– Нет, – ответила я, водя пальцем по кромке бокала. – За это тоже ему спасибо.

Вернувшись домой около двенадцати, мы разошлись по своим комнатам. Каждой из нас было о чем подумать, и мы более не хотели лишать друг друга этого права. Марта даже не догадывалась о том, насколько ее подозрения лишены всякого смысла. «Смогу ли я еще когда-нибудь полюбить?»: думала я перед сном и не находила утвердительного ответа.

«Доброе утро, туманный город»: произнесла я про себя, стоя на балконе у отрытого окна и наблюдая, как светло-серебристый дым растворяется в холодном воздухе. Ветки деревьев мягко покачивались на ветру, роняя багровые листья на тротуар. Марта вышла ко мне. Она мягко улыбнулась и подкурила, устремляя взор куда-то далеко. Намного дальше, чем может видеть человеческий взгляд.

– Должно быть, ты приняла правильное решение? – поинтересовалась я. Марта развернулась ко мне. Ее глаза блестели, а лицо озаряла довольная гримаса.

– Я буду бороться, – воодушевленно воскликнула Марта. Я удивленно уставилась на подругу, непонимающе нахмурив брови. Она ответила виноватой улыбкой и скрылась в комнате. Мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями, и я последовала за ней.

Марта находилась в своей спальне, если точнее в шкафу в своей спальне. Одну за другой она доставала вешалки с платьями, аккуратно раскладывая их на кровати, подолгу рассматривая каждое.

– Прости, ты будешь что? – произнесла я, не скрывая удивления. Марта снисходительно посмотрела на меня и улыбнулась.

– Буду бороться, – повторила она, искренне не разделяя мое негодование. – Я поняла, что нужно бороться за свою любовь. Она застыла с платьем в руках, бережно прижимая его к себе, будто мать прижимала к груди дитя.

– А что же делать с его маленьким недостатком? – саркастично заметила я, усаживаясь на край кровати, опрометчиво оставленный пустым.

– Ты про жену? – Марта состроила удивленное личико. – Что-нибудь придумается, – она беззаботно махнула рукой, и я поняла, что самое время отступить. Жизнь сама расставит все по своим местам. «В конце концов, в любовном треугольнике самое главное – не оказаться тупым углом»: подумала я и вышла из комнаты, оставляя подругу в блаженном неведении.

День сегодня обещал быть томительно долгим. Оставаться наедине с собой мне не очень-то хотелось, а вдвоем с воодушевленной, даже более чем обычно, Мартой тем более.

– Я пойду, прогуляюсь, – произнесла я, заглядывая в комнату к Марте. Она сидела на полу, разглядывая и расставляя туфли. Марта подняла на меня озадаченный взгляд, застыв с изумрудными лодочками в руках.

– Если ты подождешь, можем пойти вместе, – произнесла Марта. Я покачала головой:

– Думаю, тебе есть чем заняться.

Марта одобрительно закивала, снова погружаясь и утопая в мире хорошей одежды и плохой любви.

– Вечером не жди меня, – крикнула она мне вслед. Я тяжело выдохнула и принялась собираться.

Гуляя по Вознесенскому проспекту, я наблюдала за людьми и думала об одиночестве. Мне казалось, что пустота, образовавшаяся во мне, разрастается подобно сорняку и более не поддается контролю. Словно каждая клеточка организма отказывается подчиняться мне, поддаваясь и замирая в объятиях жестокой реальности, в которую я сама же нас бросила. Чувство вины подступило к горлу удушающей оскоминой. Я почувствовала себя беспомощной и уставшей.

Колючий ветер тащил по тротуару гнилые листья. Они, послушно подчиняясь его воле, перекатывались тонкими полупрозрачными краями, цепляясь за влажную дорогу, и замирали до следующей волны. Мне стало холодно, и я зашла в первый попавшийся ресторан, встретившийся на моем пути.

Большие ниспадающие вниз люстры разбрасывали свет на белые круглые столики, окрашивая в теплые тона мягкие спинки коричневых кресел из грубой кожи, закрепленной на деревянных спинках большими кольцевыми кнопками. Из широких во всю стену окон струился мягкий свет еще только-только наступающего вечера. Я присела за маленький круглый столик у окна.

Сделав заказ, я вышла на улицу. На веранде, рядом с рестораном можно было покурить. Я присела в плетеное кресло цвета горького шоколада, натягивая чуть выше шарф, и посмотрела вокруг. Рядом стоял небольшой стол с каменной лакированной столешницей на тонкой черной ножке, какие были у старых швейных машин. На столике не было ничего, кроме прозрачной пепельницы с незамысловатой надписью «Счастье». Мимо торопились прохожие, некоторые из них поднимали головы, чтобы прочитать название ресторана. Некоторые обращали внимание и на меня, словно я была забытым манекеном в этой холодной прямоугольной прозрачной коробке.

Собираясь вернуться, я вышла из веранды и задержалась на ступеньках, еще раз окинув взглядом улицу. Солнце неспешно утопало в персиковом горизонте, отбрасывая розовато-золотистые лучи на редкие, устало плывущие, облака, которые, казалось, вот-вот будут разрезаны шпилем купола Исаакиевского собора. Влажный тротуар вокруг отражал розоватый свет, будто кто-то невидимый разлил по нему гренадин. Я стояла у входа в ресторан, восхищаясь слиянием произведений природы и человека. Внезапно дверь ресторана широко распахнулась и оттолкнула меня назад, на оживленный тротуар, прямо в объятия пожилого мужчины, который еле удержав меня, чуть не упал сам. Потирая ушибленный локоть, я извинялась перед мужчиной, когда заметила Егора, который в свою очередь извинялся передо мной. Удивленный он повторял «Простите, пожалуйста» до тех пор, пока не узнал меня. Пожилой мужчина удалился, а мы стояли друг напротив друга, улыбаясь и не решаясь заговорить.

– Рад тебя видеть, – произнес Егор и смущенно потер затылок. Мы немного отошли от входа в ресторан и растерянно замерли на месте. – Почему ты не приходила?

– Не знаю, – после секундной паузы ответила я, пожимая плечами. – Я заказала кофе, – кивнула я в сторону ресторана и замолчала на половине фразы.

– Странно, что я не увидел тебя, – извиняющимся тоном ответил Егор.

– Наверное, ты пришел, когда я выходила на улицу. Зайдем? – улыбнулась я, направляясь в сторону ресторана. Егор открыл дверь, пропуская меня вперед. Мы расположились за моим столиком, друг напротив друга.

Вечер тихо пробирался в большие окна, отбрасывая холодную синеву на наши силуэты. Прохожие слились в единый сероватый размытый поток, что было сложно различить кого-то отдельно. Я сидела, положив одну ногу на другую, опираясь ноющей рукой на ручку кресла. Мы говорили обо всем, прежде чем лицо Егора сделалось слишком серьезным. Он одарил меня долгим молчаливым взглядом. После таких взглядов обычно следует поцелуй, признание в любви или же сентиментальное прощание. Я недоверчиво вжалась в кресло, будучи не готова ни к чему из вышеперечисленного.

– Я много о тебе думал, – произнес Егор. И я почувствовала острое желание сбежать. Он снова пристально посмотрел мне в глаза, но больше ничего не добавил. Я с облегчением выдохнула и состроила на лице некое подобие улыбки.

– Мне пора домой, – неестественно прозвучал мой голос. Егор понимающе кивнул и встал из-за стола. Я непонимающе подняла на него глаза.

– Оплачу счет, чтобы мы не ждали слишком долго, – пояснил он и удалился. Я не спеша оделась и вышла на веранду. Холодный воздух окутал все вокруг, смешавшись с табачным дымом. Прохожие все так же проплывали мимо, в безмолвном единстве устремляясь вдаль. Мне было тоскливо и одновременно спокойно, словно я покорно принимала что-то неизбежное.

Егор вышел ко мне и, молча, подкурил. Рядом со мной на секунду заблестело оранжевое пламя зажигалки. Я услышала, как он выдохнул, и серебристый дым растекся по промозглому мутному помещению. В это мгновение мне вдруг захотелось быть менее одинокой, чем до этого. Я повернулась к Егору. Он затянулся и посмотрел на меня. Его губы искривились в мягкой улыбке. Он снова выдохнул, и густой прозрачно-серый дым окутал нас, скрывая блеск глаз и робкое мальчишеское желание стать ближе.

Вернувшись в пустую квартиру, как и было обещано, не обнаружив Марты, я вышла на балкон. Устремив взгляд на оживленный проспект, я подумала о быстротечности жизни, и в свете уличных фонарей и уносящихся машин слова Марты приобретали для меня новый смысл. Возможно, отпустить гораздо сложнее, чем бороться?