Can break down the wall someday

I will be there

I will be there.

Люблю.

Только любовь

Может когда-нибудь сломать стену,

Я там буду, я там буду, – как говорится. То есть поётся…».

Прочитали книгу зимы. Январь, февраль – шелестели страницы-дни. Иногда, как и бумажные листы, оставляли они порезы, а после – шрамы в памяти.

Подруга в который раз отказалась от предложений Мишки встречаться и Славки – начать всё с начала. «В сердце – зимняя спячка, – прокомментировала с печалью, – ну их всех в баню, и любовь тоже». Я только вздыхала, а чем помочь не знала. Да и свои проблемы нарисовались – не сотрёшь.

«9 февраля.

Отец снова сорвался с катушек. Начал пить безбожно. Конечно, мачеха выставила его со своей квартиры. Блин! Сама развязывает его, а потом прогоняет! Одно и то же, одно и то же. Хочется уйти из дома! Надоели его пьяная рожа и вечный перегар. В такие моменты жизнь кажется бегом на месте. Жаль, что не общепримиряющим, как у Высоцкого. И, будто назло, куртка порвалась. Ремонту не подлежит, просто засада! Денег просить смысла нет. Спасибо, картошка есть в мундире, не до одежды тут. Приходится носить пальто из болоньи, которое тётя отдала осенью. Полный отстой! Оно и большое, и цвет у него, хоть стой, хоть падай, без слёз не взглянешь! Разве поедешь в этом наряде к Нему, да к тому же на праздник?!».

Не поедешь. Шрам.

Поездка всё же состоялась, но. Но в конце февраля случилась трагедия в Донском. Она перечеркнула крест-накрест планы отметить день Советской Армии и день рождения Алины. 22 февраля произошёл обвал земли в соседнем селе, в глубокой траншее. Трёх рабочих засыпало. Их пытались спасти, откапывали всем миром, но не успели. В районе объявили траур, отменили дискотеки и сеансы кино. Смерть молодых парней, погребённых заживо, поразила нас настолько, что мы с Алинкой проплакали целый день. Если бы они болели. Если бы их сбила машина. Если бы погибли на войне. Это страшно, но понятно и – мгновенно. Но, когда так мучительно, так медленно! Когда с надеждой до последнего вздоха, слыша, возможно, голоса спасателей… – нет, это не объяснимо и так не должно быть!

«Пальто – какой в сущности пустяк, выходит, – записала я в тот период. – Господи, да я буду ходить в нём до старости, лишь бы жить. Лишь бы никогда не испытывать боли и горя, которое пришло в те семьи!».

Ещё один шрам в памяти.

Шестнадцатилетие Алинки встретили потухшие, без энтузиазма. «Да что с вами, девочки?» – удивлялась её мама. Самый весёлый эпизод – выпили по бокалу шампанского залпом, как стопку самогона. У родителей подруги глаза округлились от нашей культуры пития. «Да откуда ж мы знаем как надо? Мы ж не пьём!» – на голубом глазу заявила именинница и пихнула меня в бок.

– Ага, – подпрыгнула я на стуле.

Что ж, – март.

«Ещё земли печален вид, а воздух уж весною дышит! Прав, прав старина Тютчев. Дышит. Да и дружбан Твен прав не меньше, когда написал про весеннюю лихорадку: «И если уж вы подхватили её, вам хочется – вы даже сами не знаете, чего именно, – но так хочется, что просто сердце щемит». Я бы назвала это состояние – синдром щемящего сердца по Марку Твену. Потому что хочется. Ах, да, Дневник, привет! Сегодня 1 марта».

Жизнь продолжалась. Солнце сияло по-прежнему, правдиво и ярко. Ночь всё также охраняла ложь человечества и природы. Печальные события теряют свою остроту, и даже шрамы заживают. Чем хороша юность? Быстрой регенерацией. Не только кожи. Но и души.

«3 марта.

Ну, отпад, чё сегодня было, Дневник! Познакомились с двумя солдатами в парке Горького, мама мия, папа Римский! Вечно с Алинкой куда-нибудь вляпаешься. Я, конечно, её люблю, но – блин! У меня парень есть, ждёт меня на восьмое (ведь ждёт же, да?), а я тут неизвестно с кем по Энгельса шляюсь. В кино хожу. Ходили. «Боны и покой». Мура такая. Ничё в нём не поняла, к тому же приходилось спасаться от поползновений. Даня, один из солдат (который достался мне в пару, или я ему, фиг их знает), всё пытался руки гладить, за пальцы. Так бы и стукнула его по кумполу! В первый раз друг друга видим, и на тебе, оккупация. Тьфу ты! Спрашивается, чё попёрлась тогда? А то. Ведь Алинка поехала со мной в Донской в октябре мою судьбу устраивать. Долг платежом красен.

И чё, Дневник? Солдатик пристал ко мне как муха до варенья. Не пойму, почему? Я ж в этом дурацком пальто, морда лица недовольная – мне в деревню надо, а не по городу гулять, и вообще контроша по химии во вторник. А Даня в краску вогнал, мелет чёрте чё, телефон просит, на свиданку зовёт. Я отнекиваюсь, я говорю – не могу. Почему, спрашивает. И тут, Дневничок, в меня словно бес вселился. Я-то помню, как в детстве всякие истории придумывала и за это меня дразнили врушкой, но сейчас я превзошла сама себя – мама, не горюй, прям венец творенья. Прямо «венец творенья, дивная Диана». Я такую Диану зарядила, такую понесла пургу! Мол, выхожу летом замуж. Папа выдаёт насильно. Что он там задолжал какому-то хмырю, и всё договорено. И мне отца жаль. Я за него боюсь. Сегодня вот случайно вырвалась погулять. И вообще. Прости-прощай свобода. Я думала, Даня врубится, что лапшу на уши вешают, динамо крутят. А тот: сколько папа должен? Я своим напишу, они помогут. У Алинки глаза по 5 копеек. Да что там – по рублю. Сначала с моей брехни, потом с реакции солдатика. То ли подыграл, то ли правда – наивный? Еле отвязалась. Обещала, что подумаю. И телефон наобум назвала. Вот умора! Домой вернулись с Алинкой, оборжались. С меня. А того Даню мне в конце и жалко стало. Он так смотрел!

6 марта.

Ездила к маминой сестре в гости. Она подарила мне кофточку и колготки! Я аж завизжала: колготки – рижская сеточка, отпад, кайф, ничтяк, я и не мечтала! На толкучке не меньше червонца и днём с огнём не найти. Кофточка тоже красивая. Не мой стиль, конечно, мне б чё поспортивнее, но дареному коню в зубы не смотрят. Да и вообще, классная. Пуговиц на ней – миллион, под жемчуг. Надену её на 8 марта. Вот сюрприз будет кое-кому. Посмотрим, как он с ней справится!

Вчера с папой говорили. Зачем ты так много пьёшь, па? Здоровье губишь! Смеётся в ответ:  здоровье у него детство отобрало, безрадостное и безвитаминное, нечего губить. Шутит. Тоже мне, Райкин нашёлся. Спросил, вожу ли я мурку с белобрысым? Вот откуда он узнал, что – белобрысый? Лену спрашивал, тебя, Дневник, читал? Вожу мурку, сказала. Ну-ну – и всё. Не поймёшь этих взрослых: то в истерике бьются, мнят из себя Макаренко в особо крупных и противных размерах, то – ну-ну. А как же концерт закатить по заявкам, вернее, без? Я уж подготовилась, стишок написала, а билетов нет, сеанс перенесли? Точняк, папка читал без спроса. Может, на него стихи и подействовали?

7 марта.

«Весьма, весна!» – ДДТ, новая песня. Кайф! Завтра едем. Об одном молю, весна, дай немножко нам тепла, ну сама подумай, правда, завтра же 8 марта! Пацаны в классе, кстати, подарили каждой девочке по билету в кино, по гороскопу – на принтере распечатали, небось ещё и сами придумали, с них станется, и по открыточке. Подписали «Ребята 10-А класса». Так милооо, аж в носу защипало!».

Интересно, а что же подаришь ты? Я привезу тебе кассету с «Кино». И своё сердце, как всегда. А ты?

Мартовское солнышко услышало нас. Почтило присутствием в небе, обогрело, приласкало, оставило первые веснушки. Настроение, как сказала соседка – за ведро-лопату и картошку сажать. Но мы с Алинкой предпочли посиделки на лавочке, как в старые добрые октябрьские времена. Подтянулись ребята, девчата, расщебетались словно птички в весенней роще. А вскоре появился и ты. И вот новость: не один, а с Мишкой. И с цветами.

– Ничё себе, – присвистнула Алинка, – за что такая милость?

Мишка начал бормотать что-то про праздник, подруга (ну, ехидна),сделала реверанс и перебила: