В облике его не было даже намека на радость встречи. Конечно, Первая уже сообщила ему, что поиски не увенчались успехом, но, скорее всего, дело было не в этом. Казалось, что его угрюмость не имеет отношения к Неверящему: просто этот человек уже утратил способность радоваться.

В смятении и тревоге Ковенант обратил свой вопрошающий взгляд к Холлиан. Не приходилось сомневаться в том, что и ей довелось перенести немало; кожаная одежда была изодрана и наскоро зачинена во многих местах, а судя по исхудалым рукам и ногам, знавала она и голод. Однако выглядела Холлиан совсем иначе, чем Сандер.

Оба они принадлежали к крепкой, выносливой породе жителей подкамений – как правило, приземистых и темноволосых. Холлиан была несколько моложе Сандера, и жизнь ее поначалу складывалась совсем по-иному. До того как прибывший в подкаменье Кристалла Всадник потребовал ее жизнь и ей, спасенной Ковенантом, Линден и Сандером, пришлось покинуть свой дом, она являлась самым ценным членом общины. Будучи эг-брендом, Холлиан обладала способностью предсказывать смену фаз Солнечного Яда, что давало землякам бесценное преимущество. Она не знала горьких сомнений и тягостных утрат, какими была полна жизнь Сандера. Сейчас ее глаза светились неподдельной теплотой, являвшей разительный контраст с суровостью Сандера. Не будь столь нежны обращенные ею к гравелингу взгляды, Ковенант мог бы подумать, что эти двое стали друг другу чужими.

Волосы ее остались такими, как прежде: черными, как вороново крыло, метавшимися по плечам при малейшем движении. Это придавало ее облику оттенок обреченности.

К стыду своему, Ковенант не знал, что ей сказать. Она и Сандер значили для него так много. «Здесь вы не найдете надежды» – не это он желал бы услышать. Но, так или иначе, интуиция подсказывала Ковенанту, что Холлиан и Сандер вовсе не стали чужими. Напротив, его суровость и ее внутреннее свечение могли иметь один и тот же источник. Но эти догадки едва ли стоило высказывать вслух. Да и мучили его в первую очередь иные вопросы.

Где же Стилл?

Где жители Страны? Где харучаи?

Затянувшееся молчание становилось неловким, и Первая решила разрядить обстановку великанской любезностью. Прежде эту роль брал на себя Хоннинскрю, но в последнее время он пребывал не в том расположении духа.

– Камень и Море! – начала она. – Я искренне рада приветствовать вас снова, Сандер гравелинг и Холлиан эг-бренд. Когда мы расстались, я и мечтать не смела о новой встрече. Это...

Едва начавшуюся речь прервал неожиданный шепот Линден, все это время внимательно присматривавшейся к Холлиан.

– Ковенант. Она беременна.

«О мой бог!»

По стройной фигурке женщины догадаться об этом не смог бы никто, но ведь она и Сандер покинули Прибрежье едва ли девяносто дней назад. Но сомневаться в сказанном Линден не приходилось: в этом она не могла ошибиться. У Ковенанта подкосились ноги.

Беременна.

Так вот в чем дело. Вот что радовало Холлиан и тяготило Сандера. Она ликовала, ибо любила его. А он был устрашен по той же причине. Поиски Первого Дерева закончились провалом. Миссия, с которой Ковенант послал его в Страну, тоже не увенчалась успехом. А ему, Сандеру, уже пришлось убить жену и ребенка. Пути назад для него было.

– О Сандер! – Ковенант не был уверен, что заговорил вслух, но чувствовал, как глаза его наполнили слезы. Он склонил голову, которую следовало бы посыпать пеплом позора. – Прости меня.

– Твоя ли вина в том, что поиски завершились крахом? – сурово спросил Сандер. – Ты ли привел нас к тому, что моя собственная неудача открыла последнюю дверь обреченности?

– Да, – ответил Ковенант. Вслух или молча – это не имело значения.

– Тогда послушай меня, юр-Лорд. – Сандер подошел ближе, и сейчас в его голосе слышалась печаль. – Слушай меня, Неверящий, Обладатель белого золота. Слушай меня.

Пытаясь восстановить самообладание, Ковенант поднял глаза. Гравелинг присел перед ним: отблески костра очерчивали его твердые скулы.

– Когда ты убедил меня пренебречь долгом и покинуть мой дом, я желал одного: чтобы ты не предал меня. Ты втравил меня в безумный поиск моего друга Марида, спасти которого я не мог. Ты отказался воспользоваться моей кровью, что могла бы помочь тебе, и добился того, чтобы я отведал алианты, хотя я считал ее смертельным ядом. Во всем этом я видел залог чего-то большего, нежели верность. Я молил тебя придать смысл моей жизни и смерти моего отца Нассиса. В подкаменье Кристалла ты ценой огромных усилий спас от грозившей ей опасности Холлиан, дочь Амит, словно бы специально для того, чтобы я ее полюбил. А когда мы оказались в руках Верных, вырвал из узилища и спас нас обоих. Но, научив нас видеть Зло, творимое Верными, ты повернулся спиной к преступлению, вопиющему о воздаянии перед лицом всей Страны. Ты не придал моей жизни смысла, в котором я так нуждался, а вместо того возложил на меня задачу, которая оказалась мне не по силам. И этим ты предал меня, юр-Лорд.

То была правда. Ковенант сам возложил на себя ответственность за ту истину, принять которую он потребовал от Сандера. И потерпел неудачу. Как можно было назвать это, если не предательством? Ответом на обвинения Сандера могли быть лишь печаль и слезы.

Однако гравелинг еще не закончил.

– Следовательно, – резко продолжил он, – я вправе требовать, чтобы ты, юр-Лорд, Неверящий, Обладатель белого золота, выслушал меня до конца. Ты предал меня – и я рад, что ты вернулся. Хотя ты и не принес надежды, надежда в тебе самом. Иная мне неведома. Только в твоих руках возможность возвеличить или отринуть какую угодно истину по твоему усмотрению. Пока есть ты, я не приму ни обреченности, ни отчаяния. Пока я с тобой, для меня не существует предательства или неудачи. И пусть даже истина, которой ты учил меня, обречена, я смогу утешиться тем, что мне и моей любимой не придется носить горечь этой утраты в одиночку. Впрочем, Ковенант, что могут сказать слова? Я рад, что ты вернулся.

Ковенант молча обнял Сандера и сжал в объятиях. Плач его сердца был молчаливым обещанием.

– На сей раз я не повернусь спиной к злодеяниям, и эти выродки получат по заслугам.

Лишь ответные объятия гравелинга несколько утешили Ковенанта. Снова воцарилось молчание, но Красавчик нарушил его покашливанием, а Линден хрипловатым от сочувствия голосом промолвила:

– Лучше поздно, чем никогда, а то я уж боялась, что эти двое так и не начнут разговаривать. – Она стояла рядом с Холлиан, и казалось, будто две женщины за несколько мгновений стали родными сестрами.

Ковенант ослабил объятия, но отпустить гравелинга смог не сразу.

– Некогда подобные вещи говаривал Морэм, – промолвил он, сглотнув подступавший к горлу ком. – Ты начинаешь напоминать мне его.

Воспоминание о давно умершем Лорде заставило Ковенанта заморгать, чтобы подступившие слезы не застилали глаза.

– Фоул полагает, будто ему только и надо, что разрушить Арку Времени и разорвать мир. Но он не прав. Красоту так просто не уничтожить.

Вспомнив песню, что пела ему Лена, когда она была юной девушкой, а он впервые попал в Страну, Ковенант тихонько произнес:

Сандер, сумев выдавить улыбку, поднялся на ноги. Ковенант последовал его примеру, и оба они обернулись к собравшимся.

– Прости мою неприветливость, – промолвил Сандер, обращаясь к Первой. – Мне жаль, что ваш поход не увенчался успехом. Но вы побывали на неведомых окраинах Земли, повидали немало опасностей, испытали немало тягот и вправе рассчитывать на радушный прием. Страна нуждается в вас, да и мы, думаю, сможем вам пригодиться. Да будет наша встреча счастливой.

На тот случай, если Великаны не расслышали имен харучаев раньше, он официально представил Дорриса и Фола, после чего сказал:

– Трапеза наша скудна, но я прошу разделить ее с нами.

Первая ответила тем, что представила Сотканного-Из-Тумана. Вейна Сандер и Холлиан уже видели, а о Финдейле она предпочла умолчать, словно для нее он перестал существовать. Оглядев неглубокую сырую пещеру, она заметила: