В первый же день суворовцы их взвода познакомились с преподавателями русского языка, математики и английского языка, ведь занятия по этим предметам были почти каждый день. С преподавателями других предметов знакомились чуть позже по мере появления этих занятий в расписании. Неприятным моментом для Кости стало то, что и учительница русского языка, и учительница математики при знакомстве смотрели на результаты приемных экзаменов и не сочли возможным скрыть их от своих учеников. Обе учительницы с перерывом в один час сообщили, что результаты обеих его контрольных были оценены на… «неудовлетворительно». Единственным утешением для него было то, что он был далеко не одинок в этом. Учительницы сетовали на то, что среди принятых воспитанников много неуспевающих, но начальник училища на педсовете призвал их к тому, чтобы они поработали с отстающими и добились хороших успехов. Сообщая об этом, они обращались к самим суворовцам с просьбой приложить для этого максимум усилий. Костя, в душе недоумевая, как же его приняли с такими оценками, их просьбы понял правильно и решил для себя, что будет изо всех сил стараться учиться хорошо. В дальнейшем, действительно, больших проблем с этими предметами у него не было, но опасность таилась совсем в другом.

Иностранному языку в суворовском училище уделялось большое внимание, взвод делился на две подгруппы, занятия в которых проводились каждый день. В их подгруппе занятия вела молодая учительница, которая не смогла увлечь ребят, заинтересовать их, убедить в необходимости каждодневной работы, поэтому Костя, привыкший еще в школе не обращать особого внимания на английский язык, все больше и больше отставал от своих товарищей. Самым обидным было то, что он даже не знал, как готовиться к этому предмету, а то, что говорила учительница научными словами даже на русском языке, ему было непонятно. Молодая учительница, видимо, недавно работала в училище. Так однажды Костя обратил внимание, что она с какой-то брезгливостью смотрит под их стол, а ее взгляд направлен на ноги сидящего рядом с Костей Бориса Самгина. Костя слегка отклонился и тоже посмотрел на ноги соседа. Из-под широких брючин Бориса на ботинки свисали развязавшиеся белые штрипки кальсон.

– Борис, – тихо позвал он товарища, прикрыв рот рукой, – у тебя кальсоны развязались.

– Что? – встрепенулся его друг.

– Завяжи тесемки на кальсонах, – опять в полголоса прошептал Костя на ухо другу.

Тот глянул вниз, потом посмотрел на учительницу, густо покраснел и, быстро нагнувшись, запихнул тесемки в ботинки. Молодая женщина поняла, что стала невольной виновницей этого события, и тоже покраснела.

В дополнение к общеобразовательным предметам у них были еще занятия по строевой и огневой подготовке и по уставам. Каждый день было шесть часов плановых занятий, утром же вместо зарядки все училище занималось по плану подготовки парадного расчета. Их рота в этом году в парадный расчет не входила, но это время использовалось для одиночной подготовки все на том же квадратном внутреннем дворике. Исключением были лишь те дни, когда за окном лил проливной дождь. Мелкий моросящий ленинградский дождик в расчет не принимался, и в такие дни суворовцы по-прежнему шлепали подошвами по лужам. Единственным изменением стало лишь то, что через пару недель им заменили ботинки на яловые сапоги, чтобы не ходить весь день с сырыми ногами.

С первого же учебного дня, в отличие от времени поступления, и вновь принятые суворовцы стали заниматься по новому распорядку дня, который предусматривал так называемый второй завтрак. Первый завтрак был сразу же после парадной тренировки. Как правило, суворовцы получали какую-либо кашу с мясом, а так же чай с сахаром, два кусочка хлеба и кусочек масла. Сухую гречневую кашу есть еще было можно. Манную, рисовую или перловую можно было приправить кусочком масла, если каша еще была теплая. Но ячменную и кирзовую кашу из непонятно какой мелкой крупы, как правило, не ел никто. Кашу, приготовленную на воде, Костя не ел даже дома, поэтому во время завтрака съедал только две-три ложки с мясной подливой и выпивал стакан чая с двумя-тремя кусочками хлеба, чтобы не оставаться совсем голодным. Все понимали жесткое правило: тебе дают есть, а ешь ты или нет, это уже твое личное дело.

Второй завтрак приходился на короткий перерыв времени в течение получаса после четырех часов занятий, то есть около полудня. Когда они в этот день пришли в свою столовую на второй завтрак, то увидели на столах тарелки с виноградом, хлеб, масло, сахар. Сытно наесться стаканом чая и двумя-тремя небольшими кусочками хлеба, хоть и с маслом, было невозможно, но этого было достаточно, чтобы дождаться обеда, следующего через два часа очередных занятий.

Делить виноград мальчишки за Костиным столом не стали, а принялись медленно брать по одной виноградине. Послышался хруст виноградных косточек на зубах. Вынимать косточки, как бы сделал Костя в другой обстановке, никто из них не стал, потому что из одной тарелки одновременно ели четыре человека, и любой чистоплюй сразу же оказался бы в невыгодном положении. В тот день, когда на второй завтрак давали яблоки или сливы, их тоже брали по одному. Количество яблок в тарелке не было кратно четырем, поэтому кому-то доставалось только одно, но на следующий день именно с этого человека начинался отсчет выбора. За некоторыми столами того суворовца, который должен был получить меньше, определяли расчетом «на пальцах». По команде одного из них «Айма, гоп!» сидящие за столом показывали несколько пальцев одной руки, потом количество суммировали и определяли проигравшего, начиная считать с командовавшего. Это считалось справедливым, и никаких обид никогда не было. Точно также за ужином делили и печенье, количество которого тоже не было кратным четырем.

Несколько хуже дело обстояло за столом, где сидел Ченовардов, потому что он с громким смехом первым схватил одну гроздь винограда себе, другие попытались последовать его примеру, но грозди были разными, поэтому кому-то не досталось совсем. После этого Пестряков, заметив несправедливость, попытался было отобрать у обидчика часть грозди. Началась ссора. Дежурный офицер вынужден был призвать их к порядку, и приказал Ченовардову поделиться с соседями по столу.

Уже с первого дня службу внутреннего наряда по роте пришлось нести суворовцам первого взвода, поэтому старший лейтенант Лобан наметил график нарядов. Четыре очередных суворовца сначала изучали несколько статей Устава внутренней службы и получали инструктаж у старшины роты, а потом в назначенное время шли на развод, который проводил дежурный по училищу офицер. После возвращения в помещение роты новый состав наряда принимал у старого документацию и все хозяйство роты по описи. Особенно внимательно принимали пирамиду с оружием, опечатанную печатью старшины. Там стояли четыре малокалиберных винтовки ТОЗ-9. Затем новый дежурный расписывался в книге приема и сдачи дежурств, и оба дежурных по роте шли к командиру роты или лицу его замещающему с докладом о сдаче-приеме дежурства. После доклада новый наряд приступал к несению службы, и очередной дневальный становился у тумбочки при входе в роту. Смена дневальных производилась через каждый час.

В течение суток весь состав наряда отвечал за поддержание чистоты в помещениях роты. Помимо этого, двое дневальных обязаны были до прибытия роты в столовую, подготовить все необходимое для принятия пищи: разложить столовые приборы, получить в хлеборезке и разложить хлеб, масло, сахар, после прихода роты получить на раздаче первые и вторые блюда и разнести на каждый стол. После ухода роты должны были собрать всю посуду и доставить на мойку, навести чистоту на столах и подмести пол.

По уставу необходимо было дежурить и ночью по два человека, сменяясь через каждые два часа, но, возбужденные переживаниями дня, мальчишки в первый раз решили, что они спать не хотят и могут всю ночь не спать совсем. Первое время после отбоя им, действительно, было интересно. Они вчетвером сидели у тумбочки на собранных для утренней чистки прикроватных ковриках и болтали, пока вся рота не заснула. Через некоторое время разговоры пришлось прекратить, потому что в роте установилась полная тишина. Какое-то время у них еще были разные дела: выровнять обмундирование суворовцев, навести порядок в туалете и умывальной комнате, в бытовке, подмести высоченную дворцовую лестницу, вынести баки с мусором, накопившимся в роте за день, на задний двор, где стояли мусоросборники. Но уже после двенадцати они принялись зевать – усталость всего дня и дружное посапывание всего большого коллектива клонили ко сну. Они поняли, что совершили ошибку, решившись на бессонную ночь. Пришлось поделить оставшееся время пополам, чтобы успеть хоть немного поспать. В это время они еще не знали, что потом в течение нескольких лет они будут очень серьезно решать, как поделить ночное время дежурства, и постараются не терять ни одной минуты, отведенной для сна. Шпагин со Стародубцевым решили остаться в первой смене еще на три часа, дав товарищам возможность поспать, потому что уже было смешно смотреть, как Рожков покачивается от усталости, а его глаза совсем слипаются.