– Филлип, как ты? – этот вопрос звучал жалостливо и голос был будто не мой, хриплый, лишённый всякой уверенности, он мог принадлежать только очень слабому человеку.

– Я же говорю, всё в порядке – сказал он, но отчаяние в его глазах кричало об обратном.

Он прекрасно понимал, что с ним. До этого утра я видел в его глазах лишь обречённую покорность, но отчаяние – язык души, которая хочет бороться, но знает, что не справится. Я не мог смотреть на него и отвёл взгляд в сторону. Все мои ночные кошмары вернулись в один момент. Что если завтра я проснусь наполовину мёртвым? Что если весь этот месяц меня водят за нос, играя на страхе? Что если я уже умираю? Внутри меня извергался вулкан, только вместо пепла паника чёрными хлопьями осела на всём моём естестве, а вместо лавы по моим внутренностям растекался холодный, липкий ужас.

– Мистер Баддс, опять вы заставляете нас всех ждать – ледяным тоном сказал доктор Вайлдс

– Мистер Вайлдс, вы когда-нибудь слышали внезапный крик какого-нибудь долбанного ребёнка в супермаркете? Когда вы спокойно выбираете себе бутылочку дешёвого виски на ужин, или чем вы предпочитаете заливать осознание своей никчёмности? Неважно. Представьте, вы никого не трогаете, и тут раздаётся устрашающий, внезапный вопль, будто врата ада разверзлись прямо за вами. Представили?

– Николас, вы переходите все мыслимые и немыслимые границы – к моему удовольствию доктор сменил тон, он был не готов к такому резкому ответу.

– Я уже месяц не переступал даже границы нашего лагеря, что уж говорить о немыслимом. Вы представили? Можете не отвечать. Так вот я бы предпочёл вечность слушать демонический ор ребёнка, который тщетно пытается привлечь к себе внимание равнодушных родителей, чем хотя бы ещё минуту своей жизни потратить на выслушивание бреда, который вы льёте нам в уши. Что здесь происходит, док? Какого хрена Филлип, не проявлявший никаких симптомов тридцать грёбаных дней, стоит еле живой всего после одного приступа? Какого хрена мне вкалывают три раза в день разную дрянь, если вы не уверены, что я болен?

– Мистер Баддс, вам нужно прийти в себя, вам явно не по себе – доктор Вайлдс напряженно смотрел на меня, я увидел, как он нажал на кнопку вызова санитаров

– Скорее! Выдайте ему грант! Он сам понял, что мне не по себе, и додумался позвать на помощь! Какой же всё-таки смышлёный наш малыш Стиви. Сейчас прибегут твои дружки, и вы все вместе сможете пойти нахрен!

– Братан, успокойся – в голосе Барри не чувствовалось волнения – дыши глубже.

– Точно, спасибо, о мой гуру, я и забыл, что нужно просто-напросто дышать, дельный совет! Может вместо Александры трахнешь дока? Ему сейчас как раз необходимо крепкое мужское плечо.

– Ты бредишь, Ник – Сидни не было рядом, но её голос раздался прямиком у меня в голове.

Я смотрел на доктора Вайлдса, который не сводил с меня глаз, на Барри, который пытался меня успокоить, на Филлипа, которого так сковал ужас, что он не мог пошевелиться, увидел, как ко мне бегут здоровяки-санитары, выставил кулаки вперёд и встал в нелепую боевую позу. Я не умел драться, но был полон решимости отбиться, и тут весь мир вокруг начал погружаться в тьму, я совсем забыл про Александру, а она, подкравшись ко мне сзади, вколола успокоительное сквозь сраный скафандр. Я дёрнулся перед тем как упасть, зацепился за что-то, и, падая, распорол свою защитную мантию. Думаю, что со стороны это выглядело очень драматично. “Да уж, Николас, повезло, что тебя вырубили до того, как все увидели, что ты даже постоять за себя не можешь, но ты хотя бы продегустировал их новый транквилизатор” – пронеслось у меня в голове. Казалось, что пространство вокруг меня превратилось в тягучее желе, я медленно падал в глубины своего сознания, последнее, что я почувствовал был даже не укол, а то как воздух прорывался внутрь через рваную рану моей мантии, а окончательно приземлившись, я ощутил приятный холод кафеля на полу больничного коридора. “Спокойной ночи, Николас, пусть тебе приснится всё, о чём ты только можешь мечтать” – голос матери убаюкивал меня и я, перестав сопротивляться, провалился в бездну, что была чернее самой тёмной ночи.

***

Казалось атланты сдерживают мои веки, не давая им разомкнуться. Нижняя челюсть онемела, руки и ноги не слушались. Я ощущал себя мешком с дерьмом, который придавлен десятком мешков с камнями. Я увидел Александру, которая смотрела на меня с ненавистью, пытался что-то сказать, но издавал лишь невнятное блеяние. “Может себя трахнешь, ублюдок? В следующий раз я тебе всажу такую дозу транков, что ты и строчки написать не сможешь за всю свою жалкую жизнь” – казалось она хотела обрушить на меня злобу, которую копила годами.

– Ал…сандра… я… нхот… ел… – я не мог говорить, я лишь выплёвывал слоги изо рта словно комья влажной земли.

Она презрительно посмотрела на меня, пнула кровать, на которую меня погрузили, и ушла, не обернувшись. Мои глаза снова закрылись против моей воли. Я погрузился в глубокий сон, в нём я сотни раз падал на пол и бился о мёртвый холод больничного кафеля. Каждый раз я слышал женский хохот и видел, как Барри пытается подбежать ко мне, но его заковывают в цепи и уводят дальше по коридору в непроглядную тьму. Потом я замечал, что и сам окутан цепями, и в один момент ощущал всю их тяжесть, они будто проваливались сквозь пол и пытались утянуть меня за собой, я кричал и пытался выбраться, но не мог пошевелиться. Эта картина возникала передо мной снова и снова. Каждый раз я слышал чей-то голос, который становился всё громче, поначалу я не мог разобрать слов, но спустя десятки кошмарных реплеев, я услышал “Николас, вставай”. Это был голос Сидни. Она возникла из ниоткуда рядом со мной, лежащим на полу, сказала: “Встань, Ник, пора просыпаться” и коснулась моей щеки. Я резко вдохнул и открыл глаза.

Было невыносимо тяжело приходить в сознание, свет в палате был довольно тусклый, но даже он слепил меня. Я осмотрелся вокруг, насколько мне это позволяла затёкшая шея, увидел санитара Джима, это был тучный чёрный парень, он всегда казался мне добродушным, хоть и не открывал рот без необходимости, обычно он просто молча смотрел на меня, нахмурив брови. Сейчас он лениво играл во что-то на своём смартфоне, и я решил ещё раз попрактиковаться в беспомощном мычании.

– В…В….дды… – выдавил я из своего омертвевшего от засухи горла.

Джим не посмотрел в мою сторону, но я видел, что уголки его губ немного потянулись кверху, видимо солидарность среди медицинского персонала важнее должностных обязанностей. Я был подавлен, я ясно помнил, какое шоу устроил на осмотре, но сейчас это казалось глупым поступком. До меня постепенно доходил масштаб возможных последствий. Одно из них ещё нескоро выйдет из моего организма, судя по злорадству Александры. “Что обо мне подумает Сидни?” – эта мысль чуть не подняла меня с кровати. Не будь я парализован, я бы побежал к ней, чтобы доказать, что я ещё в своём уме. “А может нет? Что если это начало второй фазы? Всё сходится, сначала Филлип, потом я, симптомы просто проявились позже, всё как говорил доктор”.

Я снова почувствовал ледяное дыхание паники, она подкралась ко мне, спрятавшись за ворохом мыслей, и теперь прижалась ко мне сзади, так что холодок прошёл по спине. Её склизкие щупальца окутали моё тело и с каждой секундой сжимали его всё сильнее, я хотел кричать, но не мог. Мне некуда было убежать от страха, нечем было заглушить его, я не мог даже выбить его из своей головы. Такого ужаса я не ощущал никогда в жизни. “Что если эта сука вколола мне дрянь, которая парализует навсегда, что если она хотела проучить меня, но ошиблась с дозой и сделала инвалидом, что если мне никто не сможет помочь” – от этих мыслей мой мозг начал пульсировать, он готов был разорваться на части, лишь бы остановить поток кошмарного бреда, который мог накрыть меня, если бы я хоть на секунду потерял самообладание. Но тут я услышал голос Барри, он буквально выцепил меня из тьмы.

– Мне насрать на ваши рекомендации, пустите меня к нему. Что эта дрянь ему вколола? Это сертифицированный препарат? От успокоительного люди не падают навзничь через пять секунд.