Николай Петрович так и не решил для себя, является ли общение с тонким миром причудой, но на всякий случай принял независимый вид.
– Может, очистимся перед разговором с духами? – спросил он, доставая из портфеля бутылку водки.
– Предлагаешь слабительное принять? Я готов, если надо! – пошутил Семен.
– Да я ж чистейшую, как слеза, имел в виду.
– Дамы, не возражаете? – спросил Семен.
– Возражаем, – отрезала Люба.
– Ну, хоть помечтать-то разрешите, как мечтали три мышки в анекдоте…
– А как они мечтали? – спросил Семен.
– Одна говорила: «Давайте выпьем по рюмочке и споем». Вторая возразила: «лучше выпьем по две и станцуем». А третья была круче всех, поэтому заявила: «Выпьем по три и пойдем бить морду коту»!
– А кто у нас кот? – не унимался Семен.
– Да ну вас, в самом деле, где я вам сейчас кота найду? – с серьезным видом проворчала Люба, – хватит болтать, настраивайтесь на «вести с небес», сортируйте мысли и вопросы, которые вас волнуют, и оставьте ваше фанфаронство.
Каржавин, внимательно наблюдал за действиями Аллы. Она приготовила лист ватмана, начертила круг, разделила круг на четыре сектора по принципу: север – юг, запад – восток. На «севере» поместила слово «да», на «юге» – «нет». На «западе» вписала все буквы алфавита, на «востоке» – цифры. Принесла из кухни блюдце, перевернула его донышком вверх, нарисовала маркером на донышке стрелку и сказала: – «Готово».
– Интересные картинки, – восхитился Семен.
– И что теперь? – поинтересовался Каржавин.
– А теперь приложите по два пальца обеих рук на блюдце.
Все встали вокруг стола и положили пальцы на донышко.
– Будем ждать, когда энергия наших рук заставит блюдце двигаться, – пояснила Алла. Затихли. Николай Петрович смотрел на блюдце с иронией, Люба с интересом, Семен – серьезно. Хозяйка – снисходительно и грустно, как человек, знающий, куда ведет это неосторожное подключение к запредельному. Каждый может наделать глупостей, узнав, например, свое не очень «прекрасное далеко». А судьба все равно приведет его туда, где он должен исполнить предначертанное.
Блюдце дрогнуло, сдвинулось с места и стало вращаться, сначала медленно, потом все быстрее, набирая обороты. В его вращении была какая-то бессмысленность, какое-то хаотическое метание по углам. Всем участникам приходилось вытягивать руки, чтобы удержать их на поверхности блюдца.
– Ну, вы и мастер, Алла Сергеевна, – выдохнул Семен, – как по нотам нас разыгрываете!
– Ничуть, смотрите, я убрала руки, – блюдце все так же стремительно вращалось.
– Это, наверное, Люба ему ускорение придает, – философски заметил Николай Петрович, – вы сговорились…
– Да вы что? – возмутилась Люба, – я тоже не верю, что оно само ходит.
– Тут не механическая раскачка, мне кажется, блюдце нами управляет, – вдруг заметил Семен, поверив в какие-то таинственные силы.
– Вы за чистоту эксперимента? – усмехнулась Алла, – отнимите руки, только все сразу. Команда была выполнена. Блюдце еще бегало по кругу, но уже сбивалось с темпа, и постепенно замедляло бег. Алла опять опустила пальцы на блюдце. Все сделали то же самое.
– Теперь верите? Без веры никак нельзя, иначе духи умерших не будут отвечать.
– А как с ними разговаривать? – Семен моргнул глазами на потолок, предполагая, что духи поселились там.
– Надо вызвать дух какого-нибудь великого человека, демиурга, и задать ему вопрос, хочет ли он общаться с нами? – объяснила Алла.
– Можно, я дух Пушкина вызову? – спросила Люба.
– Бессмысленная затея. В прошлом году – помните? – было модным повторять его имя всуе. Переключала каналы и все время натыкалась на сентиментальные и тенденциознные разговоры о его гении. ДО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ПУШКИНА ОСТАЛОСЬ 142 ДНЯ, 141 ДЕНЬ! Его дух устал от нашего идиотизма. Думаю, он пошлет нас подальше…
– Может, с нами вообще никто не захочет общаться? – засомневался Семен.
– Ну, почему же? Надо обратиться к кому-нибудь не так затюканому «светлой памятью народа», чье мнение или совет был бы интересен.
– Давайте вызовем дух «глашатая революции» Луначарского, он, говорят, был большой эрудит….
– Никаких «глашатаев» …
Неожиданно раздался звонок в дверь. Алла Сергеевна оторвалась от блюдца и направила свой взгляд через стену комнаты на закрытую дверь, пытаясь развить в себе дар ясновидения, но, ни импульсов, ни реминисценций в мозгу не возникало.
– Вот вам и кот, – засмеялся Каржавин.
– Кого это черт принес? – удивился Семен, – уж не Прасковью ли Петровну? Кстати, она нас видела, когда мы сюда шли.
– Ну, что? Открывать дверь этой неутомимой труженице, нашей олимпийской надежде? – спросила Алла у приунывших коллег.
– Придется, – вздохнула Люба, – из всех окон льется свет, сразу видно – что здесь праздник…
– А кульминация праздника стоит за дверью, – вздохнул Николай Петрович и приготовился к «радостной» встрече.
Алла Сергеевна пошла открывать. Распахнула дверь и, что называется, «вырубилась в полете». На пороге стоял сосед Паша. Чисто выбритый, помытый и постриженный, в джинсовом костюме, который очень шел к его серым глазам. Три часа назад, с бородой и патлами, это был человек в состоянии глубокой запущенности, а теперь – со стрижкой и без бороды – просто Ален Делон. Он смотрел на нее искрящимися глазами, протягивая красную розу на длинном стебле. Алла Сергеевна, загипнотизированная его новым обликом, потеряла дар речи:
– Т-ты ч-чего, Паша? За что этот грант? Why on earth? С какой стати? – спохватившись, перевела она.
– Это вам, Алла Сергеевна, за вашу снисходительность к моим порокам, за ваше терпение, за заботу о моей грешной душе. Вы меня, можно сказать, родили заново. И, как всякой матери, конечно, в переносном смысле этого слова – он нагнулся и поцеловал ей руку, – вам это стоило определенных душевных мук. Поэтому перед лицом ваших товарищей я торжественно обещаю, что больше не буду расстраивать вас никогда!
– Ну, Паша…Ты преувеличиваешь, у меня своих проблем хватает. Честное слово, мне о твоих думать некогда было, – не совсем уверенно произнесла Алла.
– Вы себя еще не знаете, не анализировали свое подсознание. А именно оно заставляло Вас поступать определенным образом. Благодаря Вашей тактичности, я почувствовал, какой свиньей был. Ваша проницательность помогла мне заглянуть в глубины своей души. Я понял, что зря боялся того, что мучилось и толкалось внутри, ища выхода, – Павел произносил эти слова с улыбкой, показывая, что не надо к ним относиться всерьез. – Прочитайте вот это, – он протянул ей папку, и сверху, как восклицательный знак, положил красную розу.
– Что это?
– Рассказ. Называется «Одиночество».
– ?
Из комнаты раздались возгласы:
– Алла Сергеевна, вы скоро?
– Проходи, – помедлив, сказала она, – гостем будешь.
Глаза Павла заискрились восторгом, он никогда не был здесь в роли гостя. Новые перспективы, кажется, обрадовали его.
– Это Павел, мой сосед, а это мои коллеги по работе, – представила хозяйка присутствующих друг другу.
– У нас кворум, – недовольно буркнул Николай Петрович.
– Что вы тут делаете? – бросив взгляд на стол, заинтересовался Павел.
– А через речку, мальчик, прыгаем, – сердито отпарировал Каржавин.
– Ну, зачем вы так? – укоризненно посмотрела на него Люба, понимая, что за этим стоит ревность, и, обратившись к Паше, спросила:
– Хотите узнать, что ждет вас впереди?
– Экклезиаст сказал: «все суета сует и томление духа».
– И вечный бой, покой нам только снится, – вставил Семен, – хотя это, кажется, уже из другой оперы….
– Верно, – подхватил Павел, – вечный бой! А все потому, что отдыхать не умеем. Нам почему-то стыдно просто созерцать жизнь, наслаждаться книгой или природой. Вдруг подумают, что мы бездельники. Вот и суетятся люди, доказывая себе и окружающим, что им очень некогда. А некоторые, когда остаются наедине с собой, то просто пугаются своей пустоты и прожигают жизнь, чтобы от скуки не повеситься, – он подошел к креслу, сел в него, проверяя, крепка ли ножка, что он починил, и продолжил: – Читал я книгу одного ученого – кришнаита, «Наука самоосознания» называется, так он прямо говорит, что смысл жизни в наслаждении. Но вместо того, чтобы наслаждаться, человек ведет борьбу за существование. Наслаждаться может лишь тот, кто построит свою жизнь на духовной основе. Такой вот нематериальный гедонизм. Чтобы следовать ему – совсем не надо много денег…
