- Там увидите.
Они берут Пьера под руки с двух сторон, ведут и заталкивают в машину. В ней нет передних дверец. А задние помяты и открываются с ужасным скрипом. Они выкрашены в черный цвет. В середине их видны наполовину стершиеся аббревиатуры. Ополченец кожаным ремнем связывает руки Пьеру за спиной, удивляясь, что тот не оказывает сопротивления. Подозревая подвох, он меняет тактику и развязывает ему руки.
- Зачем связывать? Вам все равно не убежать. Куда вы тут побежите? Вы же на острове.
Машина завелась не сразу, потом, чихая, поехала. Водитель нервничает. Пьер наклоняется вперед и пытается понять, куда его везут. Ему казалось, что во время своих ежедневных прогулок он обошел все дороги в окрестностях Виллы, но ему совершенно не запомнился этот проселок, весь в выбоинах, среди зонтовидных сосен и дубов, корявые стволы которых, обвитые ядовитыми лианами, нередко становятся причиной смерти антилоп, любительниц коры.
Любопытство Пьера беспокоит стража. Он завязывает ему глаза. Пьер напевает. Беспокойство у ополченца перерастает в тревогу. Он приказывает Пьеру замолчать. Пьер не подчиняется. Удар кулака по зубам все же заставляет его прервать пение. Пьер чувствует во рту вкус крови.
- Паникуешь, идиот! - говорит он шепотом, но не из осторожности, а из-за кровоподтека во рту.
Машина замедляет ход, останавливается. Ни звуки, ни запахи не позволяют Пьеру понять, где они находятся. Он опасается худшего. С его глаз снимают повязку. Он видит, что они кружили, кружили и приехали почти туда же, откуда уехали, - к Миссии. В бывшей трапезной Пьер видит Жюли, привязанную к стулу. Перед ней на камышовой циновке на корточках сидит Ребель и смотрит на нее. Она улыбается. Пьер улыбается ей в ответ. Ребель встает и, указывая пальцем на табурет, говорит:
- Садитесь!
Допрос длится недолго. Ребель задает нелепые вопросы. Жюли спокойно оправдывается. Ее ясные ответы сбивают с толку обвинителя, убежденного в ее невиновности. Он путается, говорит угрожающим тоном, упорствует, чтобы его не заподозрили в снисходительности. Жюли все отрицает. Из-за этого они как бы меняются ролями. Она требует доказательств, подтверждающих выдвигаемые против нее обвинения. Пьер опасается, как бы она не поплатилась за такую дерзость. Угрюмо, словно преступник, начавший наконец признаваться, он говорит:
- В ночь, когда пропала статуэтка, мы с Жюли Керн вместе спали здесь, в здании Миссии. Она пригласила меня, чтобы отметить мое шестидесятилетие. Если хотите, могу перечислить меню ужина. Мы выпили лишнего. Решили остаться на ночь здесь. И я не пожалел об этом, - заканчивает он, улыбаясь Жюли, у которой от удивления широко раскрываются глаза.
Свидетельство Пьера служит обоим алиби - Ребель не станет его проверять. Он приказывает развязать Жюли руки. Разочарованный ополченец со второй попытки перерезает веревку охотничьим ножом.
- Не очень-то радуйтесь! - говорит Ребель. - Дело не закрыто. Статуэтку не могут найти. Мы еще увидимся. Я не верю в твою невиновность, говорит он Жюли, проводя рукой по ее талии, когда она выходит в дверь.
- А кто вообще невинен? - произносит она.
- Позволяю тебе вернуться домой пешком без сопровождения, - ухмыляется он. - Тебе ничего не грозит. Здесь, похоже, все, кто надо и кто не надо, любят тебя. Что же касается вас, Пьер Дост, то думаю, ваше присутствие на этом слишком гостеприимном для вас Острове стало нежелательным.
Пьер, готовый немедленно среагировать на любую опасность, тянет Жюли к выходу. Ребель отпускает их и возвращается к своим людям. Те, явно недовольные, держат пистолеты наготове, чтобы выстрелить по приказу, которого, однако, Ребель не дает.
* * *
А на Вилле Камбэ разыскивает Пьера. Он хочет показать ему кремневое острие стрелы, найденное немым мальчиком возле болота, где, рискуя быть укушенным, он ловит задремавших змей. На лестнице он сталкивается с Нао. Та сообщает ему об аресте Жюли и Пьера.
- Пойду их искать, - говорит Камбэ.
- Жди лучше здесь. Их скоро отпустят. Зиа знает.
Она тянет его за руку на второй этаж, в пустую комнату. Он раздевает ее с лихорадочной поспешностью от волнения. Нао помогает, когда не поддается какая-нибудь пуговица или затягивается узел.
- Оставь дверь открытой, - говорит она, - в доме никого нет.
Нао, не скрывая волнения, глядит на тело Камбэ. Вид его будоражит ее и одновременно успокаивает. Она отдается этой прекрасной и нежной силе, которой он никогда не злоупотребляет. Они вместе импровизируют разные фазы игры, правила которой меняют каждый раз, следя за тем, чтобы в ней не было проигравших. Он ласкает ее языком, задерживаясь в тех местах, где от наслаждения она начинает трепетать. Забыв все на свете, занятые только друг другом, они не слышат осторожных шагов Элен на скрипящей лестнице.
Она лежала на солнце возле кустов кордии и видела, как Камбэ, а за ним Нао вошли в дом... Угадав, чем они собираются заниматься, она не смогла удержаться от желания проверить свои подозрения.
Камбэ уже совсем забыл о своем небольшом приключении с Элен. Нао принимает его в себя. Он закрывает глаза и улыбается, слушая ее мурлыкание. Элен подглядывает через приоткрытую дверь. Она ласкает сама себя и плачет от одиночества, от зависти, от злости.
Зиа видит, как Элен выходит из дома, потрясенная, и бежит по дороге в сторону города. И торопится посыпать одежду дочери порошком из кашу, чтобы предохранить ее от несчастья. Словно одобряя ее действия, Большой Турако, сидящий на вершине единственного в Усадьбе дерева аренга, пронзительно кричит. Зиа высовывается в окно и посылает птице поток благодарностей, просьб, угроз и брани - все вперемешку.
Она регулярно так обращается к Большому Турако, еще со времени их первой встречи, много лет тому назад, при обстоятельствах, известных только им двоим. Мать Зии знала, когда умрет. Перед смертью она позвала дочь и спросила, хочет ли та узнать все тайны, которые с незапамятных времен хранили женщины их рода. Мать сказала, что Зиа получит дар ясновидения, дар предсказания и способности целительницы, но также и умение колдовать, проклинать и напускать порчу. Однако ей предстояло заплатить за это, а чем заплатить - она могла узнать только потом, после согласия принять подобный дар. Зиа, не колеблясь, согласилась. Она простилась с матерью и ночью пошла домой.