Воды лесного озера сегодня были спокойны. Мужчина стянул ботинки, закатал брючины выше колена и зашел в воду. Он сделал только два шага, погружая уставшие ноги до икр, и остановился. Короткий свист сорвался с его губ, а где-то поблизости с ним в унисон протяжно зарычало что-то хищное и небольшое.

В лес Нор ушёл ранним утром, за полчаса до рассвета, взяв с собой немного орехов, вместо завтрака. Сейчас же солнце было высоко.

Утро оказалось плодотворным: на рассвете он собрал Ночные листья Двуцветки Пыльцевой. Их необходимо срывать с первыми восходящими лучами солнца, чтобы сохранить столь редкие свойства. Листьев было немного, всего десять, но Микхе, его супруге, их хватит на две настойки: одну чтобы продать на заказ и вторую оставить на запас – мало ли, вдруг пригодится? Настойки с Ночными листьями использовались для втирания в ноги, чтобы убирать тяжесть.

Первые утренние часы после рассвета мужчина посвятил сбору ягод. Их всегда лучше собирать утром, пока не так жарко, пока сил много. Сегодня ему также удалось найти несколько грибов – Микха будет рада. Она давно просила найти хотя бы один съедобный гриб, чтобы сделать мазь для крыльев.

Микха, как и сам Нор, не принадлежали к людям. Они относились к разным родам фейри и проживали в Черте – деревне, что находится за стенами Схротена. Сама Черта не была обнесена стеной, но покидать границы было запрещено. Сквозь пальцы смотрели только на охотников: у них было разрешение, которое у Нора действовало еще в течение четырех дней. Он обязательно продлит его через неделю после истечения срока, так как уже через четыре дня мужчина обязан отправиться на смену в шахтах, которая продлится семь дней. В конце последнего дня смены фейри получит оплату в семьдесят пять серебряных – тогда-то можно будет и думать о продлении.

Жизни жителей Черты посвящены были не только работе и семьям, но и вечным поискам о дополнительном заработке. Связано это было с тем, что люди установили слишком суровые требования.

Через две недели, семейству Тибб, необходимо будет провести оплату за проживание в доме, что составляло одну золотую монету. В этом году им удалось собрать почти всю сумму. К сожалению, это были еще не все траты, которые предстояли для семьи, но сейчас мысли мужчины были освобождены от размышлений: он полностью отдавался спокойствию воды и позволял себе расслабиться.

Нор имел особую связь с водой. Она помогала ему отдохнуть от ежедневных тягот жизни, отбросить все мысли и дарила спокойствие. Вода была его стихией, поддерживая своего потомка всеми силами.

Мужчина был достаточно высокого роста, пускай и не был самым высоким среди фейри. Отличительной чертой его рода были ярко-синие волосы, что уже отросли по плечи и Нору приходилось собирать их в небольшой хвост. Глаза у него были серыми, как и крылья: прозрачных помощников для полета защищала серебристо-серая пыльца, которая и придавала оттенок крыльям. Телосложение у Нора было крепким, да и не могло быть иначе, учитывая то, что мужчина трудился в шахтах. Работа эта была тяжелой и выматывающей, но зато платили за нее сто пятьдесят серебряных монет за месяц. Была у мужчины и отличительная от других фейри черта: шрам на шее, затрагивающий подбородок. След этот был неровным, ярким. Даже мази Микхи не смогли сгладить последствия ранения железом. Шрам значительно выделялся на светлой коже.

– Ну все, – тихо произнес Нор. – Нам пора возвращаться, Руа. Я провожу тебя, а сам… пойду из леса. Мне уже пора.

Вот только выйти из озера мужчина не успел – его любимица поступила по-своему, лишь бы задержать друга в лесу, ради того, чтобы он больше времени провел с ней.

Руа была мантикорой. Одной из тех, что относились к миниатюрному виду и которые были почти истреблены людьми. Если бы не кожистые крылья, наросты на коленях и защищенный хвост с ядовитым шипом, скрытым в кисточке, она была бы похожа на самую обычную кошку, которые в Черте бродили от дома к дому, не имея своих хозяев. И именно это создание сейчас бросилось в воду, врезаясь головой в ноги мужчины и сбивая того в объятия озера.

– Руа! – рассмеялся Нор, смотря, как хищная красавица вспрыгивает на его грудь и ластится.

Нор потрепал любимицу по голове. Та громко урчала, топталась на груди мужчины и равнодушно относилась к тому, что лапки были мокрыми.

– Я тоже тебя люблю, – прошептал фейри, не предпринимая попыток встать, поглаживаю Руа по холке. – Давай выходить из воды. Посидим на берегу, пока обсохнем. Но потом я тебя провожу. Меня дома ждут…

Мантикора спрыгнула в воду, затем в два прыжка оказалась на суше и отряхнулась. Нор расположился рядом с любимицей, сев на землю. Руа тут же улеглась на его ноги, продолжая урчать, ластиться, за что тут же получила порцию поглаживаний по мягкой шерстке на боках. Порой он жалел, что домашние животные во всей округе под запретом. Не будь этого закона, Нор не раздумывая привел бы Руа в тот дом, в котором он жил вместе с Микхой.

– Ты бы понравилась Прим… – пробормотал Тибб, прекрасно зная, что не первый раз об этом заговаривает с мантикорой. – Стала бы ей подругой и скрасила ее жизнь… нам еще год бы продержаться. Чуть больше года… а потом будет легче.

Прим, о которой не раз рассказывал Нор своей любимице, была его дочерью. Все было бы не так плохо, родись она законно. Вот только о существовании девочки знали лишь трое: Микха, Руа и сам Нор.

– Знаешь, милая моя, ты бы скрасила не только жизнь Прим, но и нашу… наш дом, конечно, маленький, но какой есть: всего две небольших комнатки, одна кухонька и подвал. Но это наш дом. Тебе бы место нашлось. Спать могла бы на нашей кровати… мышей бы ловила.

Фейри вздохнул. Находясь рядом с водой, он чувствовал себя лучше. Здесь не было той тяжести, что была в Черте.

Жизнь в городе, в котором проживала семья Тибб, не была легкой. Впрочем, Нор понимал, что она не была легкой ни для кого из фейри: установлено слишком много законов, слишком много формуляров по прошениям и слишком много бедности. Иной раз мужчине казалось, что вся жизнь состоит из «слишком много…».

К примеру, семье Тибб необходимо было собирать три золотых в год: один золотой для оплаты дома, а два – для оплаты жизни. Годовой доход Нора, благодаря работе в шахте, составлял один золотой и восемьсот серебряных, а Микха получала в садах всего четыреста восемьдесят серебряных и ещё сто восемьдесят монет за уборку и выполнения мелких поручений в доме казначея. Остальную требуемую сумму они набирали благодаря настойкам, мазям, выращиванию, собирательству и охоте.

– Солнце уже высоко… Микха сейчас в садах, – он провел по ушку мантикоры. – А Прим дома… Знаешь, Руа, это невыносимо: прятать собственного ребенка, видеть, как ее крылья осыпаются, и сама она слабеет… нам нужно продержаться чуть больше года. Тогда будет легче. Когда ей исполнится семь, я отведу ее в Лён. Я уже все распланировал, знаю всю дорогу… мы доберемся до Лёна и я оставлю ее недалеко от ворот. Там она сможет найти работу и сможет делать все, чтобы собирать деньги на жизнь.

Подобные разговоры стали уже традицией. Нор знал, что Руа не ответит, да ему и не нужны были слова. Мужчина просто хотел выговориться. В очередной раз поведать о всей той боли, что фейри хранил в своей душе, ведь о таких тайнах не рассказывают никому: опасно для жизни. Да, у Нора была супруга. Вот только и с ней не обсудить боль струн души, потому что он слишком сильно любил свою Микху и не хотел ее огорчать.

– Я же не могу сказать ей, что я не выношу шахты… – внезапно произнёс Нор и тон его голоса изменился: в одно мгновение потерял все краски, став тусклым и безжизненным. – Там нет солнца… ни единый луч не проникает… и воздух… воздух… он совсем другой… не такой, как в городе или в лесу… Мы проиграли не войну. Мы проиграли жизнь, Руа.

Если бы не крайняя нужда, Нор не стал бы работать на шахтах. Но его семье необходимы были деньги, и мужчина работал на износ, не отказываясь от дополнительных рабочих смен.