– Потому что Ник очень мил, если у тебя получится разговорить его. Он мне нравится. И Ник совсем не похож на своего отца. Он читает книги.

Подруга подняла свои голубые глаза к небу.

– Ну, это все объясняет. Любой, кто читает, для тебя – святой. Он, наверное, твоя родственная душа.

– Что такое родственная душа?

– Человек, за которого ты должна выйти замуж, когда вырастешь.

– Я не собираюсь выходить замуж, – настаивала я. – Я собираюсь стать писателем.

– Разве ты не хочешь детей?

Я задумалась над этим вопросом на секунду или две. В нашей церкви было несколько младенцев, и мне всегда нравилось играть с ними.

– Возможно.

– Ну, если ты хочешь детей, то должна быть замужем.

– Лиз Суоннер не замужем, и у нее шестеро детей.

Мы смотрели друг на друга, размышляя над этой загадкой.

– Может быть, если бы она была замужем, у нее не было бы так много детей, – предположила Дженна. – Пойдем, спросим твою маму.

– Хорошо.

Моя мать решила эту дилемму очень просто. Она сказала нам, что мы слишком много думаем, а потом сунула нам пригоршню теплого печенья.

Дженна вскоре должна была уехать, так что мы оставили эту тему. Но я не могла перестать размышлять. Ник наверняка знает об этом. В конце концов, он жил по соседству с домом Суоннеров, и проблема заключалась лишь в том, чтобы увести его от Судьи на достаточно долгое время, чтобы расспросить. Инстинктивно я знала, что Судья не одобрит, если я буду обсуждать это с Ником.

В тот день мне так и не представилась возможность расспросить парня. К тому времени, когда я добралась до сарая, он уже ушел. Я не видела Ника до следующей ночи, и когда я взглянула на него тогда, у меня от страха встали дыбом все волосы.

– Аликс? Отнеси объедки от ужина в сарай для кошек, – крикнула мама из кухни.

– Да, мам.

Я лежала на животе на полу гостиной, читала и слушала доносившееся, в сумерках, из открытых окон пение цикад. Судья, зажав в зубах трубку, сидел в глубоком кресле и читал газету.

Хотя прошло уже много лет с тех пор, как в сарае жили лошади или коровы, он все еще был домом для многих мелких животных. Сарай служил не только убежищем и питомником для большой популяции кошек, но и для случайной бродячей собаки, нескольких сипух, голубей, белок, пары опоссумов и, конечно же, мышей. Однажды я даже застала врасплох маленькую серую лисичку. Вероятно, именно поэтому я не встревожилась, когда услышала шорох с задней стороны здания.

На столе стояло несколько оловянных тарелок, и я выложила в каждую половину содержимого миски, соскребая ложкой остатки. Некоторые из более дружелюбных кошек прибежали сразу же, как только я вошла в сарай. Остальные ждали, пока я выпрямлюсь и отойду подальше от еды.

Снова послышался шорох, за которым последовал тихий стон. Волосы на моей шее и руках встали дыбом, когда я уставилась в темноту. Ни одно животное не издавало такого шума.

– Кто здесь?

Когда никто не ответил, я подошла к двери и потянулась к выключателю. Судья провел электричество в сарай в то же время, когда переоборудовал подсобные и кормовые помещения в жилые комнаты для мистера Боба, нашего разнорабочего. Никто не пользовался этой комнатой с тех пор, как умер мистер Боб, хотя она все еще была обставлена мебелью и регулярно убиралась.

Сделав глубокий вдох, я нажала на выключатель, и с моих губ сорвался вздох, когда я увидела, откуда доносится этот шум. Ник лежал на боку, свернувшись в клубок и прижимая руки к животу. Чашка, которую я держала в руках, выскользнула из моих пальцев, и я бросилась через здание, падая на колени рядом с ним.

– Ник? Что случилось?

Он был так неподвижен, что я испугалась, до ужаса, подумав о том, что он мертв.

– Ник?

Когда я дотронулась до его плеча, чтобы встряхнуть его, парень снова застонал и открыл глаза, и я увидела, что их серые глубины остекленели от боли.

– Твои книги, – прошептал Ник. – Я пытался спрятать их, но он нашел их и хотел сжечь. Я не мог позволить ему сделать это. Я должен был вернуть их обратно.

Парень медленно разжал одну руку, чтобы показать книги, которые так крепко держал.

Только когда я потянулась за ними, то поняла, что моя рука была мокрой. Я в ужасе уставилась на окрасившиеся в красное пальцы.

– У тебя кровь идет!

– Я в порядке. Должен идти.

Ник попытался подняться, но я удержала его. Как он прошел эти три мили от склада утильсырья до нашей фермы, я никогда не узнаю. Но один взгляд на его разодранную спину убедил меня в том, что даже весь «Пчелиный бальзам» в мире не сможет вылечить ее. Рубашка парня была изорвана в клочья, кровь сочилась из дюжины ран. Мне нужно было срочно позвать на помощь.

– Не двигайся. Я позову маму.

– Нет, – Ник сомкнул руку вокруг моей руки. – Ты же обещала, что никому не расскажешь. Если они узнают, то меня отправят в приют.

Мои глаза наполнились слезами, когда он снова попытался встать. Я не могла позволить ему уйти. Он никогда не вернется домой.

– Подожди. Пожалуйста. Позволь мне позвать Судью. Я заставлю его пообещать, что он ничего не сделает без моего разрешения. Судья знает, что делать.

Дрожь сотрясла его стройное тело, и Ник снова опустился на пол, как сдувшийся воздушный шар. В мире Ника не было оттенков серого. Все было черно-белым. Либо ты был хорошим парнем, которому можно было доверять, либо нет. Он уже решил, что Судья и я были хорошими.

– Заставь его пообещать, – прошептал он, закрывая глаза.

Я выскочила из сарая быстрее, чем когда-либо двигалась, замедлившись только тогда, когда добралась до кухни. Я боялась, что Ник передумает и попытается снова уйти, прежде чем я позову на помощь. Мама и тетушки все еще убирали посуду после ужина, и я спрятала руку за спиной, чтобы они не увидели кровь.

– Аликс? Где чашка?

– Мне очень жаль. Я забыла и оставила ее в сарае. Я принесу ее через секунду.

Судья поднял глаза, когда я перегнулась через подлокотник его кресла.

– Пойдем со мной на улицу, пожалуйста. Это срочно, – прошептала я.

Одна его бровь поползла вверх, но он сложил газету, встал и последовал за мной в ночь.

– Что случилось, Аликс?

Между нами пролетел светлячок, пока я смотрела на него.

– Прежде чем я расскажу тебе, он сказал, что ты должен пообещать никому больше не рассказывать.

– Кто сказал, чтобы я обещал это?

– Ник. Пожалуйста, Судья. Он боится, что если ты узнаешь, то отправишь его в приют.

Судья, должно быть, услышал отчаяние в моем голосе, потому что кивнул.

– Хорошо, я обещаю, что никто не отправит его в приют.

– Ник в сарае, и ему очень больно, – я протянула деду руку, чтобы показать кровь. – Не знаю, что мне делать.

Мужчина направился к сараю, стиснув зубы.

– Останься здесь.

– Я не могу, он уйдет, если меня не будет с тобой.

Когда он не ответил, я восприняла это как разрешение пойти с ним. Ник был моей ответственностью, и если меня накажут за то, что я осталась с ним, я не стану возражать.

Я не раз слышала в городе, как Судья, выступая перед присяжными, говорил, что справедливость и честь значат для него больше, чем его собственная жизнь, но до той ночи я не понимала, что это значит. До того момента я никогда раньше не видела Судью в бешенстве.

Нику все же удалось сесть. Его голова безвольно повисла, и он тяжело дышал, когда Судья подошел к нему. Мой дед весь напрягся, и могу поклясться, что его глаза вспыхнули огнем. С его губ сорвались слова, которых я никогда от него не слышала, но, когда дед заговорил с Ником, его голос был мягким.

– Я помогу тебе встать, сынок. Аликс, открой дверь в комнату мистера Боба. Мы поместим его туда.

Я поспешила повиноваться, включила свет и торопливо натянула одеяло на двуспальную кровать, стоявшую в углу. Жизнь мистера Боба была простой. Кровать, мягкое кресло со столиком рядом, электрический обогреватель для холодных зимних ночей и ванная комната. Поскольку он всегда ел вместе с семьей, здесь не было даже кухни.