Труднейшие пассажи каприсов Паганини словно искрились под её пальцами, смычок легко летал по струнам. Прослушивание прошло великолепно, и дирижёр оркестра сообщил ей, что она принята. Элли была счастлива – теперь она может сказать родителям, что в полной мере оправдала их надежды!

Счастье переполняло её. Элли стала укладывать скрипку в футляр, ей что-то мешало.

Что такое, почему её левая рука в гипсе?

Элли закричала и… открыла глаза – она в своей спальне. Это был сон. Ужасная действительность навалилась на неё всей своей тяжестью – и Элли зарыдала. Она плакала громко, навзрыд, горячие слезы текли ручьями, она захлёбывалась рыданиями – её сердце разрывалось от нестерпимой боли.

Послышались лёгкие шаги, дверь приоткрылась и в комнату вошла домоправительница: Нина служила в их семье с незапамятных времён. Скорее, её можно было назвать членом их семьи – она была ещё воспитательницей Елены Данилевской, в девичестве Ивановой.

Почти тридцать пять лет назад Нина Ковалёва молодой девушкой пришла работать в дом к Ивановым. Маленькой Елене требовалась учительница английского языка, рисования и музыки – это было неотъемлемой частью воспитания девушки из «высшего общества».

Все свои силы Нина отдавала образованию Елены, и потом, когда её воспитанница повзрослела, она осталась в семье Ивановых в качестве экономки.

Когда же в девятнадцать лет Елена вышла замуж за известного учёного Альберта Данилевского, и в двадцать родила дочь, Нина перешла в её новый дом и стала одновременно и няней малышки Элизы и домоправительницей семьи Данилевских. Элли стала её питомицей, и Нина отдавала ей всё тепло своего сердца, пестуя и заботясь о ней так же, как раньше заботилась о её матери. Даже когда Элли выросла, Нина всегда была рядом – они просто были родными людьми.

– Элли, девочка, что с тобой? Почему ты плачешь? – Нина присела на край широкой кровати и легонько потрясла девушку за плечо.

Элли замотала головой и ещё плотнеё вжалась лицом в подушку, рыдания, сотрясавшие её тело, становились всё сильнее.

Нина прошла в ванную, намочила там холодной водой полотенце и вернулась в спальню. Она аккуратно приподняла Элли за плечи, повернула к себе и мягко, но решительно вытерла ей лицо. Элли перестала рыдать. Она сидела на своей постели и молчала, её лицо было белее снега, и синие глаза казались неправдоподобно огромными на осунувшемся лице.

– Ну, что ты, милая, – Нина любовно отвела с лица Элли длинные светлые пряди. – Что ты так убиваешься?

–Няня, я неудачница…

– Нет, это не так! – Нина горячо запротестовала. – Мы уже знаем, что ты прекрасно сдала экзамен, и что тебе предложили прослушивание. Ты молодец! Мы все тобой гордимся!

– Ты просто меня утешаешь, – Элли слабо улыбнулась. – Я знаю, что подвела родителей, маму…

Нина украдкой вздохнула. Да, Елена Данилевская была «крепким орешком». С самого своего рождения она была любимицей, принцессой, чьи капризы исполнялись моментально. Потом, после замужества – королевой, которой было достаточно повести красиво выщипанной бровью, и все её желания воплощались в жизнь без обсуждения.

Елена, которую друзья-мужчины часто называли «Елена Прекрасная», а заклятые подруги за спиной называли «Лена-гиена» была очень красива, очень образованна, очень утонченна, очень ухожена. И – поглощена собой. Полностью.

Вероятно, она испытывала к дочери сострадание и жалость, но иногда Нине казалось, что для этой красивой – словно картинка на обложке глянцевого журнала – женщины, личный успех и известность были важнее всего. И Нина точно знала, что Елена «Прекрасная» Данилевская испытала сильное, разрушающее разочарование – её дочь, которая просто обязана была стать звездой, сошла с дистанции. Во всяком случае – на время.

Нина смотрела на Элли и пыталась сама себе внушить, что может быть в такой тяжёлый для всей семьи момент, Елена сможет дать дочери хоть немного человеческого тепла.

После того как родители привезли Элли из больницы, Нина заметила, что между супругами что-то изменилось. И хотя Альберт всё также был галантен по отношению к жене, а Елена улыбалась всё так же, словно она английская королева, но точно, что-то изменилось – в глазах Альберта появился стальной блеск, чего раньше не было, а Елена как-то притихла, чего раньше тоже не наблюдалось.

Кроме того, Елена сама отвела дочь в спальню, помогла ей раздеться, а перед сном зашла к ней пожелать спокойной ночи. Да, точно что-то случилось… Раньше она не утруждала себя такими мелочами, для этого была Нина.

«Неужели Альберт всё-таки решил показать, кто в доме хозяин?.. А может, что-то в больнице произошло», – подумала тогда Нина.

В больнице, действительно «что-то произошло». Пока Альберт и Елена ждали, когда отпустят Элли, они поговорили с её лечащим врачом – и не только.

Доктор Крапивин, осмотревший руку Элли, сказал, что многое зависит от психологического состояния девушки. Когда её привёз в больницу тот самый водитель, который её сбил, Элли вела себя несколько странно.

– Видите ли, Элли здоровой рукой прижимала к себе скрипку, а другая рука, травмированная, висела плетью вдоль её тела. Казалось, что она не чувствует боли, и главное для неё в тот момент было сохранить свой инструмент, – доктор в задумчивости покачал головой. – Это тревожный симптом.

– Не знаю, что вас встревожило, доктор, – Елена поправила локон, имевший наглость выбиться из идеальной причёски и тем самым нарушить гармонию. – Скрипка очень дорогая, известного мастера и Элли прекрасно знает, что о ней нужно заботиться.

А вот доктор был несколько удивлен: женщина, стоявшая перед ним, была не похожа на мать, у которой только что машина сбила ребёнка – она держалась хладнокровно, спокойно, и отстранённо… Её муж был куда больше взволнован происшедшим.

«Что же, нервная система иногда выкидывает и не такие фортели», – подумал Крапивин.

– Девушка была в состоянии глубоко шока, было понятно, что это происшествие её сильно потрясло – потрясло до глубины души, – продолжил он. – Все процедур, которые ей прошлось пройти – осмотр, снимки, наложение гипса – она перенесла молча, отрешённо, словно это всё происходило не с ней. Она ни с кем не говорила, не произнесла ни одного слова. О том, что случилось, мы тоже узнали от водителя машины – на дорогу выскочил щенок, Элли попыталась его спасти, именно в этот момент её сбил автомобиль. Мы и вас смогли вызвать только благодаря тому, что при ней оказались документы.

– Доктор, скажите, а как скоро она начнёт играть? – мать задала этот вопрос несколько более взволнованным тоном.

– Гипс мы снимем через месяц, потом некоторое время уйдёт на восстановление.

– Для нас это очень важно, доктор, понимаете – очень важно. Элли должна пройти прослушивание в оркестр оперного театра. Никак нельзя ускорить процесс выздоровления? Может быть – физиотерапия, или иглоукалывание, или что-то ещё? – щёки женщины порозовели, она явно заволновалась.

– Видите ли, боюсь, что о карьере профессиональной скрипачки можно забыть надолго, – доктор вздохнул: разговор с этой женщиной ему был неприятен.

– Как это надолго? Что вы говорите?! – Елена повысила голос, и муж взял её за руку.

– Ладьевидная кость очень хрупкая. Не очень большую нагрузку рука сможет выносить довольно быстро – недели через две после снятия гипса, – пояснил доктор. – А вот в полную силу, как работают профессиональные музыканты, возможно – никогда.

Женщина ахнула, муж обнял её за плечи.

– Скажите, доктор, почему вы заговорили в первую очередь о психологическом состоянии Элли? – Альберт наконец-то задал вопрос, который мучил его больше всего.

– Видите ли, девушка ещё совсем молода. То, что с ней произошло, явно нанесло ей сильнейшую психологическую травму. Обязательно нужно донести до неё, что этот перелом не ставит крест на всей её жизни. Ведь жизнь, в конце концов, не состоит только из занятий музыкой, или любой другой профессией. Иначе – если состояние шока даст последствия, она может войти в глубокую депрессию, и вообще потерять вкус к жизни, – доктор надеялся, что его услышат.