– Прости, Евгений Моисеич, но по медвытрезвителю дело почти закончено и отдавать готовое дело…

– Ты, Анатолий, делай то, что тебе говорят: отдай!

– А как же наши обязательства, процент раскрываемости?

Прокудин теперь более продолжительно и пристальнее посмотрел на подчиненного, но не в глаза, а в переносицу. Дважды причмокнул уголком губ.

– Анатолий Максимович, чтоб вам было понятно, разъясняю по третьему разу: с прокуратурой надо идти на компромисс. Или жертвовать делом, или она будет сидеть у нас на шее по каждому пустяку. Это же понятно и без переводчика. Поэтому давай жертвовать одним делом, чтоб потом нам не пожертвовать кем-нибудь из нас. Понял?

– Ах, даже так?

– Да, даже так. Не вступай с прокуратурой в конфликт. Это приказ!

– Ну что ж… раз приказ, отдам.

– Когда?

– Сегодня вечером или завтра утром. А кому?

– Следователю Мáлиной.

– Хорошо. Я с ней сам сейчас свяжусь.

Прокудин одобрительно кивнул.

– Могу идти?

– Нет, погоди. – Прокудин побарабанил пальцами по столу. Вначале нахмурил брови, деловито сосредоточился, поведя взгляд на телефоны. Потом, почмокав уголком губ, сказал: – Всё хочу с тобой поговорить о Михалёве, – и, не поворачивая головы, косо посмотрел на заместителя.

– Да? – удивился Анатолий. – И что вас в нём привлекло?

– Жалуются на него.

– Кто?

– Люди, – неопределенно пожал майор плечами. – Задержанные. Как он с ними себя ведёт? Хамит, кричит. Это что, Бериевские времена?

– Насколько мне известно, при нём много не кричали. При нём больше били и приводили экзекуционные мероприятия.

– Вначале тоже кричали.

– Но от крика до рук, есть моральный порог. У Миши он высок, и переступать его он никогда не будет. А то, что кричит…

– А то, что кричит?

– Ну, каждый по-своему выражает свои эмоции. И у него эта дурь напускная.

– Так, похоже, ты его действия одобряешь?

Феоктистов рассмеялся.

– Действия – да, матершинину – нет.

– Так вот, Феоктистов, с пережитками прошлого кончаем. Я этого не потерплю, – Прокудин хлопнул ладонь по столу.

– Я тоже не терплю. Но, у каждого свой метод работы.

– За этот метод он может выскочить из органов.

– Да? Уже? – Феоктистов криво усмехнулся. – Не рановато ли товарищ майор вы такими кадрами начали разбрасываться? Потерпите…

Зазвонил телефон. Прокудин снял трубку и стал слушать.

– В каком районе? У ОКБА… Так, понятно. – Он положил трубку и обратился к капитану: – Толя, узнай в дежурке, есть ли машина, и выезжай в Байкальск, к ОКБА. Там уже из первого отделения люди.

– Что там?

– Мокруха. В канализационном колодце труп. Впрочем, я сам в дежурку позвоню. – Стал набирать номер телефона. – Слушай, Силантич, это Прокудин. Найди срочно машину… Да какая подвернется. Срочно нужна! К тебе сейчас Феоктистов спуститься. Отправь его. – Бросил трубку и махнул на дверь. – Давай, Анатолий, дуй.

Феоктистов заглянул в кабинет к следователям.

– Миша, слетай в ЖЭК, там должны были подготовить справку по вчерашнему отключению горячей воды в вытряхвителе. И так поговори с местным населением. В тот же "хозяйственный магазин" загляни.

– Есть, ваше сиятельство!

– Андрюша, Сережа, съездите с ним, помогите. Походите по округе, поговорите с населением. А я не подъём. Возле ОКБА кого-то завалил.

– Хорошо.

2

ПМГ, напрягая свои старческие силёнки, шла по городу. Шофёр время от времени включал сирену. У поста ГАИ в двенадцатом микрорайоне машина свернула направо от Ленинградского проспекта и пошла по улицам 13,12,8,7,6-микрорайнов и въехала в деревянный массив поселка Байкальск. Перескочив трамвайную линию “Сангородок – НПЗ”, попетляв по узким улочкам, за кинотеатром “Октябрь” ПМГ выехала на асфальтовую улицу, ведущую к высокому зданию ОКБА, огороженному белой железобетонной оградой. В конце улицы стояли три машины: криминалистов из прокуратуры, из первого отделения милиции и "скорой помощи".

Феоктистова встретил капитан, дежурный первого отделения.

– Привет, Гоша. Еще не сменился? – поздоровался Анатолий и пожал протянутую руку.

– Привет, Толя. Не успел, – ответил капитан.

– Что тут?

– С полчаса назад позвонили, вот… – кивнул Гоша на колодец.

– Кто звонил, не представился?

– Сантехники из ОКБА.

Подошли к колодцу. Колодец был неглубок и обложен кирпичом, сухой внутри. На дне его лежало бесформенное тело, над которым стоял фотограф из фотолаборатории, делал съёмку. Потом, когда он вылез, спустился сержант по скобам, вмонтированным в стены колодца, и стал обвязывать тело веревкой. Сверху два милиционера и водитель, который привёз Феоктистова, стали вытаскивать труп наружу. К ним на помощь подошли капитан и Феоктистов.

Тело уложили на траву возле люка, и над ним склонилась врач. Анатолий, присматриваясь к трупу, старался разглядеть лицо убитого. Оно было посиневшим, изуродованным. Один глаз наполовину выкатился из глазницы.

– Убит, похоже, два-три дня назад, – докладывала врач. – Убит ударом по затылку и множественными ударами по лицу чем-то тупым, твердым, возможно, палкой.

“За что же его так? – подумал Анатолий. – И на Шпарёва не похож как будто”. Перед глазами предстало заплаканное личико Ани, и у него от жалости к ней защемило в груди.

Анатолий достал из нагрудного кармана рубашки фотографию.

– Гоша, ну-ка нá, посмотри. Похож, нет? – подал фото капитану.

Гоша долго присматривался то к фотографии, то к трупу. Пожал плечами и вернул фото.

– Сейчас его и мать родная не узнает. Какие-нибудь приметы есть?

– Нет.

Фотограф сделал несколько снимков трупа на земле, после чего сержант стал производить осмотр одежды. Документов не было. В карманах костюма и брюк извлек начатую, но сильно измятую, пачку папирос и немного мелких денег.

Феоктистов спросил у доктора:

– Вы куда его, в сангородок?

– Да, городской морг еще закрыт, – ответила та и обратилась к милиционерам: – Принесите носилки.

Сержанты уложили труп на принесенные ими носилки и отнесли в “скорую”.

Колодец находился почти на перекрестке двух улиц, но ближе к одноэтажному бревенчатому дому, вокруг которого в буйной зелени стояли кусты черемухи, калины, малины и крапивы. Полынь и крапива выходили за палисадник и в них копошились куры. Место получалось затененное, глухое. За домом в метрах тридцати проходила трамвайная линия, идущая на НПЗ, дальше, за ней, пустырь и скотобойня.

Оглядывая местность, Феоктистов пытался представить, что же здесь произошло, и почему труп оказался в колодце? То, что в колодце, понятно – концы в него и шито-крыто. А что до этого?..

Он стал прохаживаться вблизи дома, кустов, травы, присматриваться к рельефу земли, к возможным на ней следам преступления. Хотя за трое суток те же куры их давно уже загребли. Куры паслись тут же, деловито высматривая в траве следы своих жертв.

Криминалисты и ПМГ с дежурными милиционерами уехали, зеваки стали расходиться. Феоктистов направился к людям.

– Одну минуточку, товарищи! – поспешил он к небольшой группе, направляющейся к дому, от которого он шёл. – Скажите, кто из вас проживает здесь?..

Опрос жителей ничего не прояснил, лишь один из них сказал, что где-то в полночь, слышал лай собаки.

"С собаки свидетельские показания брать не будем", – усмехнулся он.

Поблагодарив за участие, Анатолий прошёл к своей машине.

– В прокуратуру, Коля, – сказал он водителю.

Кто бы это мог быть? По костюму если судить, то… Но Юрий Максимович пропал полмесяца назад, а тут – три дня. Хотя, убить могли и сейчас. Тогда где он был? У кого?.. У кого и кто?..

3

Проехав по проспекту Карла Маркса, свернули на улицу Горького и остановились у прокуратуры.

– Коля, я ненадолго. Тут же поедим дальше, – сказал Феоктистов, выходя из машины.