Как только Эмма оказалась в больнице, Селифана тут же охватило какое-то странное волнение. Он и сам не мог понять, что же его беспокоит? Ведь Эмма находится под присмотром врачей, её жизни теперь уж точно ничего не угрожает (он не сомневался в этом), да и сбегать она вряд ли станет. Уверенность в последнем особенно подбадривало его, но что-то всё же было не так...Селифан стоял возле открытой двери, ведущей к палатам беременных женщин, и он знал, что в какой-то из них лежит Эмма. В голову его лезли всякого рода дурные мысли, и он смотрел на длинный пустой коридор печальными, уставшими глазами. Селифана не впускали туда, а он так хотел увидеть Эмму...
На следующий день туда, в больницу, зачем-то наведался Берн. Селифан не знал, зачем он пришел и был этому крайне удивлён. Селифан хотел знать, для чего же это понадобилось Берну? Тут же он начал делать свои предположения, угадывая в его визите то положительные моменты, то отрицательные. И в конце то концов, воображение Селифана разыгралось настолько сильно, что он пришёл к выводу, что всё-таки Берн затеял что-то очень нехорошее против них. Но даже на мгновение он не допустил мысль о том, что, возможно, Берн пришёл лишь затем, чтобы узнать о состоянии здоровья Эммы...
Как только Селифан увидел в конце коридора силуэт Берна, сразу же подошёл поближе, чтобы убедиться в том, что он не ошибся. И только потом, зачем-то решил не показываться Берну на глаза. Селифан сам не понял, почему же он вдруг решил так поступить, но на мгновение это показалось ему правильным...Селифан не сомневался в том, что Берн не заметил его, ведь тот о чём-то настоятельно беседовал с врачом.
Селифан очень хотел знать, о чём же они разговаривают? Он не сомневался, конечно, что об Эмме, но хотел услышать их разговор. Селифан тут же с украдкой подошёл к ним поближе, всё своё внимание сконцентрировал на них, но, однако практически ничего не услышал, кроме "до свидания", которое Берн произнёс весьма громко и отчётливо перед уходом.
Когда Берн уходил, Селифан несколько задумчиво проводил его глазами. Он остался собой очень недоволен, ведь так и не узнал, что же врач сказал ему об Эмме? А ему , если он спрашивал, всегда отвечали, что к ней нельзя пока или вообще не отвечали, а только обнадёживающе кивали головой, показывая этим, что пока они не могут ничего сказать...И это тоже очень обижало Селифана, ведь с Берном никто так никогда не поступает...Почему-то, Селифан был уверен в последнем, злился на Берна за это.
Глава - 27. Решение
Селифан взволнованно стоял в гостиной Берна и ждал, когда же тот освободится. Он очень хотел обсудить с ним вопрос, который его очень беспокоил. Селифан уже месяц переживал по этому поводу, никак не мог успокоиться...и , конечно же, он хотел поговорить об Эмме. Ведь она уже давно превратилось и в его переживание, и в его радость.
Берн обсуждал по телефону вопросы, связанные с его бизнесом. Селифан старался не слушать и даже не слышать, о чём эти разговоры. Но Берн никогда не отходил в сторону, когда вёл переговоры...и много раз Селифан слышал, как Берн отдаёт приказы своим подчинённым и очень часто не те, которые соответствуют принципам гуманности, морали и не вполне законные. Всё это неприятно было Селифану, но он старался виду не подавать. В течение последнего месяца Берн особенно помогал ему, оказывал и материальную, и психологическую поддержку. И он не мог уже не признавать в нём друга, порою даже чувствовал с ним какое-то духовное родство. Селифан не сомневался теперь, что он правильно поступает, если советуется с Берном. Ведь почти любое предприятие Берн может поддержать, даже пусть и незаконное...
Селифан волновался, потому что задумал кое-что, и ему срочно понадобилась дополнительная поддержка Берна.
Как только Берн положил телефон на журнальный столик возле неочищенной стеклянной пепельницы, Селифан тут же заходил по гостиной. Он кинул мимолетный взгляд на эту пепельницу и, зачем-то, она пробудила в нём какие-то тяжёлые, неприятные воспоминания. Тревога его возросла. И ему показалось, что похожую ситуацию он уже переживал когда-то раньше...и с Берном в тот день они не очень поладили.
- Что опять случилось? - спросил Берн, как только увидел Селифана, уверенно шагающего взад да вперед вдоль комнаты.
- Да всё тоже...переживаю я.
В голосе Селифана послышалась некоторая грусть, и Берн понял, что он и сейчас о чём-то настоятельно думает. Берн, конечно, знал, что мысли Селифана почти всегда только об Эмме, но, как обычно, хотел проявить понимание.
- Хуже стало ей?
- Нет! - с весьма радостным восклицанием ответил Селифан. - Даже наоборот, ей гораздо лучше. Я с врачом говорил, он сказал, что дня через три-четыре выпишет её.
Берн пожал плечами от удивления и тут же поинтересовался:
- Тогда в чём же дело?
- Я боюсь, что вспомнит она меня...вспомнит же, как увидит комнату, сразу и вспомнит... - голос Селифана звучал подавлено, а на лице выразилось страдание, может, это даже была жалость к самому себе, нежели к Эмме.
- Ты что, собрался вновь запирать её там?
- Нет...ну, я не знаю, - признался Селифан. - Я не хочу, чтобы она ребёнка оставила...понимаешь, она кормит его, видит каждые день, привязывается...я боюсь, что не забудет она его, даже если я отниму его у неё, когда она выпишётся...а я так хочу этого...
Пока Селифан говорил всё это, Берн смотрел на него неподвижными, суровыми глазами. Он явно не одобрял недобрые замыслы Селифана.
- Хочешь чего, отнять у неё ребёнка? И мечтаешь, чтобы она забыла его? А потом ещё любила тебя? - спросил Берн, делая значительную паузу между каждым вопросом. И Селифан понимал прекрасно, что Берн упрекает его и не напрасно... эти вопросы давили на его психику, заставляли мучиться, стыдиться.
- Да, я хочу, чтобы она любила меня...только меня. Я не желаю, чтобы она думала ещё о ком-то, заботилась о нём...
- Ты что, сам головой тронулся? Ревнуешь её к собственному сыну?
