Сидни покраснела.

– Ник, перестань.

– Прошу ответь! Для меня это очень важно. Не стесняйся, ты же дипломированный специалист.

– А ты невыносим! Если бы гранты выдавали за умение провоцировать, ты бы мог построить целый аквапарк, где вместо воды лились бы доллары и твои бесконечные тирады!

– Я жду ответа.

– Да, постельные сцены – сдалась она и украдкой посмотрела на меня уже без смущения – на самом деле именно после них я обратила внимание на то, какой ты чувственный и сильный. Мужчина, который не умеет любить, не смог бы так красиво всё описать. Мне приходилось читать каждую сцену по несколько заходов, потому что дыхание замирало и мысли путались.

Я был счастлив это слышать. Каждый писатель мечтает о том, чтобы его слова оживляли сердца.

– Ну что? Доволен собой? Теперь меня уволят – дразнясь, сказала Сидни.

– А мы скажем, что это такой новый вид терапии! Ментальный романтизм, основанный на принципе сближения. Позволяет раскрыть чувственную сторону пациента без гипнотических внушений и психоанализа. Только у меня есть условие, я должен быть единственным, на ком ты опробовала эту методику.

Сидни резко приблизилась ко мне и прошептала:

– Ты и так будешь моим единственным, как только мне разрешат распаковать тебя, я лично прослежу, чтобы ты детально воссоздал в реальности каждую эротическую сцену, я хочу чувствовать всё то, что чувствовали твои героини!

Она говорила это с таким жаром, что я потерял дар речи.

– Боже мой! Посмотрите, мне удалось его заткнуть! Пожалуй, это самое значимое достижение в моей практике – со смехом сказала Сидни – ладно, давай перейдём к делу. Я видела, что ты разговаривал с этим типом Барри. Ты знаешь, кто он?

– Отличный парень.

– Опасный “отличный парень”. Он единственный, кого сюда привезли насильно. Его сопровождала целая группа конвоиров, анализы у него удалось взять только, использовав нейтрализатор, он постоянно говорит, что вирус – проект правительства, который вышел из-под контроля, но его он ни за что не возьмёт, потому что он полжизни постигал разнообразные духовные практики – Сидни пристально следила за тем, как я реагирую на её слова.

– Продолжай.

– Ты помнишь Сэма?

– Того здоровенного санитара? В нём было не меньше 120 килограмм, такого не забудешь при всём желании.

– Так вот твой дружок Барри вырубил его за секунду, мы до сих пор так и не поняли, как он смог открыть дверь. Не знаю, что бы он еще натворил, если бы у нас не было многоуровневой системы охраны с нейтрализующим газом.

– Мы с ним поладили, он просто не хочет здесь находиться еще больше, чем я. Не у каждого есть доктор, который придаёт смысл жизни – я надеялся, что она поддержит мой шутливый тон и примет комплимент, но она строго смотрела на меня.

– Он Александре как будто в голову залез, она вообще не соображает, что делает, если бы мы не были заперты здесь, её бы уже давно уволили.

– А мне кажется, что она прекрасно понимает, чего хочет.

– Да, послушай ты меня! – голос Сидни задрожал – Я не хочу, чтобы ты вляпался во что-нибудь! Этот парень точно что-то задумал, он хитёр и, если он сближается с тобой, значит ему что-то нужно. Не натвори глупостей, Ник. Я наконец-то встретила достойного мужчину и не позволю тебе сломать свою жизнь, потому что Барри кажется тебе хорошим.

“Какая она решительная. Пожалуй, даже чересчур. “Если он сближается с тобой, значит ему что-то нужно” – звучит правдиво, но не только по отношению к Барри.”

Я почувствовал, как ко мне подкралось подозрение. Оно окутало моё сердце стальными путами и медленно сдавливало его. Я знал, что это чувство никогда не обманывает. Этот холодок внутри слишком часто был предвестником провала, и я давно решил для себя, что принимаю его, как послание из самых глубин своего подсознания.

– Сидни, не переживай, я взрослый мужчина и смогу постоять за себя.

Только сейчас она убрала свою руку и спряталась за маской высококлассного профессионала.

– Поступай, как знаешь, Ник, я желаю тебе только добра – с горечью произнесла Сидни.

Я молча встал и вышел не попрощавшись. Стоило мне закрыть дверь, как меня буквально снесло потоком мыслей, я сел на пол, прислонившись к стене. Это была не приятная морская волна, а безжалостный шторм, который оставляет за собой развалины. “Какой же у тебя дрянной характер, Ник. Как можно было молча уйти после всего, что ты ей сказал сегодня. Она же хотела тебя защитить, а ты опять ведёшь себя, как мудак, с теми, кто заботится о тебе. Что если ощущение обманчиво, какой же ты всё-таки тупой”. Я просто сидел на полу, уронив голову на руки, когда увидел, как по мне приближается темноволосый силуэт в белом халате.

– Мистер Баддс, вы в порядке?

Александра помогла мне встать и проводила меня в палату. Я смотрел в её умные карие глаза и не мог понять, какого чёрта она рискует своей работой и жизнью ради парня, с которым она едва знакома.

– Даже не думайте говорить мне что-то про Барри. Это всё слухи, я не собираюсь оправдываться ещё и перед вами.

– О чём ты, Александра?

– Писать романы у вас получается лучше, чем врать, Ник.

– Ладно, конечно, я в курсе этой истории.

– Все в курсе, но никто не знает правды – сказала она, нахмурив брови – меня достало, что все шепчутся за спиной, вы хотя бы не стали отрицать, что знаете о чём речь.

– Так в чём дело?

Доктор Вайлдс внезапно появился рядом и сказал:

– Александра, вы свободны.

Она тут же ушла, оставив нас наедине.

– Мистер Баддс, что с вами? У вас закружилась голова? Почему вы сели в коридоре?

– Знаете, док, эти новомодные психологические штуки сводят с ума. Я просто устал.

– А о чём вы говорили с Александрой?

– Она просто помогла мне дойти до палаты, мне нужно отдохнуть

Я вошёл в палату, чувствуя на себе подозрительный взгляд доктора Вайлдса. “Какого хрена здесь происходит?”. Я стоял перед зеркалом, прокручивая в голове наш разговор с Сидни. “Она будто что-то хотела сказать мне, но не могла. Еще и док с Александрой вели себя странно. Чёрте что здесь происходит. Видимо все так заигрались в “Клинику”, что забыли зачем мы здесь. Скорее бы узнать болен ли я и свалить отсюда нахрен, домой или на кладбище, всё лучше, чем в этом грёбаном Изоляторе. Мы будто застряли в чистилище, не живые и не мёртвые”. Я вновь подумал о Сидни. Я хотел бы свалить отсюда вместе с ней и никогда больше не сталкиваться ни с кем из здешних обитателей.

Прошёл тридцатый день моего заключения. Дни тянулись невыносимо медленно, а теперь, когда оглядываешься назад, кажется, что это были лишь отдельные вспышки событий среди безжизненного пространства, сотканного из множества часов, потерянных навсегда. Я рассчитывал, что сегодня уже выберусь отсюда. Симптомы у меня не проявились, но я всё ещё в этой сраной палате. Дело тут нечисто, ни у одного из нашей группы не было ни одного признака страшной болезни, которая за последние полгода скосила шестьдесят процентов населения Земли, а нас всё ещё держат взаперти, ежедневно берут анализы и пичкают таблетками и инъекциями. Либо мы ещё живы только благодаря этому, либо Барри не такой уж параноик.

“И грянул гром.”

Я проснулся от нечеловеческого крика. Это было что-то среднее между звериным рыком и боевым кличем. Я чувствовал, как моё лицо окаменело от напряжения. В коридоре зажгли свет, я выглянул и увидел трёх бегущих санитаров и доктора Вайлдса. Крик сменился громкими причитаниями и плачем, я узнал голос Филипа. “Боже, неужели началось”. Говорят, что от некоторых мыслей идёт холодок по коже, так вот я сейчас чувствовал себя грёбаной ледяной глыбой посреди Антарктики. Это вторая фаза заражения: “беспокойство и головные боли перетекают в истерические проявления, в основном это наблюдается ночью во время глубокого сна, а наутро пациент ничего не помнит” – эти слова навсегда въелись в мою память. Вторая фаза погубила многих одиночек, они просто не знали о чём шепчут по ночам и как громко рыдают, а люди в наше время так привыкли к крикам и плачу за стеной, что просто не обращали внимания.