Дориан то хмурился, то улыбался, чувствуя, как истории Хоука занимают те самые пустующие полки в его душе, заполняют пробелы, зарождая маленькое солнышко где-то за рёбрами. В минуты рассвета, когда сон ещё не забирал его в Тень, маг представлял, как он путешествовал там, с Хоуком, делил с его друзьями все горести и радости, мысленно перекраивал их таверну в «Висельника», пытался представить себе запахи порта, шум волн и гигантские цепи, обвивающие город. Он хотел быть там! Святая Андрасте, хотел быть там, и пусть бы его презирали за магию в его крови! Он мог бы помочь Мерриль на пути к магии крови, мог бы найти общий язык с высокопоставленными персонами — уж в этом Дориан был хорош. Но всё ушло, оставалось лишь впитывать чужую жизнь, вновь и вновь рисуя картины минувших дней. А Андерс… Его образ в голове обрастал подробностями — и вот уже мягкие волосы, непременно золотистые, как пшено на полях, собраны в крошечный растрёпанный хвостик, лицо смягчилось тёплой улыбкой — и, несомненно, эта странная мантия с перьями! Вот уж кто мог бы шокировать привередливых жителей Вал Руайо с их изощрёнными нарядами. Чем больше Дориан слушал Гаррета, тем острее ощущал собственное одиночество. Да, у него были деньги, положение, знания и доступ к ним, но всё это казалось ненужной мишурой на фоне таких простых и таких душевных рассказов.
Третья встреча началась ещё на закате, на одной из крепостных стен Скайхолда. Хоук смотрел вдаль, словно желая мысленно перебраться за заснеженные горы, миновать моря и оказаться далеко на севере, где располагался измученный Киркволл. Дориан стоял за его спиной, внимательно вслушиваясь в негромкую речь, словно Гаррет говорил сам с собой, напрочь забыв о спутнике. Сегодня его душа рыдала, вновь оплакивая родных и близких. Его брата, его мать, Изабелу, которая предала их, бесконечно добрую хранительницу Маретари — всех, кого он потерял за эти годы. Солнце садилось, и с темнотой ночи Дориан чувствовал, как мрак пробирается в его душу, сжимая непозволительно чувствительное сердце. Хоук прерывался и подолгу молчал, дыша глубоко и тяжело, но не сбросил ухоженную руку, сжавшую непривычно худое плечо без доспехов. Если в предыдущие ночи рассказ был последователен и логичен, то сейчас он напоминал разорванную в ярости книгу и попытки сложить измятые листы абы как, не обращая внимания на порядок.
– Знаешь, я всё же убил Аришока. Я не хотел этого всем сердцем. Я даже надеялся, что мы подружимся, он был крутой мужик, разве что повёрнутый на своем Кун, - Хоук криво улыбнулся, обернувшись к Дориану. – Смотрю на вашего Быка и понимаю, что Аришок в нашей безумной компании смотрелся бы дико, но как нельзя кстати… Как бы я хотел, чтобы он остался жив. В задницу к Андрасте их правила и эту зубодробительную кунарийскую гордость! А всё из-за какой-то книги. Мы были с Аришоком в центре зала, а вокруг нас толпа. Они ждали, что мы как псы накинемся друг на друга, и казалось, что они уже начали делать ставки на победителя. Я не герой. Я действовал так, как они ждали от меня. Почему я раньше не видел этого?
Дориан кивал, с трудом понимая Гаррета сейчас, но история не кончалась. Словно желая отвлечься от мрачных мыслей, Хоук довольно сбивчиво рассказал о том, как сблизился с Фенрисом, как они охотились за его Мастером из Тевинтера, попутно разыскав сестру эльфа. Дориан прежде не слышал о Данариусе, но теперь ненависть к самому Дориану казалась более понятной. Эльф всех равнял под гребёнку, так и Павус стал очередным вариантом работорговца в его голове, измученной воспоминаниями, тревогами и чувством мести. Хоук улыбался и успокаивал, но угрозы тевинтерец не ощущал от Фенриса, так что конфликт был уничтожен ещё в зачатке. Гаррет восхищался эльфом, его силой и мощью, любил его — пожалуй, даже слишком, это чувствовалось в каждом его слове, в каждой улыбке, что была адресована блондину. Хоук не говорил о любви напрямую, но Дориан слышал её между строк и видел, как смягчилось уставшее лицо и подобрел его взгляд.
Четвёртый разговор и завершился непривычно рано — лишь слегка за полночь, ливень, обрушившийся с небес, согнал их со стены, напрочь разрушив эту чарующую и уютную атмосферу, что окружала их во время разговора. Этой ночью тевинтерец сделал над собой усилие и спустился в сад, где поставил свечку перед фигурой Андрасте. Молитва — удел Каллена или Кассандры, но и мысленной просьбы о покое должно было хватить. Чужие потери разъедали собственную душу, это было слишком похоже на эмоции от потери Феликса. Разве будет так же больно, потеряй Дориан отца или мать? Нет, они никогда не были близки, особенно последние годы; возможно, он даже ощутит облегчение, как бы ужасно это не звучало. А смерть Феликса была ожидаема, она принесла лишь освобождение измученному телу. Но та боль в словах Гаррета была бесконечной, неисчерпаемой — она была словно нарыв, едва затянувшийся кривым шрамом, но вновь кровоточащий по просьбе Дориана. Впервые Павус ощутил некоторое подобие… стыда за эти разговоры.
На пятую ночь Хоук сам пришел к Павусу и, неуклюже потоптавшись возле стеллажей с книгами, позвал его в таверну, за тот самый столик, на котором уже стояло несколько приготовленных заранее бутылок.
– Сегодня ты услышишь о том, что случилось в конце. Моей истории, Киркволла, церкви, Кругов — выбирай любое. Я расскажу о предательствах и лжи.
Было видно, что Хоук крепится, выдавливая из себя слова. Он сидел лицом к двери и то и дело поглядывал на неё через плечо Павуса. Замерев, маг послушно выжидал самую важную для себя часть, даже и не пытаясь притронуться к алкоголю.
– …Ты даже не представляешь, как я был счастлив, узнав о том, что он хочет избавиться от духа! Я бросил все дела и помчался в пещеры за этим дерьмом. Нет, не шучу, дерьмом дракона! Видел бы ты наши лица! - Хоук смеялся, хотя его глаза были полны боли и какого-то звериного отчаяния. – Ингредиенты были просты, и их было немного, да у Андерса всё было «просто». Просто зелье, просто выпить… ох и идиот же я.
Дориан прочистил горло и впервые позволил себе влезть в рассказ, перебивая Хоука:
– Но зачем изгонять духа? В Тевинтере многие отдали бы целое состояние за это. Духи несут в себе мудрость, они продлевают жизнь, а для мага это невообразимый источник дополнительной энер…
И он запнулся на полуслове, скорее ощутив, чем увидев полный гнева взгляд, впившийся в него.
– Он убивал его! Убивал, слышишь?! Справедливость стал Местью! Он уничтожал Храмовников как безумный, пытался убить магов, которые отчаялись. Этот дух и сам не понимал, чего хочет!
Деревянная кружка с грохотом ударила по столу, расплескав молодое вино.
— Я… Мы все видели, как Андерс страдает! Этот дух поглощал его, вытесняя личность. Но если бы это зелье помогло… Я действительно надеялся.
Гаррет зарычал и с силой потер лицо руками. Это было вспоминать тяжелее всего — тот день принес слишком много смертей, раскрашивая Киркволл алым маревом крови и пламени.
– Он попросил меня отвлечь церковников, а сам что-то сделал в церкви и вернулся таким… таким… другим! Я даже не знаю, облегчение это было или тревога. Он совершил непоправимое! - неожиданно даже для себя Хоук вытянул руку и сжал пальцы Дориана с такой силой, что те побелели.
– Ты ведь понимаешь, я сам собрал ингредиенты для бомбы. Если бы отказался тогда… И в тот момент, когда конфликт между Орсино и Мередит достиг апогея, прозвучал взрыв. Оглушительный, ослепительный — нас накрыло облаком пыли и осознанием произошедшего через несколько жарких мгновений. Церкви, что стремилась к небу и была видна с любой точки города, просто не было: алое свечение и пыль с грудой камней, осколки и крики, заполнившие улицы. А он просто сидел, глядя перед собой. О боги, просто сидел! Он ждал, что его убьют, он знал это, а от меня требовали справедливости. Все кричали, напирали со всех сторон, а я просто не мог поверить, что этот светлый человек смог совершить подобное. Мне передали кинжал, даже не спрашивая, что я хочу. Вложили в руку и…
