— Реджина, твой вариант? — спросил он, скользя руками по талии и вжимая ее тело в себя и шумно вздыхая. Она сводила с ума, будоражила сознание, заставляла забыть как дышать. Он чувствовал себя влюбленным школьником рядом с ней.
— Второй, — прошептала она.
— Ты не пожалеешь, — загадочно шепнул Робин, разворачивая ее в своих руках, наклоняясь к губам, которые не целовал уже долго. — И скоро ты в этом лично убедишься, — так и не коснувшись губ, аккуратно сняв с плеч лямки разошедшегося по всей длине молнии платья, Робин дернул за подол. Реджина осталась в кружевном белье и черных чулках, обтягивающих точеные ноги и зрительно удлиняющих их. Локсли провел большими пальцами по краю чулка на правой ноге и потянул вниз, опустился на колени повторяя поцелуями путь этой детали гардероба. Миллс шумно вздохнула и подняла голову вверх, наслаждаясь нежными поцелуями, пока Робин снимал второй и подкреплял все ласками.
— Не порви — Реджина кинула взгляд, поймав который, Робин не рассчитал силу. Капрон затрещал, разбежался стрелками, и в негодовании мужчина почти сорвал остатки ткани и отбросил в сторону.
— Я что сказала? — Миллс задумчиво посмотрела на атлетически сложенное тело мужчины, ощущая, как в низу живота закручивается сладкий узел. Что будет дальше с ними? Этот вопрос пугал.
— Придется поучить тебя осторожному обращению с вещами, — шепнула брюнетка, заставила его подняться и прикусила мочку уха Робина. Нежно дотронувшись до мощного торса, мужчина не сдержал стона, но его даму сердца это лишь раззадорило.
— Думаешь, так легко заслужить мое прощение? — карие глаза горели опасностью, переворачивая все внутри и расплавляя волю в бледную лужицу. Пальцы пробрались под ширинку и слегка сжали возбужденную плоть через ткань белья.
— Редж… ина, — выдохнул Робин.
Не сомневаясь, что Локсли всецело в ее власти, Миллс поцеловала его в губы и руки уже начали снимать мешающиеся брюки. Слегка прикусывая горячую кожу мужчины, она спускала поцелуи от шеи к рельефной груди, останавливалась и возвращалась на прежний пункт маршрута, продвигалась вперед и опять назад — дразнила, наказывала, злилась. Когда же ее язык пересчитал кубики пресса и пробежался по бедру, Робин сдавленно охнул.
— Реджина… — руки были свободны, и мужчина уже предвкушал ответную месть. Миллс умела играть в палача: ее ласки открывали новые грани удовольствия, но не давали их достичь — так чувствует себя ребенок, которому дали игрушку и тут же отобрали. Не успела Реджина моргнуть, как сильные руки уложили ее на лопатки на холодные светлые простыни, сжимая ладони стальной хваткой.
— Тебе понравится, — пообещал Робин, захватывая тонкие запястья так кстати пригодившимся кожаным ремнем. Он приник губами к изогнутой шее и впадинке над ключицей.
Бедра женщины было поднялись навстречу Робину, но он прижал их к кровати, оттягивая приятные ощущения.
— Я все равно освобожусь.
Мужчина лишь улыбнулся. Просунув руку за спину женщины, он расстегнул бюстгальтер и сдвинул его к запястьям, затем подарил серию поцелуев потяжелевшей от страсти груди, не обходя вниманием наиболее чувствительную ее часть. С покусываниями и поглаживаниями Робин добрался до плоского животика и кружевных трусиков, но не торопился снимать их, решив вначале насладиться подзабытым вкусом манящих губ.
Быть может, при других обстоятельствах Реджина смогла бы избавится от ремня связывающего руки, но сейчас, всецело поглощенная страстным мужчиной, никак не могла призвать лишить себя такой сладкой пытки. Да и не хотела. Ей нравилось, таять в его руках и отдавать себя без раздумий. Реджине требовалась ласка, полные нежности прикосновения, крепкие объятья, что будут держать и не отпускать даже когда она сама потребует, и, конечно, поцелуи. Глубокие, от которых перехватывало дыхание, невесомые, как летний ветерок, успокаивающие — в моменты отчаяния и горя, — их Робин складывал к ее ногам, не боясь держать руку на талии или зарываться носом в черные волосы. В этом и заключалось долгожданное счастье. Хорошо, что, хотя бы сейчас Миллс поняла это и перестала бежать прочь.
Освежив память, мужчина вернулся к прерванному занятию и медленно стянул трусики. Пальцы его уже ощущали влагу, но он не спешил, водил ими по бедру, по ягодицам, приближался к жаркому центру и тут же уводил касания, оставляя ее разочарованно вздыхать и дергать руки. Раздвинув ноги женщины, Робин расположился между ними, и ладонь сменил затвердевший орган, готовый проникнуть, но всякий раз замирающий на полпути.
— Робин… — простонала между запечатывавшими рот поцелуями Реджина, когда мужчина вновь не доласкал ее до конца. — Пожалуйста…
— Ты хочешь большего? — за широкой улыбкой Локсли пряталось что-то нехорошее — брюнетка поняла это, дав согласие и тут же пожалев о нем: мужчина собирался вернуть ей ее пытку и, судя по всему, с процентами.
— Нет, Локсли! Пожалуйста… — тело выгнулось, как от удара хлыстом: так обжег влажный ласковый язык на нервном окончании естества. Дрожа и покрываясь испариной, Миллс облизывала сухие губы в перерывах между стонами, срывающимися на вскрики, и была готова согласиться с чем угодно, только бы Робин позволил ей получить разрядку. Словно прочитав ее мысли, он убрал смоляную прядь волос с лица и поцеловал в щеку.
— Так ты веришь мне?
— Да! Отпусти меня! — сдалась она, и через миг Локсли наполнил ее собой, перебросив сцепленные в замок руки себе через голову. Вжимая Реджину в мускулистую грудь и мягко двигаясь по дороге удовольствия, он не переставал бороться с ее губами за превосходство в любовной схватке. Истосковавшиеся в разлуке души сливались посредством тел, взгляды отражали друг друга, искали подтверждения волшебным чувствам и находили, делились, выпивали до донышка и наполняли сладкой истомой. Несколько глубоких толчков — и оргазм накрыл ее с головой, но Робин, освободив ее руки, переместился за спину, возобновляя связь. Нога Реджины покоилась на его бедре, а сам он мог беспрепятственно водить языком по позвонкам на шее и слегка кусать обнаженное плечико, не забывая при этом про так и просящуюся в ладонь упругую грудь.
— Никому и никогда не отдам тебя! — горячий шепот обжигал ухо, в то время как щетина покалывала кожу, отвлекая и забирая в круг наслаждения, которое не заставило себя ждать. И в этот раз Робин присоединился к ней, соединяя оба стона в один протяжный, гулко отлетевший от стен и опустившийся на разгоряченных любовников со сбитым дыханием и намертво сжатыми, точно в страхе потери, объятьями.
На смену хриплым вздохам и невысказанным просьбам пришло уютное молчание. Робин водил кончиками пальцев по спине брюнетки, а она, положив голову ему на грудь, отсчитывала удары сильного, принадлежавшего ей одной сердца. Время растянулось, как пластилин, и каким бы ни было их будущее, мужчина и женщина считали себя готовыми к встрече с ним. Так думал Робин.
========== Отпуск… угроза? ==========
Черный мерседес припарковался на стоянке окруженной лесной территорией. Некогда голубое небо заволокли темные тучи и солнце спряталось, отражая настроение одной женщины. Крупные капли дождя стучали по крыше машины изредка отвлекая от мыслей.
Сбежать с утра от Робина было хорошей идеей или ей так казалось. Сейчас же она нервно кусала ноготок большого пальца вглядываясь в многочисленные машины на парковке. События прошлого вечера вспыхивали яркими моментами, заставляли краснеть и глупо улыбаться. Вечер перешедший в ночь был слишком хороший. И это пугало. Чего она испугалась, сбежав от него, женщина уже и не знала. Реджина привыкла к коротким отношениям, которые не были серьезными. А Робин — это что-то другое. Что-то к чему тянула как магнитом, будто они созданы друг для друга. Хотелось раствориться в нем. Сейчас сидя в машине Реджина осознавала, что возможно совершила ошибку. Хотя кто знает, возможно и нет.
Брюнетка чертыхнулась, открывая дверцу машину, зонтика с собой не было, а ливень шел как из ведра. Она, закрыв машину шустро побежала на черных шпильках к входу в здание, как назло дорога была длинной. Зайдя внутрь и пройдя проходную, женщина оказалась в просторном помещении и сразу направилась к лифту. Благо людей не было, и Миллс смогла рассмотреть труды природы. Черные волосы были прилизаны и насквозь мокрые, кое где потекла тушь. Юбка плотно прилипла к ногам, а блузка и вовсе открыла все, что принято скрывать.
