Литмир - Электронная Библиотека

–И ты понимаешь, Магда, я даже не сделал ни одного выстрела. Чего там- я даже не видел ни одного немца ни вблизи, ни издалека…Первого немца я увидел только в госпитале.

–Зато сейчас ты можешь восполнить этот пробел. – невесело попыталась пошутить Магда.

–Тогда зачем все это было…– как будто не слыша ее говорил Тадеуш. – Право слово, если бы меня там убили, все посчитали бы, что в моей жизни был хоть какой-то смысл.

Он еще долго жаловался на жизнь, проклинал жестокую судьбу, театр Миллениум, из-за которого весь его художественный талант ушел на рисование декораций к пошлейшим водевилям, немцев, нарушивших привычный размеренный уклад жизни, дурной вкус публики, не желавшей покупать его картины…

Магда утешала его, но все больше и больше понимала, что Тадеуш получает какое-то мазохистское удовольствие в поисках причин краха своей жизни и карьеры художника.

–Я часто сожалел, что у нас с тобой нет детей. А теперь я благодарю Бога за это – хотя бы никто не видит наше унижение. – сказал как-то Тадеуш жене и снова погрузился в свои мрачные мысли.

Глава 3.

Городская биржа труда, организованная немецкой администрацией, находилась в здании гимназии в дзельнице Гжегужки4. Все школы Кракова, кроме начальных, были закрыты по приказу генерал-губернатора, и пустующие здания использовались властями для необходимого общения с подшефным населением.

Жителям города, не имеющим постоянной работы, предписывалось зарегистрироваться на бирже. Этот приказ не вызвал энтузиазма у жителей города. Многие были наслышаны о том, что труд в Третьем Рейхе был почетной обязанностью и посему власти планировали принудительно направить на работу в Рейх тысячи человек из оккупированных польских территорий. Не ожидая ничего хорошего от оккупационных властей, поляки не торопились идти на контакт с немцами, ибо такой контакт означал быть поглощённым и перемолотым германской бюрократической машиной, начинавшей работать сразу же в любом оккупированном городе.

Театр Миллениум, в котором служила Магда, как и остальные театры Польши был закрыт в первые же дни новой власти, тем же приказом, согласно которому закрывались гимназии и университеты. Вернувшийся с ампутированной ступней Тадек также лишился работы театрального художника, но бывший польский солдат-инвалид не был интересен немецкой администрации. Сбережения стали подходить к концу, и Магда отправилась в бывшую гимназию имени маршала Пилсудского для регистрации на бирже труда.

Биржа труда обслуживала всех жителей Краковской городской гмины5, включая тысячи осевших в городе беженцев и поэтому попасть внутрь Магда смогла только отстояв длинную мрачную очередь, состоявшей из абсолютно разношерстной публики: рабочих, уволенных школьных учителей, бывших домохозяек, демобилизованных солдат и бывших сельских жителей в самом начале войны прибывших в Краков из дальних поветов.

В кабинете с обязательными для присутственных мест германским флагом и портретом фюрера на стене, куда пустили Магду, находился немолодой немецкий унтер-офицер с красными от усталости глазами и еще один в штатском. Унтер-офицер не обратил на нее никакого внимания, он делал какие-то выписки из разложенных на столе конторских книг и время от времени делал глоток из также стоявшей на столе большой чашки. Вторым в комнате был совсем юноша, одетый в штатское. Не поздоровавшись, он надменным кивком показал Магде на стул и вдруг заговорил по-немецки, обращаясь к унтер-офицеру:

–Может быть пан офицер нуждается в помощи? Они держали книги в ужасающем беспорядке. Это просто не поддается пониманию, как можно так безалаберно относиться к своим обязанностям!

Голос молодого человека звучал так елейно, что немец невольно поморщился и сухо поблагодарил за предложенную помощь.

Магда, как и многие жители Кракова хорошо говорила по-немецки- город больше века был под властью австрийских императоров и немецкий язык оставался в обиходе довольно долго и после обретения независимости. Но немецкий молодого человека звучал так, что Магда сразу поняла- перед ней один из местных немцев, чьи предки веками жили в Силезии и которых оккупанты выделили в особую привилегированную расовую группу. Еще три месяца назад, с начала войны многие из них сочли за благо закрыть двери принадлежавших им магазинов и контор и отсидеться дома, так как во многих местах местные жители выплескивали свой гнев на в большинстве случаев ни в чем не повинных согражданах. Радио сообщало об огромном количестве агентов Абвера, завербованных среди местных немцев, что еще больше разжигало ненависть толпы. Ходившие в огромном количестве слухи рассказывали о кровавых событиях в западном городке Быдгощь и заставляли многих немцев дрожать от страха в своих домах… Но с приходом германской администрации именно им, аккуратно внесенным в особый список, предполагалось стать опорой нового режима. Ну, например, занять конторскую должность на бирже труда…

–Приказать сделать вам еще кофе, пан офицер? – также услужливо предложил молодой человек, но унтер-офицер покачал головой.

–Спасибо, Хартман. На сегодня все. Я еду в штаб. Не забывайте, о данном вам задании.

–Хайль Гитлер! – несколько петушиным голосом крикнул молодой человек, которого, как оказалось, зовут Хартман.

Унтер-офицер посмотрел на него долгим взглядом, в котором читалось недоумение и презрение, после чего выкинул вперед правую руку и ни слова ни говоря вышел из комнаты.

После ухода унтер-офицера начался разговор, а точнее допрос. Магду немного позабавило то, что Хартман в разговоре с ней явно пытается подражать своим новым хозяевам. Он старался говорить басом, больше всего опасаясь, что в его голосе проскочат предательские “петушиные” нотки, держался холодно, и всем своим видом старался походить на колонизатора, вынужденного общаться с покоренными туземцами.

–Да… Вы, пани Езерницка, конечно, несколько староваты, но учитывая, что вы бывшая актриса, а также ваши внешние данные, я полагаю, что вы нам подойдете. Вы же знаете немецкий язык? – Хартман сказал это по обыкновению в отрешенно-презрительной манере, однако было видно, что его уши постепенно становятся цвета вареной свеклы, а под носом выступили крохотные бисеринки пота.

Услышав это, Магда немигающим взглядом посмотрела на собеседника. Было совершенно ясно, что для этого сопляка, скорее всего недоучившегося студента, все, кто старше двадцати пяти, были уже “староватыми”.

Ее угрюмое молчание Хартман, по-видимому, по неопытности посчитал заинтересованностью и потому продолжил:

–Немецкие солдаты и офицеры страдают, как бы это сказать… от одиночества. И мы ищем польских девушек и молодых женщин, которые могли бы развлекать их по вечерам…Ну там пением, танцами. Мы, то есть Верховное командование Вермахта, будет вам платить жалование в четыреста злотых в месяц, к тому же каждую неделю богатый продуктовый набор…– немец говорил быстро, в его голосе появились какие-то умоляющие нотки, и он совсем не заметил того, что перешел на ненавистный петушиный фальцет. Его уши и шея горели, и он больше не походил на сурового германского колонизатора… Но вот слова “нам” ,“мы” он произнес с нескрываемым ощущением собственной значимости, словно за его спиной стояла вся непобедимая мощь Тысячелетнего Рейха.

–А надо с ними спать? – деловито спросила Магда. Она вытащила из кармана пачку сигарет и закурила, пытаясь справиться с захлестывающей ее злостью.

–Пани Езерницка, по законам Германии запрещено вступать в интимную связь с расово неполноценными! – надменно произнес Хартман и стал медленно подниматься со стула, словно готовясь своей тщедушной спиной защитить солдат Рейха от сексуальных посягательств этой рыжей стервы.

–Но, конечно, в частном порядке мы можем организовать… Ваше вознаграждение, как вы понимаете, существенно возрастет: и в деньгах, и в продуктах. – чуть понизив голос произнес Хартман, приблизив свое лицо к лицу Магды, так что она с отвращением разглядела его редкие усики и два больших прыща на подбородке.

вернуться

4

Городской район Кракова.

вернуться

5

Административная единица в Польше.

3
{"b":"732543","o":1}