Максим дивился самому себе, своему необычайному воодушевлению при виде Эмминых слез. Он просто не мог не улыбаться, не мог заставить себя сделать серьёзное и жестокое выражение лица. А он хотел этого хотя бы на минутку, чтобы ещё раз посмотреть на нее. По каким-то странным своим соображениям, он очень не желал, чтобы Эмма видела его улыбку. Может быть, не хотел выглядеть настолько уж негодяем?.. Но ведь он уже был им, зачем же теперь ему понадобилась изображать благородство? На этот вопрос не мог ответить даже сам Максим. Так велела его душа - так он поступал.

  Максим всё-таки заставил себя придать своим губам серьёзное выражение и заговорил:

  - Давай иди... и забудь - при этом он отрицательно покивал головой. Это выглядело так, словно он сожалеет ее слезам; понимает и слегка осуждает, как бы говоря не плакать. А ещё этим кивком он старался показать некоторую долю благородства в нем, указывая на то, о чём он уже упомянул: Эмма знала, что он уезжает в Сочи учиться. Максим, таким образом, хотел снять себя всё бремя ответственности за её судьбу.

  -Но Максим... Максим, как ты можешь, после того, что было...- заговорила Эмма почти в истерике. Как бы он не старался скрыть своё ехидство, им от него просто сквозило. Она видела его самодовольную улыбку, удовлетворённость тем, что заставил её плакать так быстро - несколькими предложениями. И теперь ей уже было всё равно, увидит или нет он её слёзы отчаяния. Только сейчас она в полной мере стала осознавать, что, возможно, она видит Максима в последний раз. И неважно через неделю или месяц он уедет, говорить с ней он не станет. Уже не хочет.

   Максим был холоден и по-своему благоразумен. Он спокойно подошёл к двери с ключом и со словами:

  - Скоро вернётся отец с обеда, тебе надо идти, - он, казалось, не замечал её истерику - игнорировал.

  - Нет, Максим, а как же я?! - спросила она, рукой преграждая путь в замочную скважину.

  - Эмма, чего ты ждешь от меня? - спросил он, и, секунду помолчав, продолжил свою объяснительную речь. - Даже если бы я был по уши влюблён в тебя, я бы уехал.

   Это означало, что он не любит её вовсе. Эмма уже догадалась об этом и не только что, но она всё же не ожидала услышать признание в этом от него самого.

   Он оттолкнул её руку и сунул ключ в замочную скважину.

  - Зачем ты так жесток?.. - продолжала Эмма в слезах, по-прежнему не позволяя ему отворить дверь.

  - Я не жесток, Эмма, - реалистичен!

   После этих слов он попытался поцеловать её в губы и у него получилось. Он этому был вполне удивлен, ведь сериальные леди обычно отвергали мужчину в таком случае.

   В раннем возрасте он очень увлекался мыльными операми - мать приучила. Но теперь он с головой погрузился в жизнь, и ему было не до этого. Казалось ему, что он и сам герой, про которого можно написать фильм. Но Максим никогда не доверял писателям этих мыльных опер. Был уверен, что все они по большей части придумывают жизненные ситуации, не знают, как это бывает на самом деле. Вот сейчас-то он и проверял это на опыте, доказывая себе свою правоту, превосходство над всеми теми писателями "сериалов его детства"

   Может быть, сериалы позволили ему взрастить в себе эти низменные инстинкты?

   Негодяем Максим себя не считал. И на данном этапе разговора решил, что при расставании с Эммой проявит больше благородства. Потому и поцеловал, и сказал:

  - Вот видишь?.. Даже сейчас я готов дать тебе то, чего ты хочешь.

   Впрочем, он не собирался "давать", понимал и сам, что это было бы чрезмерным глумлением над её чувствами. Да и не хотел испортить впечатление от первого раза... Он ведь уже получил всё, чем мог удовлетворить своё эго.

   Эмма оттолкнула его, не выдержав издевательства. Уж слишком большим унижением было бы позволить ему ещё раз воспользоваться ею. Но она так хотела... так хотела оказаться в его объятиях ещё раз.

   Максим повернул ключ в замочной скважине, привлекая её внимание и предлагая уйти. Но она не спешила. Оскорблёно повернула голову к стене. Тогда Максим тихо подошёл к ней и нежными руками подправил её слегка растрёпанные волосы. Он всегда умел казаться таким, каким хочет. Сейчас же ему вздумалось принять роль её утешителя. Он весьма опасался того, что его отец вернётся, а она тут. Не хватало ему ещё одной истерики при нём.

   Отец его был очень высоких нравственных устоев и никогда не позволил бы такого обращения с женщиной. И он отчасти боялся даже, что Эмма всё может ему выложить...И неизвестно, что тогда будет...Но Сочи - прощай! Он понимал это, а так же и то, что знай его отец обо всех его приключениях и других нелицеприятных поступках, он бы уже давно оказался в тюрьме для несовершеннолетних.

   Исправляться пока Максим не думал, но Эмму решил чуточку успокоить несколькими добрыми словами:

  - У тебя ещё будет мужчина...сильный, умный, такой же, как я, и безумно любящий тебя.

  - Настоящий, - сказала она, стараясь смотреть ему прямо в глаза и как можно более презрительно.

  - Настоящий!- повторил он с улыбкой. Но не злой, а той солнечной и доброй, которая так характерна для него и которую Эмма так давно не видела. А то, что Эмма уже не считает его за настоящего мужчину, ничуть не оскорбляло его. Ведь Максим знал - он великолепен! Так и Эмма считает, но сейчас просто рассержена на него и готова сказать всё что угодно, лишь бы тоже оскорбить его, ну, хотя бы чуточку! Он понимал это и прощал женщинам такие выходки. Он был настолько самодовольным, что любое оскорбительное мнение женщины о нём только поднимало его самооценку.

   Эмма ушла с огромной мучительной пустотой на сердце. Она не знала, как быть и как жить дальше. Эмма даже не разглядела внутрь мастерской. А она ведь ещё недавно так хотела попасть сюда! Но Максим её даже близко не подпускал, гнал, как преступницу. Теперь только она поняла, почему он это делал - боялся, что обворует и они понесут убытки. Значит, получается, он уже и тогда не раз давал понять ей, что не любит её, не доверяет ей.

   Помещение, в котором Эмма только что была, являлось служебным, и вход туда был открыт лишь немногим. Осуществлялся с заднего двора. Здание этой мастерской значительных размеров, но только часть её принадлежит отцу Максима. Для клиентов часового мастера был открыт главный вход, который вёл также на продовольственные отделы продаж, смежные мастерским.