Оле, по-своему, понял меня. Он просто содрал вьюнок с корнем и бросил его под сосной. Со словами.

–Фор ю! Все для тебя!

Теперь окно в моей ванной сияет наивной открытостью и доверием к мирозданию. А я просто выключаю свет. Чтобы принять душ. И не смущать ни звезд, ни оленей, ни возможных чужих глаз. Я благодарна Оле. Он ведет себя скромно, послушно, ночами в мои окна не заглядывает. И в забаррикадированную дверь моей спальни не ломится.

Ежедневно на квадроцикле мы объезжаем владения Оле. Контроль за электрическим заграждением. Лошади хулиганят, прыгают через барьер и обрывают провода. Оле устраняет неполадки. Электричество для дисциплины лошадей. Не сильное, но кусается. Чтобы лошади боялись и не пускались в бега. Квадроцикл прет по бездорожью леса. Вот-вот, мы полетим в кювет. Я сжимаюсь. Но Оле смеется и утешает меня тем, что он профи драйвер. За нами бегут лошади, совсем ручные, требующие внимания. И мчатся собаки породы вахтинг. Молодую собаку зовут Пруселеска, имечко шведское, затейливое, непривычное нашему уху. Она гоняет по лесу за зайцами. А я гоняюсь за ними. Ха! С этой Пруселеской я и изменяю моему Тузику! Как он там без меня, маленький? Скучает, небось! Хорошо, что у меня есть подруга Валька Бомбейкина, с частным домом и садом! И она очень любит моего Тузика. Оле останавливает квадроцикл у своего поля с красным клевером. Пруселеска роет лапами нору. Потом гонится за мной, настигает. А я падаю в красный клевер, хохочу, и Пруселеска тычется слюнявой мордой в мое лицо. Я раскрасневшаяся, очевидно, притягательная, сбрасываю с себя куртку. Остаюсь в белой майке. Мои глаза невольно сходятся с его глазами. В них восторг. И я, вдруг, вижу викинга! Оле живой мужик! И даже привлекательный! Стройный, подтянутый, с крепкими ногами. В его жилах течет древняя варяжская кровь. А вся эта хрень его, с хронометрией, со стандартами, видать, чтоб как-то угомонить могучую плоть древнего скандинавского племени. И я накидываю куртку. И понимаю, что надо кончать с этим. Не все поддается кнопочному управлению! Надо быть осторожнее в проявлении своей славянской эмоциональности. Ведь, викинга я вижу впервые!

И я вдруг четко вспоминаю, что перед поездкой к Оле я заглянула в интернет, узнать, что же такое шведские мужчины? И узнала. Благодаря экологии, гармонии с природой и здоровому образу жизни, они очень сексуальные. И, не смотря на полную их диджитализацию, они остаются викингами! А я тут разлеглась у него в красном клевере, в майке и с белыми волосами! Оле смущается и начинает стаскивать с меня расшалившуюся Пруселеску. Подает мне руку. Я тоже смущаюсь, а Оле восхищенными глазами смотрит на меня и что-то бормочет.

–Загадочная русская женщина! – это комментирую я, не Оле.

Мы едем дальше по владениям Оле. Я спрыгиваю с квадроцикла, чтобы поднять сбитый лошадьми на землю провод. Накинуть его на крючки. Оле что-то объясняет мне. Да, как же понять шведа? Я берусь руками за провод, и меня прошибает током. Я снова падаю на траву. Оле в ужасе.

После обеда Оле пытается меня соблазнить. Он подходит вплотную, кладет свою голову мне на плечо и жалуется на боль в висках. Я отстраненно касаюсь рукой его запущенной головы и… наливаю ему стакан воды. И быстро ухожу на улицу, мыть окна. Наверное, я неправильная. Мужик то он славный! А какие синие глаза у него! Подстричь, причесать. И принц! Но вот, не могу я себя переломить. Все еще считаю себя замужем за Костей! Такая у меня карма. Вела я жизнь добродетельной женщины. Сидела дома, обстирывала родного мужа. Гоняла по дому со шваброй и цветным пипидастром-берегла очаг. И пусть не пекла пирожки, но исправно варила борщи. Кстати, звонила Валька Бомбейкина. Виделась она с моим Костей. Валька любит рыбку и частенько заглядывает к Косте на фирму. Костя спрашивал у нее, как я поживаю. Ха! По борщам, небось, соскучился! Валька сказала Косте, что я в хороших руках, у жениха в Швеции. Интересно, обрадовался ли он?

Но что это? Еще утром я любовалась сказочным полем красного клевера, валялась на нем с Пруселеской. А в обед этот красный клевер был скошен, сформован в шары и упакован в клубки белого и розового зефира из пластика. Шведские стандарты!

Хотела я снять диво. Огромного медведя. Стоит такое бурое чучело, во весь рост, на входе в торговый центр. Но Оле слегка кривится, давая понять, что такие выходки с фото здесь не уместны. Сразу видно приезжих. Я и прячу мобильник. Мы идем по торговому залу. Оле катит корзину, собирает в нее продукты. В мясном ряду он бросает в корзину куриные окорока. Я же бросаю на Оле недоуменный взгляд. Блин! Такое я и дома у себя редко беру. А, уж, в Швеции! Оле видит мои эмоции, и я с трудом различаю в потоке его плохого английского шведское слово ельк. Оказывается, Оле так расценил мое внимание к стикерам на лосятине. А, что еще мог подумать швед? Наверное, решил, что замороженная лосятина мне надоела. Типа, ельк-то с прошлого года! Подавай гостье свежее! Поди, разберись! Да, языковой барьер усложняет жизнь! А потом Оле повез меня город смотреть: театр, музей… Ну, этого добра и у нас навалом! Не диво! Тут уж, и я скривилась. Тогда Оле резко повернул машину, и мы попали на …городскую свалку. Да! Вот тут я точно удивилась! Почти в центре города-их шведская мусорка. И это совсем не так, как, например, во Владивостоке, или в Киеве, где дымятся горы отходов, а чайки и бомжи конкурируют меж собой, выискивая пищу. Тут, вроде, маркета, где весь мусор расфасован по полочкам и контейнерам. И ноль запаха. Я эту шведскую помойку тоже хотела снять, но вспомнив медведя, угомонилась.

До 5 вечера далеко. Обед еще призрачен. А кушать хочется. Собрала я грибочки у дома, белые, сказочные. Поджарила, да с лучком.

А Оле грибы не ест. Не их это пища. Что-то мастерит в гараже.

Вот, попробую я грибов шведских, рискну. Страховка у меня на 30 тыщ. евро…

Но все обошлось! Белые грибы и в Швеции белые!

Грибов я нажарила много, и на третий день они мне уже в рот не лезли.

Пресытилась! Оле поедает жаркое из лосятины, с картошечкой и с любопытством наблюдает за сюжетом на тему «Марго и жареные грибы». Я же отодвигаю от себя тарелку с грибами, с отвращением. И тогда Оле велит выбросить остатки грибов в ров у дороги. Что я и делаю с удовольствием, опрокинув кастрюлю с грибами в ров, да не очень аккуратно – часть грибов прилипла к обочине дороги.

На следующий день, когда Оле косил траву у дороги, он поскользнулся на моих грибочках, упал и ушиб ногу. И мне ничего не оставалось делать, как виновато массировать его щиколотку, икроножную мышцу, чтоб облегчить страдание.

Оле валяется плашмя на тахте, в кухне, постанывая от боли, а, возможно, и от удовольствия. Понять сложно. А я, с тревогой склонившись над его ногой, поглаживаю ее и массирую. В какой – то момент Оле начинает вздыхать и причитать.

– Мистика! Ух! Ах! Мистика!

Я вскакиваю и выбегаю на улицу.

Сегодня мы с Оле катались к Майе. Это его дочь. Живет в 200 метрах от него. Ее фото я видела у Оле, на полке стеллажа. Обычная беленькая шведка. Оле предупредил меня, что Майя не в восторге от меня. Она не хочет видеть никаких женщин рядом с отцом. В его доме. Ни русских, ни украинок. Ревнует. Хотя, она очень любопытная и не прочь взглянуть на меня. Коль, я приехала. Подытожил, смеясь Оле. Мне тоже было интересно увидеть шведку Майю. И мы на квадроцикле едем к ней. Дом у Майи деревянный. Окна от пола до потолка. Двор с изумрудной травой. За ограждением пасутся кони, пони, страус. Беловолосая от природы Майя перекрашена в черный цвет. Майя встретила меня нелюдимо, почти в штыки, едва кивнув в ответ на мое виноватое «гутен таг». И мне даже захотелось сказать ей.

– Майя! Расслабься! Я скоро уеду! Навсегда! Никто не претендует на твоего отца и на твое наследство.