову штуку, если согну еще сильнее, и все же, когда смотрю на Зета, он все еще мягко улыбается, как будто ему все равно.

Одним легким и небрежным движением он вырывается из моей хватки и крепко сжимает мое запястье. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не выдернуть руку, но это требует серьезной работы. Папа выглядит немного растерянным, как будто видит, что со мной происходит что-то странное, но не может понять, что именно.

— Когда Алексис вернется домой, Слоан? — спрашивает он.

— Скоро. Очень скоро. Ей просто нужно кое-что организовать дома. В ее новом доме. Может быть, через пару недель?

Эта новость убьет их. После долгого ожидания, а затем, чудо из чудес, узнают, что Алексис все еще жива, они захотят увидеть ее прямо сейчас. Лицо моей матери вытягивается, но отец просто кивает, как будто всего этого и следовало ожидать. На самом деле, он выглядит слишком спокойным. В этом нет особого смысла, но сейчас у меня на уме совсем другое — главным образом освобождение от Зета.

Я дергаю руку, пытаясь освободиться из его хватки, но он только крепче сжимает ее. Очень медленно он тянет мою руку к себе. Сжимает мое запястье, так чтобы я почувствовала, как моя кровь яростно пульсирует в каждом пальце, а затем кладет мою руку ладонью вниз себе на колени.

Удивление от того, что я чувствую там, заставляет мое колено врезаться в стол; четыре чайных чашки гремят о блюдца, и «Леди Грей» разливается повсюду. Эрекция. У него начинается эрекция, и он толкает свои бедра вверх в мою руку, прижимая эту штуку ко мне, в то время как мои щеки внезапно вспыхивают огнем.

— Что, во имя всего святого, с тобой происходит? — ахает мама, протягивая руку, чтобы разложить различные дрожащие предметы на столе.

— Извини, я ... — пытаюсь рассказать тебе о твоей дочери, а у меня в руке возбужденный член. Неуместность ситуации, в целом, делает ее еще более сюрреалистичной. Какой человек возбуждается, когда приходит, ведет себя мило с родителями девушки, которую он трахает? Не только ведет себя хорошо, но и говорит им, что дочь, которую они так долго считали мертвой, на самом деле жива? Видимо, Зет. Мне не следовало даже думать о том, чтобы задать себе этот вопрос. Зет определенно из тех парней, которые получают сильное удовольствие, извиваясь, как рыба на крючке.

— Я просто нервничаю после долгой поездки на машине.

У папы снова загораются глаза.

— Ах да, машина. Точно. Не могла бы ты объяснить, где ты ее оставила?

Сейчас в его голосе больше интереса, чем когда он говорил о Лекси — что-то не сходится. Действительно.

— Да, твоя машина. Точно. Что ж.

Зет снова толкает свои бедра в мою ладонь, вдавливая свой теперь твердый, как камень, член в мою все еще прижатую руку.

— Да, это полностью моя вина, доктор Ромера. Я хотел ехать по бездорожью и не хотел повредить вашу машину. Я ценю хорошую машину, знаете ли. И не часто можно увидеть универсал в таком превосходном состоянии. Эти деревянные панели...

Зет раздувает щеки, и мой отец издает радостный звук одобрения. Вряд ли он узнает, что Зету не нравятся его деревянные панели. Правда в том, что Зет ненавидит эту долбаную машину и больше всего ненавидит деревянные панели семидесятых годов.

— Что ж, я должен сказать, что это здорово встретить единомышленника автолюбителя! Итак, где же ты ее оставила?

Почему, черт возьми, он больше не расспрашивает меня о своей дочери Алексис? Я хочу накричать на него за то, что он такой черствый, но слишком ошеломлена. Эта проклятая машина. Между тем, ложь продолжает изливаться изо рта Зета без сучка и задоринки.

— В доме моих родителей в Сан-Хасинто. Мой друг Майкл собирается доставить ее вам в течение ближайших двух дней. Надеюсь, вы не возражаете?

— О, нет, вовсе нет, — мой отец улыбается Зету, совершенно не обращая внимания на откровенную ложь, которая только что сорвалась с его губ. Похоже, для них это было прекрасное утро. Я просто ошеломлена мыслью, что только что стала свидетелем лжи Зета, когда он сказал, что всегда говорит только правду. Всегда. Как будто для него было бы смертным грехом поступить иначе. Не то чтобы такого человека, как Зет, сильно беспокоили смертные грехи, насколько мне известно. Он делал намного, намного хуже, чем лгал в глазах церкви. И общества в целом. Кажется, его это не слишком беспокоит.

Лейси снова появляется на кухне, ее маленькая сумка перекинута через плечо, с выпирающими предметами разной формы. Она бросает ее к своим ногам, глубоко вздыхает и всем улыбается.

— Итак, — говорит она. — Это было весело, да? Нам, наверное, пора идти.

Зет

Мы ехали в полной тишине почти пять минут, прежде чем Слоан заговорила.

— Ты действительно считаешь, что это было уместно? — спрашивает она, постукивая кончиками пальцев по голым коленям. Лейси перестает тихо напевать себе под нос и наклоняется вперед с заднего сидения машины.

— Что было уместно? — спрашивает она.

Слоан и я отвечаем одновременно.

— Ничего.

— Слоан играла с моим членом под обеденным столом.

Задыхаясь от возмущения, Лейси откидывается на спинку сиденья.