– Томаса.

Что-то пробило Александра насквозь. Далее он мог лишь в немом изумлении мерить зеницами асфальт.

А группа студентов тем временем вышла на площадь. Эта площадь хоть и не была столь значимой, как центральная, но по размерам значительно её превосходила. Огромное квадратное место шириной в треть километра, покрытое целиком брусчаткой; с одной стороны его огораживало огромное, размером с Медицинскую академию, роскошно отделанное здание, ещё с двух сторон – по два здоровых, серебристых, совершенно одинаковых корпуса, промежутки между которыми плотно закрывались обыкновенными потрёпанными домишками.

На площади гулял народ, где-то на краю её маршировал патруль. Был выходной, и некоторые смелые торговцы решились разместить здесь прилавки, невзирая на запреты администрации и на проходящих мимо вояк. Оживление царило необыкновенное: везде шум, разнотонный говор, рёв автомобильных моторов, звонкий смех. В душном воздухе, щедро накаливаемом яростным солнцем, витали запахи бензина, пота и гари, так что долгое пребывание здесь у неаккуратного путника могло испортить самочувствие.

Студенты остановились у дальнего края площади и рассредоточились незаметно для себя, занятые болтовнёй. Вендель же обратился к Райтеру, досель не вернувшему себе дара речи:

– Я просто… очень поражён смертью Томаса, – подобрал он слова. Одна рука его нервно тёрла нос. – Шутить это одно, а когда человек вот так… неожиданно…

– Это ты называешь шутками? – обожгла его внезапная враждебность Александра. Сиюминутная, впрочем.

Вздохнул Вендель, поглядел прискорбно на небо и выдал наконец:

– Нет, конечно. Я так говорил не потому, что у меня такой дрянной юмор, а потому, что мне нравилось. Наблюдать за горением… Раньше.

Последнее слово окрылило Александра. В глазах его Вендель тотчас превратился в некоего мученика, чьё тело покрыла фантомная белая аура. Стало казаться ему, что старый, тёмный Вендель уходит в прошлое.

– Ладно, мне пора.

Весельчак попрощался со всеми и весьма спешным шагом покинул площадь.

Пришла очередь Райтера пребывать в задумчивости. Хелена то и дело поглядывала на него с беспокойством, подумывая порою подойти и развеять тягостное чувство. Впрочем, оно развеялось само, когда блуждающий взгляд Александра наткнулся на Артура.

Тот стоял в центре площади с набитым рюкзаком на спине и глядел вслед какому-то человеку в сером костюме, бывшему уже размером с муравья.

– Артур! – окликнул его Александр.

Артур, видимо, приятно удивился встрече, хотя подходить не собирался – сам вместо этого поманил друзей рукой, стоя как вкопанный. Подошли только Александр с Хеленой.

– Неожиданная встреча, – лучезарно улыбнулась Хелена.

Артур пожал плечами, бодрый немало.

– В поход собрался? – осведомился шутливо Александр, пожав тому руку.

– В Военную академию зайти надо. Твоего отца сейчас встретил – попросил какие-то документы занести ректорату, рюкзак вручил.

– Так это отец?!

И Александр с отчего-то неприятным удивлением метнул взгляд туда, где скрылся человек в сером костюме.

– Ну, я побежал, – усмехнулся Артур и точно начал разгон.

– Погоди! – чуть не за руку схватил его Александр. – Что там насчёт похода-то в этом году? Моя слепая мама изъявила желание со мной сходить.

– Похода?.. Не выйдет, наверное – я, во всяком случае, в этот раз им заниматься не буду. Я вообще как-то устал от всего. Походы, новости, политика… Я хочу спокойствия…

Райтер не нашёл что ответить. Хелена едва открыла рот, как Артур ещё решительней выдал:

– Всё, мне медлить нельзя. До скорого!

– До скорого! – машинально ответили друзья; но тень задумчивости – привычная уже, впрочем, – Александра не покинула.

И побежал Артур в корпус Военной академии. Когда фигура его исчезла за дверьми, Хелена вздохнула полной грудью и взвизгнула вдруг от непонятной радости:

– Интересный сегодня день, не правда?

– Да… Только все какие-то, как бы это… мутные…

– Ага, один ты у нас такой же, как и всегда, – иронично подхватила девушка.

Александр весело пожал плечами, перевёл взор и встретился вдруг с её резвыми живыми глазами. И отчего-то расхотелось ему глядеть куда-либо ещё. Хелена прочитала это, игриво улыбнулась и невольно подалась ему навстречу…

Тысячи громовых раскатов проревели наперебой, и столп яростного пламени окутал корпус Военной академии, содрав её крышу. Разорвалось что-то внутри, здание разлетелось на части, и неисчислимые осколки мрамора, стекла и горящего дерева разметались вокруг, вонзаясь в автомобили, ларьки и людей. Ударная волна опрокинула студентов, а тех, кто был ближе – отбросила и размазала по уже окровавленной земле. Сотнями пали изувеченные, подпалённые горожане, тысячи побежали сломя голову, крича и разрывая лица в неописуемом ужасе.

Подобный же ужас отразился и в глазах Александра, когда пришёл он в себя. И безнадёжно застыл, вперив бестолковый взор в ревущее пламя…

Итак, опасения Нормана Райтера подтвердились: террористическая группировка «Идиллия» действительно нанесла удар по социально значимому объекту.

Пять минут спустя явились гобовцы, но ни одного террориста не обнаружили они. На гашение огня потребовались сутки и несколько лучших пожарных команд, а когда истощённое пламя погибло, руины тщательно обследовали – не найдено было ни трупа. Все пребывавшие в здании люди обратились в пепел.

Это событие погрузило всю страну в недельный траур, после которого серая жизнь её вновь потекла размеренно и неинтересно. Александра и Хелену поместили в клинику в разные палаты, откуда они вернулись домой уже через две недели; такую же процедуру прошли около десяти богатых граждан, бывших на площади в тот страшный час – не имеющие же достаточных средств люди вынуждены были поправляться дома, в своих страшненьких квартирках под опекой родных.

Скончалась мать Томаса, и погиб неизвестно когда и по какой причине отец Артура, Шон Хэтрик; по-прежнему не нашли тело самого Томаса, как не нашли его убийц, а странный старик в бело-оранжевой одежде исчез без следа.

Через год ГОБ вышел на след «Идиллии», обнаружил все её ячейки и уничтожил, за что несколько бойцов правоохранительной организации и глава её, Амадео Синнадора, удостоились государственных наград. «Идиллия» была хоть и преступной, но известной всему миру организацией. После её уничтожения, однако, миру скучать не пришлось: возникла в этой стране неожиданно и поистине громогласно новая организация – «Монолит».

Известность «Монолиту» принесли антитеррористическая деятельность, сотрудничество с правительством и ГОБом и, что стало позже наиболее интересным, – совершенная безликость его главы. Экспертам и просто неравнодушным к политике людям было удивительно видеть открытую организацию, стремящуюся помогать стране, лидер которой никогда не показывал себя и более того – вообще не подавал никаких признаков жизни. Впрочем, вопрос оставался спорным: дело в том, что от имени «Монолита» выступал некто Антонио Се́джин, внушительного вида коренастый курчавый человек с угловатым лицом; его с самого дня основания «Монолита» считали главой до тех пор, пока он в интервью не обмолвился о своём «предводителе». С того времени в политических кругах ажиотаж вокруг личности лидера стоял невероятный. Но оставим эту ситуацию ненадолго – уж поверьте, именно ненадолго!

Покинувшие клинику Александр и Хелена только к зиме оправились от горя и смогли переключить своё внимание на что-то стороннее, так что и родителям их стало приятно вновь видеть парочку живой. Норман искренне сочувствовал сыну и сам ощущал тяжесть в душе; Вайтмуны всеми силами старались утешить родственницу, что пережила уже второе горе за один всего сезон. Теперь же они с Александром, обыкновенно радостные, старавшиеся закрывать путь в свои головы чудовищным мыслям, наслаждались летящими годами, сближаясь всё более и более. Уже совсем скоро озвучена была мысль о свадьбе.