– Уважаемые коллеги, прошу вашего внимания!

Шепот и светские беседы смолкают, звон бокалов сходит на нет, все взгляды устремлены на спикера.

– Все мы здесь сегодня не случайно. Выражаю благодарность Артаку Юрьевичу за любезно предоставленный кабинет для проведения собрания.

Артак Юрьевич, подпирающий собой стену, театрально раскланивается, кто-то выдавливает смешок. Нервно взглянув в его сторону, Ирена продолжает свое вступление.

– Я бы хотела начать с главного. На прошлом заседании кафедры, госпожа Головникова, наш всеми любимый руководитель, предложила… Я бы даже сказала, настояла на том, чтобы… принудить нас с вами, дорогие научные сотрудники, к взятию на себя дополнительной нагрузки в виде неоплачиваемых часов занятий, а так же подготовки проекта… и его реализации… Проекта по представлению нашего университета на международной выставке, посвященной техническому перевооружению страны! Вы только вдумайтесь! Историки, социологи, лингвисты и филологи, вынуждены мало того, что бросить все свои дела, забыть про личную жизнь, чтобы работать забесплатно, но и еще заниматься, простите за выражение, какой-то дуростью с подачи нашей зав. кафедры. Вот вы что-то понимаете в перевооружении? Я, лично, нет. И не собираюсь в это даже вникать! Пускай сама Головникова бросает свою привычку ездить в Антверпен два раза в год к своему ухажеру и берет дополнительные часы себе, изучает программу Мин. Обр. И я сейчас не про Министерство образования, а про Министерство обороны!

Под конец она уже срывается на крик. Поднимается гул, шум, все живо начинают бузотерить и обсуждать сказанное. Волна возмущения нарастает. Ирена смотрит на все это действо горящими глазами. И даже Артак Юрьевич у своей стены машинально кивает головой. Где-то раздаются слова о том, что лучше уж уволиться, чем потерять свое достоинство, работая за копейки и растрачивая свои таланты на выгодные одному лишь руководству проекты. Еще немного и будут звучать лозунги «Смерть Головниковой!», «Спаси книгу – сожги дерево» и прочие безумства от вполне, казалось бы, интеллигентных людей. Что ж, бэтмэн, настало время действовать. Ну-ка, расступитесь.

– Друзья!

Все вдруг замолкают. Что даже для меня становится неожиданностью. Немного растерявшись, на автомате беру первое попавшееся в руки со стола Артака.

– Слышали бы нас со стороны, приняли бы за Дансана и Догсома в Восточном хурэ. Надеюсь, не надо напоминать исход их вылазки против ургинцев. Я полностью разделяю ваше негодование и несогласие с предложенной сверху формулировкой. Но давайте попробуем взглянуть на это под другим углом. Кто из нас здесь пришел в образование зарабатывать деньги? Многоуважаемый премьер министр вам уже раскрыл тайну, где и как можно заработать. Здесь же мы даем, во всяком случае, пытаемся дать знания, прививаем умения и формируем навыки. Даруем молодому поколению шанс развить в себе любовь к науке, да пусть даже банальному самообразованию, чтобы не ограничивать свою жизнедеятельность сварливой женой и рюмкой водки после смены на заводе. Вкладываем в их руки тот самый инструмент, которым при наличии правильных установок можно создать все, что угодно. Нет, я не оговорился, абсолютно все! Любой может быть любым. Для этого мы и предоставляем студентам возможность осознанно выбирать. Рисуем словом в умах начинающих теоретиков и практиков те базовые постулаты, которые и делают каждого из нас человеком разумным. И если не ради этого тратить свое время, свое вдохновение, отдавая многовековой опыт поколений, то я и не знаю, для чего вы находитесь в этих стенах.

С улыбкой смотрю на Артака Юрьевича, который уже буквально вжался в свою стену.

– Поэтому, вместо того, чтобы так яро выступать против пары дополнительных часов занятий, при помощи которых у вас появляется лишняя возможность исполнить свое предназначение в этой жизни, лучше бы включили весь свой профессорский ум и преподавательскую изобретательность, дабы разделить эти вынужденные трудозатраты между собой с присущей научному сообществу справедливостью и щепетильностью. Я в вас верю, друзья.

Собравшиеся неуверенно, но практически синхронно, начинают одобрительно кивать. Переглядываясь и видя поддержку своих коллег, каждый убеждается в том, что такой исход – именно то, что и следует принять. Я вам скажу, весьма не просто вбить в голову человеку науки, интеллигенту, по своей природе мыслящему критично, какую-то свою идею при помощи чистой воды политиканства.

Тут всех поочередно поражает внезапный приступ смеха. Не особо понимаю, в чем тут дело. Выглядит это даже немного жутковато, если честно. Бросаю взгляд на Ирену, та улыбающимися глазами указывает куда-то вниз. Смотрю на свои руки, в которых я все это время вертел случайно схваченный со стола каменный дилдо. Непроизвольно и сам начинаю улыбаться. И вот обстановка, казалось бы, накаленная страстями и социальщиной до своего пикового предела, разряжается гоготом первых умов этого города над каменным членом в моих руках. Ирена аккуратно забирает его у меня и ставит на дальнюю полку.

Немного пожурив Артака Юрьевича за хранение столь неоднозначного артефакта в своей преподавательской, моя публика задает мне коллегиальный вопрос, которого я так хотел избежать.

– Извините, я, может быть, вклинюсь со своим уточнением, но, позвольте, как нам быть с выставкой вооружения? Или это тоже, по-вашему, призвание педагога гуманитарных наук?

Всеобщее настроение падает, снова слышится возмущенное «я на такое не подписывался», «лишь бы языком чесать», «уж лучше я поработаю над своей второй кандидатской», «красиво птенчик поет, коль предложить нечего».

– Друзья. Я на вашей стороне. И если вы, считаете, что сопротивление – это единственный выход, то вы, к сожалению, ошибаетесь. И всемирная история тому живое подтверждение. Мне и самому не до конца понятны мотивы поручения институту гуманитарных наук подобного задания. Осмелюсь предположить, что в этом вопросе важна не столько техническая осведомленность, сколько грамотно выстроенная стратегия и умелый политический ход. Грядет аккредитация, положение весьма шаткое, на кону судьба нашего университета. Кто если не мэтры современного слова способны повернуть сложившуюся ситуацию под правильным углом? В свою очередь, гарантирую, что возьму все под личный контроль. Никого из вас этот вопрос не коснется более, с этого момента. Завтра же госпожа Головникова получит от меня письменное заверение по поводу подготовки проекта к выставке.

Мне аплодировали стоя. Просто потому, что на всех не хватало стульев, и многие стояли изначально. Но, черт возьми, это все равно приятно. Я стал всеобщим героем, прикрывшим собой вот-вот разрывающийся снаряд. Вот только мина-то, липа. Наш хитровыдуманный ректор за послеполуденным коньяком предложил мне реализовать его уникальный план по временному снижению издержек на период проведения аккредитации. Предвидя волну недовольств из-за увеличения учебной нагрузки, вкупе с этой новостью он добавляет масла в огонь совершенно бредовой выставкой. И поручает нашей заведующей кафедры побыть палачом, не посвящая ее в детали. Весь замысел сводится к тому, что я, как вроде бы негласный лидер местного сообщества, должен успокоить массы и взять решение пустякового вопроса на себя, сместив акценты в сторону. Конечно, при таком раскладе крайней остается Головникова, но, по мнению ректора, да и всех остальных, ее образ железной леди уже ничем не подпортить. А мне дополнительный плюс в обе копилочки. Мои-то рабочие часы, благодаря этой услуге, остаются без изменений. Профит!

Допив со всеми добрую половину шампанского и под шумок захватив по пути еще неоткрытую бутылку, слегка нетрезвыми перебежками двигаюсь в сторону выхода. И, словно из ниоткуда, в темном коридоре пустого университета на моем пути появляется Ирена, судя горящим глазам, тоже слегка подшофе.

– Так-с, куда это наш доблестный Че Гевара направляется? Да еще и с бутылкой!

– Ирена Анатольевна, Эрнесто был радикальным революционером, вплоть до разработки своего собственного рецепта коктейля Молотова, чтобы без лишних усилий поджигать неинтернационалистических политиков социалистических стран. А я, можно сказать, предотвратил то, к чему Вы так усиленно готовили народ.