– Будешь мораль читать?

– А надо?

– Слушай, тут красивая медсестра подошла втыкать в меня иголки – такой крутой мазохизм… Тренируйся спокойно, Шиппи, – и брат повесил трубку, не дожидаясь, пока я на него вызверюсь. Ненавижу, когда меня называют этой кличкой.

– Все в порядке? – Райан Кингстон, больше известный как Кингстон или просто Кинг, убрал в свой шкаф аккуратно сложенные брюки.

Мы с Кингом играли еще в колледже, но доросли до профессионального спорта и оказались в разных командах. А в этом сезоне опять в одной. Здорово, когда среди кучки несыгравшихся горемык есть настоящий друг.

– Брат в больнице.

– Что-то серьезное?

Я пожал плечами – с Ноланом нельзя быть ни в чем уверенным. Заболевание у него серьезное, а самочувствие бывает разное.

– Он считает, нужно скорректировать дозу лекарства.

Кингстон надел хоккейный шлем:

– А ты считаешь иначе?

Я действительно считаю, что откорректировать нужно стиль жизни Нолана.

– Он всякий раз клянется, что все нормально, а когда прихватит, старается от меня скрыть.

Оттолкнувшись от скамьи, я встал, сгреб клюшку, шлем и перчатки и потопал за Кингстоном на лед.

Начали мы с разминки, и я старался не отвлекаться, но голова у меня, сами понимаете, была занята другим.

Если бы Нолан следил за собой, я бы так не дергался при новости о его внеплановом визите в больницу. К сожалению, брат живет каждый день как последний, притом что у него диабет первого типа с осложнением на почки и глаза.

С таким настроем трансплантация Нолану потребуется скорее раньше, чем позже. Даже если он вдруг превратится в паиньку и начнет тщательно беречься, ему все равно не избежать пересадки, а диабет первого типа – это целый список потенциальных осложнений, особенно если пациент манкирует лечением.

Я хочу, чтобы брат прожил подольше, но долгий век ему по-любому не светит, а Нолан еще и ни черта о себе не заботится.

Я вдоль и поперек изучил диабет этого типа и не один час провел в кабинетах врачей. Отец часто уезжал по работе, а если и был в городе, то с нами не шел. По специалистам мы ходили втроем – мама, Нолан и я.

Ее страховка покрывала самый минимум необходимого лечения, поэтому я решил эту проблему, взяв брата на иждивение и поселив у себя. Мне-то нетрудно, но с возрастом Нолану требуется все более серьезная врачебная помощь, и нужно откладывать деньги, которые я сейчас зарабатываю, чтобы и впредь достойно заботиться о брате.

Вот почему я мечтал стать капитаном команды – это дало бы мне преимущество, когда начнутся переговоры об обмене игроков. А дерганье меня то в защиту, то в нападение не шло на пользу ни моей игре, ни настроению.

Тренировался я рассеянно, поминутно тупил и лопухался, потому что не люблю играть в защите. К своему бешенству, я пропускал бросок за броском и волком глядел на Рука Боумена, который порхал по льду и забивал шайбы, словно у него не клюшка, а волшебная палочка.

Прозевав очередной легкий пас, я швырнул клюшку на лед – запальчиво и глупо, потому что сейчас мы одна команда и задача стоит сыграться.

Боумен подкатил ко мне и положил руку на плечо. Со стороны это смахивало на дружеский жест, но приятельством здесь и не пахло.

– Не вымещай досаду на своих, Уинслоу. Может, тебе взять тайм-аут, посидеть и поглядеть, как играют большие парни?

Ага, вот под маской Капитана Америки и проступил истинный Боумен. Ясен пень, он был бы счастлив, если бы меня вообще не было на льду!

– Это ты меня так подбодрить решил, ка-пи-тан? Мне было бы проще играть на позиции, к которой я привык и годами тренировался!

– Чтобы центрфорвард тянул одеяло на себя? – Боумен приподнял бровь. – Решай свои проблемы не на льду!

– Хватит корчить из себя правильного! – огрызнулся я и стряхнул его руку с плеча.

Боумен нахмурился:

– Это о чем сейчас было?

Я покачал головой и отъехал к скамье, чтобы не сорваться на Боумена за его вечные подлянки. Я взял воды, чтобы не сказать или не сделать ничего такого, о чем после пожалею.

– Присядь, Уинслоу, – окликнул меня тренер Уотерс, похлопав по скамье рядом с собой.

Пылить с капитаном – одно дело, но выделываться перед тренером – другое. Я со вздохом потопал к Уотерсу и тяжело уселся рядом.

– Я не привык играть в защите, – признался я, глядя, как шайба играючи скользит между Боуменом и нападающим Бендером, до перехода в сборную игравшим за Колорадо.

– Это я вижу. – Когда Уотерс ничего не прибавил, я не утерпел и повернулся поглядеть на него. – У тебя какие-то проблемы?

Пришлось раскошеливаться:

– Да так, семейное… Неохота углубляться.

Уотерс кивнул, вертя шайбу в пальцах:

– Привыкать к новой команде всегда сложно, особенно когда мы тебя ставим то в защиту, то в нападение, чтобы поглядеть, где от тебя больше толку. У тебя завидные габариты и универсальные способности, которыми тебе не терпится блеснуть, но нельзя же забрасывать шайбу и одновременно защищать свои ворота!

– Да это-то ясно, просто я никак не уложу в голове эту перемену.

– Понимаю, но ты давай старайся, Уинслоу. Все парни в одной с тобой лодке. Нельзя сбрасывать со счетов и психологический момент – непривычно выходить на лед с теми, с кем раньше не играл, но ты держи в голове – мы одна команда.

– Ну да, логично.

– Если захочешь поговорить, подойди ко мне. Я здесь для того, чтобы решать проблемы.

– Дошло, усвоил, усек. Спасибо.

Меня не интересовала сессия психотерапии с новым тренером, который с Боуменом не разлей вода.

Я снова вышел на лед, но сосредоточиться не мог. Скоро начинаются товарищеские матчи, нужно осваиваться на новой позиции. Только в запасные загреметь не хватало, чтобы меньше времени находиться на льду, – так я лишь отдалюсь от цели.

У меня с Сиэтлом двухлетний контракт, но меня могут обменять в будущем году, если я не проявлю себя в защите, где меня планируют мариновать. Обмен спустя всего год игры в сборной – это практически пятно на репутации, а это, знаете ли, разница – не получить другого контракта или вылететь в запасной состав низшей лиги. Такого я себе позволить не могу – у меня брат, который не сможет жить без дорогостоящего лечения. Нужно дать Нолану шанс, а для этого придется обуздать свой нрав, как бы трудно это ни оказалось.

Хотя негодный сосед уличил меня в подглядывании, а я в ответ обвинила его в «непокобелимости», мы продолжили непринужденно выходить за утренними газетами почти а-ля натюрель. Градус напряжения несколько повысился (благодаря мне), и я даже не стану оправдываться, потому что увидеть соседа в одних трусах превратилось у меня в навязчивую идею. Настолько навязчивую, что я без принуждения вскакивала рано и по средам, чтобы не пропустить соревнование по забиранию газет в нижнем белье.

Пусть сосед у меня свинтус, но поглядеть у него есть на что. А раз он бессовестный кобель, я не чувствовала ни малейших угрызений совести за то, что рассматриваю его исключительно в одном качестве.

Последние несколько дней я нарочно нарушала сложившийся ритуал, но стоило в четверг выскочить за газетой на пять минут раньше обычного, как через полсекунды «кобелино» делал то же самое. На другой день я нарочно опаздывала на несколько минут, однако соседушка будто у глазка караулил. Каждый день я щеголяла в разных спортивных бюстгальтерах и шортиках под стать его дурацким трусам и даже прикупила новых, чтобы было чем козырнуть перед этим любителем броских картинок (как я уже сказала, мои старания начинали походить на одержимость).

Уверена, это он решил так меня пристыдить за то, что я слежу, кто к нему ходит. Но тут уж извините: за две недели в пентхаусе побывали минимум пять девиц, и это не считая «уборщицы».

В пятницу мне вставать ни свет ни заря: у меня клиентка, которой крайне нужна физиотерапия, но на выходные женщина уезжает за город, поэтому я записала ее на пять тридцать. Стало быть, мне уезжать еще до того, как принесут газету.