Брунетти молча сложил руки на груди. Синьора Кросера отреагировала на это движение, но задержала взгляд на комиссаре ровно настолько, чтобы сфотографировать его глазами. Она даже не изменилась в лице. Просто снова перевела взгляд на мужа и произнесла:

– Расскажите, что произошло.

– Вашего супруга нашли поздно ночью у подножья моста. Есть вероятность, что он упал сам, но врач в приемном отделении обнаружил у него на теле отметины, наводящие на мысль, что потерпевшего могли и столкнуть.

– Столкнуть? – переспросила женщина.

– Да, синьора.

– Но вы не уверены в этом?

– Свидетели пока не найдены, – объяснил Брунетти.

Видя, что профессоресса Кросера снова отрешилась от происходящего, он переставил стул поближе к изголовью каталки.

– Прошу вас, синьора, присядьте! – сказал комиссар.

Сначала женщина, похоже, опешила, но потом рухнула на стул, и так неловко, что Брунетти показалось – она вот-вот соскользнет на пол.

Он отреагировал инстинктивно: обхватил ее за плечи и усадил поближе к спинке. Профессоресса Кросера зажмурилась, но когда снова открыла глаза, посмотрела на комиссара с изумлением: словно она задремала в автобусе и незнакомый человек разбудил ее нескромным жестом.

– Вы в порядке, синьора? – спросил Брунетти, подаваясь назад. – Или нужно позвать медсестру?

Искреннее участие творит чудеса: профессоресса Кросера расслабилась, опять закрыла глаза и едва заметно помотала головой.

– Нет, не надо. Я скоро буду в норме.

В коридоре послышались шаги. Брунетти обернулся и увидел уже знакомую медсестру, но та торопливо прошла мимо, даже не глянув на них. И скрылась в дальней палате. Еще мгновение – и за его спиной раздался новый, дребезжащий звук. Это была тележка с завтраком.

Брунетти стоял, ожидая, когда профессоресса Кросера придет в себя. Кажется, она похудела с их последней встречи: только что, обхватив ее за плечи, комиссар почувствовал, что называется, кожу да кости. Когда женщина подняла на него глаза, оказалось, что лицо у нее такое же осунувшееся и усталое, как и у Гриффони, с той только разницей, что утомление профессорессы накапливалось неделями. Ее губы были не накрашены и казались пересохшими, и Гвидо захотелось предложить ей воды.

Женщина попыталась что-то сказать, закашлялась и попробовала снова:

– Что доктора уже сделали?

Тут тележка с едой стукнулась о стену, да так, что зазвенели тарелки и стаканы. Профессоресса оглянулась на звук и инстинктивно вскочила. Потом посмотрела на мужа, но тот оставался недвижимым.

– При поступлении в больницу ему сделали рентген. Но в ночную смену невропатологи не работают, и что у них запланировано на сегодня, я не знаю.

– Вы сказали, что он упал, – проговорила синьора Кросера.

– Да. На мосту Форнер, это возле…

– Я знаю, где это, – произнесла женщина и внезапно охрипшим голосом уточнила: – Что с ним не так?

Брунетти сделал над собой усилие, чтобы не глянуть на инертное тело на каталке. Человек лежит рядом, а они стоят и обсуждают, что с ним стряслось, как будто его тут нет…

– Сожалею, профессоресса, но мне известно лишь то, что рано утром сообщил моей коллеге доктор, который принимал пострадавшего…

После продолжительного молчания синьора Кросера сказала:

– Мы живем возле моста Форнер.

– Вот как?

Брунетти не видел причин сообщать, что жизнь профессорессы и ее мужа уже стала объектом внимания полиции.

– Вы знали, что ваш муж вышел ночью из дома?

После недолгих колебаний она ответила:

– Нет.

– Вы не заметили, что он чем-то встревожен? – спросил Брунетти.

– Встревожен? – повторила женщина с таким видом, словно не совсем понимала значение этого слова, но в конце концов сказала: – Нет. – И тут же добавила: – Не считая беспокойства о сыне.

Брунетти кивнул так, как будто ей поверил.

– И вы не слышали телефонного звонка? Может быть, у вас был поздний гость? – спросил комиссар, стараясь говорить официальным тоном, как будто ее ответы мало его интересуют.

– Нет. Люди не ходят в гости в полночь, так ведь? – Судя по голосу профессорессы, последний вопрос показался ей глупым.

В полночь? Примерно в это время с ее мужем и случилось несчастье… Ничем не показав, что заметил эту деталь, Брунетти переменил тактику и тон.

– Он знает, что вы приходили ко мне на прошлой неделе? И о нашем разговоре?

Для ответа профессорессе Кросере понадобилось еще больше времени. Наконец она сказала:

– Да.

Женщина посмотрела на Брунетти, и он про себя отметил, что глаза у нее темнее, чем волосы: радужная оболочка была почти такого же цвета, что и зрачок.

– И что он сказал?

– Узнав о том, как мало вы можете сделать, мой муж сказал, что я только зря потратила время.

Очевидно, говорить об этом ей было неловко.

Тем временем две санитарки в белой спецодежде покатили грохочущую тележку в их сторону. Брунетти перешел к изножью каталки и вжался спиной в стену. Профессоресса Кросера – он с опозданием понял, что так и не спросил у нее, как зовут ее мужа, – сделала то же самое, но возле изголовья. Только бы тележка их не задела…

Брунетти не удивился бы, если бы тележка нарочно ударилась о стену – чтобы напомнить: посторонним тут не место и они мешают персоналу больницы трудиться. Но вместо этого санитарки притормозили, а в паре шагов от каталки и вовсе остановились. Как можно тише они взяли с тележки по металлическому подносу с едой и внесли в ближайшую палату справа. Вышли и, извинившись перед Брунетти и профессорессой, отнесли завтрак в следующую палату. И так – до конца коридора. Управившись, санитарки придвинули пустую тележку к стене, прошли мимо Брунетти и профессорессы, кивнув обоим, и скрылись за дверью в зале ожидания.

Больничный персонал… Интересно, думает ли он о том, что за люди собрались возле пациента? Слышит ли то, что вообще не следует произносить вслух, тоном, которым нельзя говорить у постели больного?

– Когда придет доктор? – спросила у комиссара профессоресса Кросера, как будто он обязан был это знать, и тронула мужа за лицо у краешка губ. – Можно дать ему воды?

– Думаю, об этом уже позаботились, – предположил Брунетти, указывая на штатив с прозрачным лекарством, от которого к руке ее супруга тянулась капельница.

И тут же повернулся на звук приближающихся шагов. Это была санитарка в униформе, та, что недавно развозила завтрак. Она выглядела старше своей напарницы. В руках у нее был поднос с двумя пластиковыми стаканчиками и пара затянутых в полиэтилен бриошей. Видя, что комиссар и женщина рядом с ним не двигаются с места, санитарка опустила поднос на стул возле каталки и мягко сказала:

– Вам нужно подкрепиться. Это пойдет вам на пользу.

И профессоресса Кросера не выдержала: громко всхлипнув, она зажала рот рукой и поспешила в противоположный конец коридора. Брунетти с санитаркой услышали, как она заплакала, и тут же отвернулись, глядя в сторону зала ожидания.

– Спасибо, синьора, – сказал Брунетти. – Вы очень добры.

Санитарка была дородной, и униформа была ей уже немного мала. Прядь седеющих волос выбилась из-под прозрачного полиэтиленового головного убора, похожего на шапочку для душа. Руки у женщины были красные, с огрубевшей кожей. Когда санитарка улыбнулась, Брунетти понял: святой Августин заблуждался: Божья благодать не обретается через веру, она столь же естественна и обильна, как солнечный свет.

– Спасибо, – повторил комиссар, улыбаясь в ответ.

– Что ж, тогда я пойду работать, – сказала санитарка на венециано и ушла.

Брунетти взял стаканчик с кофе и встал у окна, где его было приятнее пить. Комиссар услышал, как синьора Кросера вернулась к каталке; зашуршал разрываемый пакетик с сахаром. Внизу, в больничном дворе, садовник с сигаретой в одной руке и шлангом в другой обильно поливал землю у подножья пальмового дерева.

Гвидо вернулся к стулу и поставил пустой стаканчик на поднос. Добавок и ароматизаторов в булочке было, наверное, больше, чем муки, но Брунетти все равно ее съел, стараясь не замечать вкуса. Хорошо, что нянечка прихватила два стаканчика с водой. Комиссар осушил один, как только с булочкой было покончено.