Телефонный звонок был настойчивым, нудным, раздражающим. Кто – то на другом конце провода точно знал, что хозяин вернулся, и ни за что не хотел сдаваться.

Николай Боголюбов, научный сотрудник отдела археологии РАН, доктор искусствоведения, избравший темой исследований древнерусскую культуру, закрыл кран душа, снял с крючка полотенце, обернул его вокруг загорелого торса и, ступив мокрыми ногами на мягкий ворсистый ковер, прошлепал босиком в гостиную.

Всего несколько часов назад он прилетел из Франции. Страны кельтов и галлов. Страны поэтов, художников и влюбленных. Ученый покинул аэропорт «Шарль де Голль», воздушные ворота Парижа, с чувством большого сожаления. Прекрасный месяц, наполненный отдыхом в загородном поместье родственника, тоже Николая, вернее, Николя Бонфонтена. Месяц, насыщенный поездками по музеям Франции, лекциями студентам Сорбонны по древнерусскому искусству, а между этим – знакомством с MOULIN ROUGE, EIFEL TOWER и другими интересными достопримечательностями. Многие из них были хорошо известны ему по роду деятельности. Многое было своим, давно знакомым, накрепко вошедшим в сознание. Париж напоминал Боголюбову родной Санкт – Петербург, но дух этого Великого Города был совершенно иным. Он нес в себе энергетику тысяч людей, связавших себя прекрасными грезами о сказочном городе, где всем хорошо, где путешественники чувствуют себя как дома, и каждый видит в Париже воплощение своей маленькой сокровенной мечты.

У Николая Боголюбова и Николя Бонфонтена был общий предок – известный русский художник Илларион Боголюбов. Кроме того, по деду этого предка – А. Н. Радищеву, род их восходил к временам самой Екатерины II. А там – за Екатериной, вглубь веков, шла не менее интересная и занимательная история предков. Эта история в настоящий момент также занимала воображение Николая, как и тема его новой книги.

Николя Бонфонтен был праправнуком Аннет Бонфонтен, натурщицы, подвизавшейся когда – то в кружке русских художников. Основал кружок, вернее, школу Илларион Боголюбов, проживавший в Париже постоянно с 1893 года. Врачи рекомендовали Боголюбову мягкий теплый климат, и он поселился во Франции, где жили его любимые «барбизонцы» и откуда до побережья Средиземного моря было рукой подать. Между Илларионом Петровичем, красивым русским дворянином уже немолодых пятидесяти лет и Аннет Бонфонтен вспыхнула запретная, порочная, но такая сладкая любовь. У Аннет родился сын, который и стал родоначальником французской ветви.

Разбирая как – то старые семейные документы, оставшиеся от отца, Николай наткнулся на некое упоминание имени Аннет Бонфонтен. Охотничий азарт ученого – исследователя привел его во Францию, к единственному потомку француженки – Николя Бонфонтену. Они списались, Боголюбов получил приглашение приехать. Последующее предложение прочитать курс лекций по русскому искусству студентам Сорбонны, Николай также воспринял с восторгом. Все Боголюбовы, и сын Иллариона Петровича, не уезжавший никуда из России – Петр Илларионыч, прадед, и Петр Петрович Первый – дед, и Петр Петрович Второй – отец Николая – имели в той или иной степени отношение к искусству. Одни были художниками, другие писателями, третьи реставраторами, четвертые – искусствоведами и историками. Можно сказать, любовь к «прекрасному» была у них семейным заболеванием, передающимся потомкам вместе с генами, как некий сбой иммунной системы. Отец Николая не дожил до «торжества демократии» каких – то полтора года. После его смерти вдова Елизавета Матвеевна вдруг зачастила в церковь, стала усердно молиться за весь род людской, ну, и за счастье сына Коленьки тоже. В прежние времена, с апреля месяца до самых ноябрьских холодов семья Боголюбовых обычно покидала огромную питерскую квартиру и уезжала «на пленэр», в предместье города Кировска Ленинградской области. Там, на берегу Невы стоял бревенчатый дом 1953 года постройки, с колодцем и банькой во дворе, с кирпичной оградой, высотой два метра, которая предохраняла семейный оазис от пыли проезжающих по трассе машин. Знакомые часто спрашивали, почему Петр Петрович выбрал для отдыха такое «непрестижное» место? Ведь все его коллеги предпочитали селиться в Курортном районе, на берегу Финского залива? Он с улыбкой отвечал любопытным: «именно потому, что все там». А если серьезно, он просто любил посидеть утром с удочкой у тихой реки. Раньше этот дом был наполнен веселыми голосами, детским смехом. Нынче Елизавета Матвеевна осталась в нем одна. Все летние месяцы она воспитывала кобеля Рексфорда, чье имя для краткости было сокращено до банального – Рекс. Воспитывала, чтобы не бегал по ее клумбам, не топтал хрупких настурций и изящных лилий. Устраивала fast food для окрестных кошек. Поливала свой сад, и считала, что «красавице семидесяти лет, у граций в отпуску и у любви в отставке», единственное, что следует читать, так это «Цветник духовный». Книга эта была собранием назидательных мыслей и добрых советов, извлеченных из трудов весьма многих ученых мужей и писателей. А с таким багажом перед Господом предстать не стыдно.

Николай, вернувшись из плодотворной поездки, как раз собирался в Кировск, под крыло своей заботливой матери. Только матушка могла создать в доме такую обстановку, когда в нем и дышалось, и думалось легко. Обычно он садился работать с документами, «вбивать» редчайшие, переведенные лингвистами с древних языков тексты в свой ноутбук, а мать говорила ему: «я помолюсь за тебя». Она искренне считала – напрасно человек будет вставать рано и сидеть за работой долго, если не поможет ему Господь. Николай привык к ее незаметному присутствию, к ее благословениям на дорогу, на сон грядущий, и без материнского крестного знамения чувствовал себя как будто бы раздетым, незащищенным от злой воли «его величества случая».

Несмотря на молитвы Елизаветы Матвеевны, случай все же вмешался в личную жизнь Николая. От него внезапно, без слез и причитаний, ушла жена Ирина. Она потеряла к мужу интерес именно тогда, когда он «засел» за докторскую диссертацию. Боголюбов слишком рьяно погрузился в XII век, в славные времена Великого князя Владимиро – Суздальской земли Андрея Боголюбского. Необъяснимым образом, еще в детстве, как только отец рассказал ему о князе Андрее, Николай почувствовал странную, почти мистическую связь своей фамилии с прозвищем русского князя, жившего за восемьсот с лишним лет до его рождения. Известно было, что построил князь город – крепость Боголюбов, ставший резиденцией и плахой его смерти. Построил необыкновенную по своей несказанной красоте, церковь Покрова на Нерли. Этот белокаменный храм, выросший в пойме разлива двух рек, покоился на искусственном высоком фундаменте, и единственная маковка его тихо отражалась в водах. Грустным памятником Андрееву сыну Изяславу, погибшему в битве с волжскими булгарами совсем юным, был этот памятник. А в городе Владимире, основанном его дедом Мономахом, князь Андрей построил «Золотые» и «Серебряные», как в Киеве, ворота. Славилась и церковь Успения Богородицы, где обитала вывезенная Андреем из Вышгородского монастыря «красно украшенная» чудотворная икона, позднее названная Владимирской. Боголюбский установил на Руси праздник Покрова Богородицы, «унизил» Киев последним походом своим на южную Русь, и умер страшно, убитый подлыми родственниками и боярами, которых «с руки кормил». В 1702 году церковь канонизировала мученика Андрея Боголюбского.