– Вот здесь направо, – подсказала девушка, показывая на незаметный поворот.

Они подъехали к двухэтажному светлому строению с красивым фундаментом, выложенным из речного камня. Недалеко в загоне стояли понурые рыже-коричневые коровы, напротив за отдельными ограждениями таращили грустные глаза телята.

– Мне казалось, что моцарелла – это прерогатива юга Италии. Насколько я знаю, она здесь, на севере, даже не пользуется спросом. Или местные вкусы уже поменялись? – уточнила Лола.

– Хозяин из-под Неаполя приехал относительно недавно. Кажется, у него там тоже фабрика по производству сыров была, вот он и решил здесь заняться тем, что умеет хорошо делать.

– И что, покупают моцареллу?

– Покупают, почему нет. А потом, у него и другие сыры есть, типичные северные.

Лола припарковала машину у стены дома, и Орнелла повела ее вниз по лестнице в полуподвальное помещение.

Здесь было прохладно и чисто. Вдоль стены тянулись какие-то ванны с сырной массой и молочной сывороткой. Напротив располагались два длинных стола, накрытые белой материей, под полупрозрачной марлей проглядывались куличи рикотты.

У последней ванны они заметили человека. Он запускал руки в вязкую белую массу, плавающую в беловатой непрозрачной воде, отрывал кусок, скручивал в тугой мячик и бросал в рядом стоящую емкость. Мужчина был в маске и в стерильных перчатках, и это смирило Лолу с происходящим. Тут же в углу находилось уже автоматическое приспособление, представляющее собой крупный, сверкающий чистотой металлический цилиндр с круглыми дырками. Он медленно крутился, и из отверстий вываливались блестящие кругляши сыра и падали в подставленный таз с белесой жидкостью.

«Так вот как делают моцареллу!» – удивленно отметила про себя Лола.

– Чао, Орнелла! – Мужчина оторвался от дела. – Вон твое ведерко с синей крышкой на полке. А это кто с тобой? – добавил чуть тише. – Лицо уж больно знакомое.

– Это журналистка и ведущая с Пятого канала, – гордо заявила девушка.

– Так предупреждать надо, когда с журналистами приезжаешь! – Он выпрямился над ванной и отряхнул руки.

– Вы не беспокойтесь, пожалуйста, я совершенно в другой области работаю. Вместе с Орнеллой к вам заглянула из чистого любопытства, потому что никогда на сыроварне не была.

– Да мы уходим уже, до свидания! – Орнелла подхватила ведро.

– Чао! – сдержанно ответил мужчина.

Они прошли мимо приоткрытой двери, за которой виднелись ряды сырных головок, подвешенных на веревке за хвостик, и на выходе столкнулись с невысоким парнишкой. Орнелла сразу же сбавила шаг и опустила глаза.

– Привет! – быстро произнес он. – Извини, спешу, уже на полчаса опоздал, сейчас разгон получу. – И потопал вниз по лестнице.

– Пока! – проронила ему вслед девушка.

Они возвращались той же дорогой. Сумерки совсем загустели и из сиреневых превратились в бархатные.

Орнелла примолкла, и Лола подумала, что ничего нового она уже не узнает.

– А тебе не кажется, что Марио мог просто уйти из дома специально и все концы обрубить? – Лола все же решила проверить свою теорию.

– Я-то его плохо знала, так как все больше с его женой общалась. Но, глядя на Кьяру, которая очень переживает и эту версию даже не рассматривает, думаю, что не мог. А потом, я сама слышала, как она со своим отцом разговаривала прямо сегодня, что-то про тело, которое так и не обнаружили, и про страхование.

– Страхование чего? – насторожилась Лола.

– Страхование жизни.

– Так это Боцоли был застрахован?! – поразилась журналистка.

– Да, я так поняла. На полмиллиона евро.

Марио никогда не забудет, как он привез грустную и заплаканную Хелен в свой домик в горах.

Как они затопили камин и как, сидя на шкуре медведя, смотрели, не отрываясь, на пляшущие свой вычурный танец языки пламени. Как пили горячее вино, которое приготовил он сам и разлил по толстостенным стаканам, как говорили о своем детстве, совсем не вспоминая о своих семьях, и заснули здесь же перед камином. А одновременно проснувшись от холода, вдруг бросились, как в пропасть, в объятия друг друга. Они занимались любовью, «как будто в последний раз», неистово, отчаянно и бездумно.

Марио, не подозревавший о наличии у себя этой клокочущей и рычащей, как свирепый зверь, страсти, приятно вымотанный от любви, лежал рядом с Хелен. Глядя на ее идеальный профиль с прикрытыми от усталости глазами и подрагивающими ресницами, он прислушивался к себе.

«Что теперь будет? Или мы выйдем отсюда и каждый сделает вид, что ничего не произошло и будем жить, как жили?.. Или?..»

Он был уверен, что у него уже не получится остаться прежним Марио. Открыв в себе неизвестные ему самому способности к неукротимой безмерной любви, он вдруг понял, что все, что было до этого, являлось всего лишь предчувствием и прелюдией, а может, даже пародией на воспетое поэтами всепоглощающее чувство.

Он подбросил дров в камин, пламя взъярилось сразу же, зашипело по-змеиному, бросив отблеск на голову медведя с открытой пастью, заплясало бликами по его клыкам. Почему-то вспомнилось, как была недовольна Кьяра, когда он притащил эту шкуру и вывалил ее перед камином.

– Что это за безобразие? И где ты его умудрился найти? – менторским тоном спросила она. – Кто сейчас разделанных животных покупает? Даже я уже натуральные шубы перестала носить!

– У знакомого охотника приобрел! – с вызовом проговорил Марио и разложил шкуру.

– Со вкусом у тебя беда, это я всегда знала, но чтобы настолько!

Сейчас эти слова вызвали у Марио только тихую грусть и даже раскаяние. Он обвел взглядом гостиную, а ведь она права, распластанный медведь с большой головой смотрелся анахронизмом среди современной мебели, выбранной Кьярой.

– Сколько времени? – Хелен разлепила глаза.

– Около девяти. – Марио посмотрел на экран телефона, у которого еще вчера предусмотрительно отключил звук.

– Хочешь кофе? – Он сел на медвежьей шкуре и начал одеваться.

– Да, – односложно ответила она и потянулась.

Ему очень хотелось поцеловать ее, но вместо этого он только провел рукой по ее волосам и пошел на кухню.

Он насыпал кофе, закрутил гейзерный кофейник и, поставив его на газ, начал открывать все кухонные шкафчики, пока не нашел две упаковки с бискотти.

Они очень давно не ездили сюда вместе с Кьярой, но он любил свой «охотничий домик», как когда-то они прозвали его. Особенно летом, когда от жары можно было сойти с ума, он приезжал один в эти горы, чтобы нормально выспаться и подышать прохладой. Последний раз он был здесь неделю назад и помнил только, что в домике есть достаточно вина и кофе.

Он ждал, когда кофейник наполнится, а сердце его щемило и щемило от тоски и боли.

«Поссорилась с мужем, решила отомстить таким образом, это очень по-женски… вот и все. Но пока она еще здесь, в моей гостиной…»

Марио вдруг вновь ощутил, как его тело наливается яростной жаждой обладания. Трясущимися от страсти руками он разлил кофе по маленьким чашечкам и, забыв про бискотти, понес их в гостиную.

Хелен открыла глаза и внимательно посмотрела на Марио.

– Оставь кофе и иди ко мне, – проговорила она хрипловатым от сна и от налетевшего желания голосом, поняв сразу же, что с ним творится.

Он поставил чашки рядом на прозрачный столик и, растянувшись на шкуре, ощутил на себе гибкое и настойчивое тело Хелен. Дыхание его стало прерывистым и, притянув к себе ее гладкие крутые бедра, он погрузился в сладкую плоть…

«Нет, это не конец! Я сделаю все, чтобы не потерять ее!»

Перед расставанием Марио утратил всю свою решительность, и они разошлись, так ни о чем и не договорившись, а только обменявшись номерами мобильника. И он опять подумал, что, возможно, их встреча для нее ничего не значила.

Через день Хелен с мужем улетала на родину, и те десять дней стали для Марио самым тяжелым испытанием в жизни.