Зверь выбрался из леса на закате. Остановился, осторожно принюхиваясь.

Запахи – единственное, что он сейчас впитывал. Зрение и другие чувства ещё не вернулись, на это всегда уходило много времени после перерождения. Разве что ощущалось, как внутри тела растворяются сущности пойманных в лесу людей и прочих тварей, которые теперь давали ему жизнь. Удачная вышла охота…

Сколько времени прошло с тех пор, как Зверь ушёл вглубь леса и затаился, готовясь к новой метаморфозе? Десять лет? Двадцать? Лес вокруг не менялся, как и небо над головой, звёзды или солнце. Невозможно было вычислить, да Зверь и не пытался. Сейчас он просто хотел заново начать жить.

Вокруг пахло перегноем, влажным мхом, туманом. А ещё – горячим асфальтом, бензиновыми испарениями. Лапы погрузились во что-то мягкое и прохладное. Зверь замотал головой, пытаясь уловить ориентиры. Наконец – нашёл. Медленно направился на запахи, которые манили его.

Через минуту или две Зверь подошёл к трассе и замер в траве, выжидая. Он снова начал трансформироваться, как умел. Лапы укоротились, шерсть втянулась, по морде прошла мелкая рябь, стирая черты и вырисовывая новые. Прошла минута или около того, а Зверь уже был не зверем, а обнажённым человеком – лысым, нескладным, с пустыми провалами вместо глазниц.

Человек втягивал носом воздух. Повернул голову налево, в ту сторону, откуда показался из-за поворота одинокий велосипедист. Тот ехал в город, ни о чём не подозревая. Ведь это только в сказках и фантастических фильмах из леса вдруг может появиться чудовище. В реальной жизни такого не бывает… по крайней мере, так наивно думали многие до встречи со Зверем.

Он вышел на трассу, когда запах велосипедиста был уже совсем близко. Приготовился к прыжку. Оскалил новенькие, только что отращенные клыки.

И прыгнул.

В этом городе было много дыма, маленьких домиков и старых заборов. Дороги – непривычно пустые. Улицы – тихие. Про автомобили здесь не знали или давно забыли. По крайней мере, несколько человек, встретившихся на пути, с удивлением провожали взглядом старый вишнёвый «Форд», тарахтевший на первой передаче по рассыпающемуся в крошку серому асфальту и мелкой гальке.

Не самое лучшее место для детей. Если в этот городок кто и заглядывал, то только для того, чтобы остаться навсегда. Последняя дорога уставших путников на берегу моря.

– Мне кажется, это и есть тот самый край света, – сказала Вика, поглядывая в окно.

Она говорила так о каждом крохотном городке, который проезжали. Очень ей хотелось закончить, наконец, путешествие, остановиться. А путешествие не заканчивалось вторую неделю.

Тошик не ответил. Он поглядывал на шарик из блестящей фольги, лежащий на панели за рулём. Шарик бы обмотан посередине толстой красной нитью, и свободный конец этой нити скользил по нагретому пластику, словно живой, словно это красная змейка искала выход из автомобиля, хотела вырваться из душного салона и уползти на свободу, в траву или куда-то ещё, подальше отсюда.

– Как город называется? – бубнила с заднего сиденья Вика. – Мы вообще проезжали какую-нибудь табличку?

– Рыбацкий или Рыбачий. Что-то про рыбу. – Тошик вспомнил бетонный обелиск на въезде, изображающий то ли рыбу, то ли огурец. Обелиск, как положено, был старый, потрескавшийся, у его основания пучками росли рыжие кусты. – Море справа, полкилометра. Соль, чувствуешь? На губах. В воздухе.

Вика шумно втянула крохотным носом воздух.

– Ленка-пенка о чём-то таком и говорила, – сказала она. – Мы сами должны почувствовать, что приехали.

Сквозь окно без стекла вползал тяжёлый жаркий воздух – действительно, с привкусом соли. Кондиционер в машине не работал.

Тошик не подозревал, что постоянная, тягучая жара вот так запросто может свести его с ума. Две недели назад, в начале путешествия, было ещё по-весеннему прохладно, а воздух если и прогревался днём градусов до двадцати, к вечеру неизменно остывал, становилось промозгло и неприятно, и от того негде было спрятаться. Сейчас всё иначе. Теперь мечталось о прохладе.

Вика, помолчав, сказала:

– Есть хочу.

Это означало, что через пять или десять минут она начнёт проситься в туалет, помыть руки, передохнуть, высморкаться, прилечь на мягкую кровать – много чего начнёт просить, лишь бы выбраться ненадолго из автомобиля и размять ноги.

Ей было всего шесть. Сложно требовать от ребенка быть терпеливой и рассудительной. Тошик это понимал – головой, но иногда очень хотелось, чтобы Вика была взрослой. Хотя бы ненамного. Как Вовка Зацепин или Ленка-пенка, например. Взрослость рождает ответственность. Раньше он и не подозревал, каково это – постоянно возиться с ребёнком.

Но ей было шесть. А Тошику три месяца назад исполнилось шестнадцать. Пропасть. Он – взрослый. Она – мелкая. Он – понимает, что происходит, а она – всё ещё фантазирует. Любит танцевать, беззаботно подпевать весёлой песенке из радио, играть с куклой Лялькой, которую прихватила с собой (расчёсывает волосы, укладывает спать, переодевает, как же это по-девчачьи!).

Это только в книжках можно посадить ребёнка рядом с собой и объяснить ему несколько простых истин: двое детей отправились неведомо куда, чтобы найти непонятно что. Вернее, сначала их было пятеро… Да и цель вполне себе логичная – разыскать место, где можно оживить маму. Она же как Спящая красавица, только ей не нужен поцелуй принца, а нужен Дом, тот самый, из сказок…

Что ещё? За ними гонится существо, которое называют Забытым Зверем, а в багажнике лежит… даже думать страшно… И в книжке шестилетка всё обязательно поймёт с первого раза, начнёт вести себя по-взрослому, перестанет задавать миллион наивных вопросов, перестанет просить остановки каждые два часа, не будет капризничать, требовать внимания и вести себя как типичный капризный ребёнок. Но не в настоящей жизни. Тут всё сложнее, Тошик уже понял. Простыми словами не обойтись, нужны действия и поступки.

Глупо было требовать от Вики быть персонажем сказки. Все простые истины испарялись из её светлокудрой головы со скоростью света. Ничего серьёзного не задерживалось. Вот и сейчас…

– Есть хочу, – повторила Вика и в её голосе зародились первые звонкие капризные нотки. – И пить. Холодной кока-колы. Интересно, в этом городе вообще знают, что такое кока-кола? Может быть, тут одной рыбой питаются?

Легче было сделать так, как хотела Вика, в этом Тошик давно убедился. Он не мама, не воспитательница и не няня. Да и не готов был к такому повороту в своей жизни. Всего месяц назад Тошик собирался окончить десятый класс, подтянуть две тройки по географии и истории, а потом отправиться в летний лагерь вместе с друзьями-одноклассниками. А в лагере, если признаться, он хотел познакомиться поближе с рыжей Катькой Ольховой, подружиться, там, обменяться телефонами, всё такое… В его планы точно не входило путешествие на край света с малолетней сестрой на заднем сиденье.

Тошик свернул на обочину, вдавил педаль тормоза. Под колёсами захрустел гравий.

Дорога была узкая, неровная, извивалась до самого горизонта, обставленная с обеих сторон крохотными одноэтажными домиками, синими и серыми заборами, утыканная фонарными и электрическими столбами, как линялый старый ёж. Среди серого безлюдного однообразия выделялось невдалеке тёмное здание с широким крыльцом и даже с велосипедной парковкой. Над крыльцом висела табличка с надписью «САМОБРАНКА».

Вика выскочила первой. Перебежала на тротуар, присела перед цветами с ярко-рыжими бутонами.

– Смотри, какая красотища! Можно сорвать? На память! Я решила – хочу оставлять на память что-нибудь из каждого города, где мы останавливаемся. Можно?