Капитан, капитан – расстегнитесь….

– Там ничего не случится? – поинтересовалась Люба.

– Не волнуйся, я знаю, когда можно, когда нет, – отмахнулась Соломатина.

Алла Сергеевна уже давно прислушивалась к тому, что творилось за дверью кабинета в спортзале. Ей вменили в обязанность следить за техникой безопасности вместо старого трудовика, которого хватало только на то, чтобы дойти до школы и кое – как отвести свои шесть часов в неделю. Держали его потому, что больше не найти было дурака, согласного работать с такой нагрузкой. Алла встала со стула.

– В зале шестой б? – озабоченно спросила она, – боюсь, что Саша Черепнин, гроза дворов и улиц, кого-нибудь с ног собьет, по стенке расплющит, или со снаряда столкнет! ЧП на уроке физкультуры в отсутствие учителя! Мне бы не хотелось осложнений в жизни! Прасковья Петровна, умоляю, идите, пожалуйста, на урок.

– Я в советчиках не нуждаюсь, – вдруг рассердилась Соломатина, и ушла, красная от досады и обиды. Из зала донеслось ее истеричное:

– Цыц, молчать! Упасть! Отжаться!

– Лихо ты ее на место поставила, – подмигнула подруге Люба.

– Не знаю…У нее, по – моему, «звездизм» начинается.

– Не «звездизм», а маразм, хотя одно другого не исключает. Ну, ладно, Бог ей судья, давай обсудим лучше: где и когда?

– Тайно от всех и опять у меня.

– Ты имеешь в виду начальство, или Прасковью?

– И то, и другое. Пусть наша внеурочная деятельность останется для них неразгаданной. Только как же супруга Николая Петровича, «недремлющее око»?

– С нею все в порядке. Она в Москве по служебным делам, так что Николай Петрович свободен.

– Тсс, – оглянулась на дверь Алла Сергеевна.

– Если Прасковья узнает, то напишет директору докладную, что я работать – больная, а отдыхать – здоровая, – засмеялась Люба.

– Так, может, отменим?

– Да ладно, со всеми договорились уже!

Прозвенел звонок с урока. Соломатина со свирепым лицом влетела в кабинет.

– Что, сердитесь на меня? – спросила Алла Сергеевна.

Соломатина пыхтела, как закипающий самовар, раздумывая, выплеснуть, или нет содержимое души на Аллу Сергеевну? Выплеснула:

– Алла Сергеевна, никогда не давайте мне советов! Я не контуженная! Вмешиваться в мою деятельность я ни вам, никому другому не позволю. Не забывайте, я заслуженный учитель, а вы меня как девочку отчитали.

– Прасковья Петровна, согласитесь, могла произойти трагедия.

– Это все выдумки ваши. Я не первый год работаю в школе, и не раз доверяла детям, не правда ли, Любовь Александровна?

– Но…

– И ничего не случалось. Вы просто ненавидите меня. Я это чувствую! Где у нас вода? – заволновалась Прасковья.

Алла Сергеевна изумленно посмотрела на нее. Воистину, если женщина хочет успокоиться, она устраивает скандал. На безалаберность можно досадовать, но ненавидеть – это уж слишком! Скорее, Алле было интересно, что такая Прасковья есть. Как говорится – тёти всякие нужны, тёти всякие важны! Какой типаж!

Порывшись в косметичке, Соломатина демонстративно сунула в рот таблетку. Увидев, что ухищрения ее не произвели на присутствующих никакого впечатления, она вновь обратилась к Алле:

– Хотите, я с вами буду совсем откровенна?

– Хочу.

– Вы потому сегодня на меня набросились, что ревнуете….

– К кому? – улыбнулась Алла.

– К мужчинам нашей кафедры. У меня и муж есть, а вы одинокая, поэтому завидуете мне…

– Ревную… я … к вам? Завидую? – Алла изумилась. – С какой стати? – ей стало смешно. Прасковья, будто не слыша ее, продолжила:

– Вы сюда специально приходите, чтобы видеться и любезничать с Николаем Петровичем. И еще, ваша шутка, что вы метите территорию. Теперь я поняла, что это вовсе не шутка.

– Не утруждайте себя догадками, с мужчинами я встречаюсь в более подходящем месте.

Прасковья Петровна недооценивала собеседницу. Об Алле Сергеевне ходили слухи, что она опасная женщина. Мало кто из педагогинь рисковали дружить с нею домами. Рассказывали, как однажды она поехала с учительницей истории и с ее мужем на турбазу. Все было предусмотрено: для Аллы пригласили одинокого инженера, застрявшего в холостом возрасте. Была надежда, что под чутким руководством обаятельной женщины, инженер проснется к радостям семейной жизни. Когда отдых был в самом разгаре, муж исторички, слушая остроумные шутки Аллы Сергеевны, нечаянно нарушил ее индивидуальное пространство, подвигаясь все ближе и ближе, с какой-то ему одному известной целью. Супруга в ревности опрокинула на голову нечестивца кастрюлю с лапшой. Такого унижения «нечестивец» не мог перенести. И супруга поплатилась за свою эмоциональную несдержанность. Пришлось ей в гордом одиночестве добираться до города рейсовым автобусом.

На следующий день эпизод о «безобразном поведении» Аллы Сергеевны был рассказан в учительской с ужасающими подробностями. Эта «жрица свободных отношений», эта «пантера» так вешалась на бедного историчкиного мужа, что он, как человек воспитанный, не мог ей отказать во внимании. Рассказ посеял волнение в сердцах, слушавших историчку немолодых женщин. Сомнение в порядочности Аллы Сергеевны, словно вирус, распространилось среди дорожащих семейными ценностями педагогинь и вселило боязнь за своих мужей. Мужьям было строго приказано не заходить в школу, ни под каким предлогом. Но время все расставило по своим местам. Историчка вскоре заболела от собственной подлючести, и уволилась из школы. А у женщин внезапно открылись глаза, что бедолага за мухой с топором гонялась. И Алла была великодушно прощена!

Любе глупая перебранка и беспочвенные претензии Соломатиной надоели, и она вмешалась в разговор.

– Да ну вас, Прасковья Петровна, что вы вдруг завелись? Вот я вчера купила на рынке десять рулонов туалетной бумаги по – дешевке. Оказался картон. Представляете, как нам теперь, сидя в туалете, неловко? А жаловаться некому.

В этот момент к третьему уроку пришел Семен. Соломатина нуждалась в поддержке «свежей головы», поэтому решила сыграть трагедию с новыми силами, теперь для Семена. Семен пыхтел, краснел, пытаясь вникнуть в суть проблемы. Вроде бы Алла Сергеевна права, но и Соломатину предавать нехорошо. Он был готов взять любой грех на свою душу, только бы замять скандал. Алле стало жаль его. Ну, что за мужчины пошли, какие-то беззубые? Улизнуть хотят от стресса, не понимая, что стресс в небольших количествах полезен для организма.

Обстановку, сама того не зная, разрядила ученица девятого класса Аня Гордеева. Она без стука заглянула в кабинет, выискивая глазами Сибирцева.

– Здрасьте, Семен Федорович! А секция сегодня будет?

Процедура эта повторялась ежедневно. К ней все привыкли.

– Будет, Аня, будет, – оживился Семен. Алла Сергеевна кивнула ему, когда ученица закрыла дверь:

– Слушайте, я вашу «приму» вчера на уроке успокоить не могла, рот не закрывает! Добро бы по – английски говорила, а то с Тропининым без конца любезничает… Умом не блещет, одни ноги, – прозвучало это не столько упреком в сторону Ани Гордеевой, сколько некоей отрицательной реакцией на происходившее две минуты назад.

– Сейчас не по умам, а по ногам женщин выбирают, – констатировал Семен.

– Тогда у нее проблем в жизни не будет, – Алла встала и, помахав рукой Любе, вышла из кабинета.

– У нас сегодня среда? – задумчиво спросила Люба, ни к кому конкретно не обращаясь.

– У нас тоже, – сострил Семен, потом оглянулся на Прасковью и тихонько прошептал, – вечером, как договорились?

– В случае, если буду жива. Звоните после шести! – Люба подошла к обиженной Соломатиной и заговорила с ней, как с маленькой:

– Где у нас таблеточки, Прасковья Петровна, в сумочке? Сейчас…сейчас примем что-нибудь от нервов, и все пройдет. Ей – богу, не надо на правду обижаться! Жить надо по правде: чего сам не желаешь, того и другому не твори. Вот водичка, запейте, отдохните на диване. Я вас подменю на следующем уроке, вы уж сегодня наработались…

– Не надо, – вяло махнула рукой Соломатина, – иди домой, я сама…