Я прыгнула в яму и, не обращая внимания на оскал зверя, взяла его на руки и, прижав к груди, выпрыгнула вместе с ним на поверхность. Волчонок заскулил, видимо его ребра тоже были повреждены и если ему не помочь, то он не переживет сегодняшнюю ночь, поэтому я прокусила свое запястье и влила в его пасть свою живительную кровь. Раны моментом затянулись, шкура и глаза животного приобрели здоровый блеск. Жизненные силы вновь прилили к этому жизнерадостному волчонку. Он довольно тявкнул и, вскочив на задние лапы, принялся энергично облизывать мое лицо.

– Ну, хватит, Серенький. Все, беги к своей стае…. – Скомандовала я, довольная тем, что спасла эту серую шкурку от страшной смерти. – И больше не попадайся людям на глаза. – Потрепала его по холке.

Молодой волк навострил уши и робко поскакал к кусту густорастущего можжевельника, но, остановившись, обернулся, радостно посмотрел на меня в последний раз и, задрав хвост, помчался вглубь леса, шурша кустами.

«Ну вот, миссия выполнена, теперь кто бы меня спас!» – Буркнула я себе под нос и, вернувшись к дереву за оставленными книгами, замотала их в свою куртку, взвалив их на спину, и потащила свой хвост к дому.

Придя домой в разгар дня, когда все уважающие себя вампиры спят, мне посчастливилось не попасться домашним на глаза. И пробравшись в свою комнату тайком, первым делом я спрятала книги в тайник, что был в комоде под фальшь панелью, затем спустилась на кухню, чтобы расслабиться и поесть, впервые за эту долгую ночь и половину дня. Тут-то меня настигли домовые и воодушевление от удачно проведенном эксперименте по ментальной магии, как ветром сдуло, а его место заняла горечь.

– Вот она, красавица, явилась не запылилась!

Появившись внезапно из вентиляционной дыры, что под потолком, они так меня напугали, что я поперхнулась кровью, которой запивала сдобную булку (поскольку я была гибридом человека и вампира, то мой желудок воспринимал оба вида пищи, но кровь являлась необходимым элементом для поддержания жизни и магической энергии).

Кашляя кровавыми крошками, я нечаянно забрызгала лица домовых.

– Кахы. Кахы. Кхе! Нельзя же так внезапно подкрадываться! Кхе-кхе. – Вместо извинений за испорченную одежду и физиономии, проворчала я. – Так и убить не долго.

Сурово поглядев на меня Филимон, протер глаза рукавом и погрозил мне своим маленьким кулачком:

– Ух, управы на тебя нет, хулиганка!

– А что я? – Удивленно вылупила глаза, глядя на то, как закипает Аграпина, и чтобы перевести стрелки, спросила, как ни в чем не бывало. – А где родители?

– Хм. Я их спать отправила, а то бедные умаялись совсем, тебя дожидаться. На них лица не было, вот я их и уложила. Да мы все тут переживали, всякого надумывали. – Продолжала хлестать меня словами Груша. – Сколько ты нам-то нервы мотать будешь?

От ее слов мне стало грустно и больно, и настроение упало ниже плинтуса. Плечи сами собой опустились, а на глаза навернулись слезы. Конечно, я не хотела расстраивать никого из домочадцев, но никто не хотел меня понять, что я чувствовала сидя в четырех стенах, и как мне было плохо и одиноко.

– Ну, хватит уже ее отчитывать, Грушенька, пусть идет, отдыхает, сама, поди, устала. – Сжалился надо мной Филимон, увидев мои щенячьи очи, опущенные долу, и как зацепили «нежную натуру» острые высказывания его супруги.

Аграпине тоже стало, меня жаль, так как никто в доме не терпел моих очей, наполненных слезами. Ее сердце быстро смягчилось надо мной горемыкой и, раздобрев, она нагрела для меня воды и отправила купаться, а после, сидя в кровати, выслушивала мои жалобы на никчемное существование.

***

Проснуться я намеревалась как всегда пораньше, чтобы не попасться предкам на глаза, но насыщенный событиями день так вымотал меня, что мои очи открылись только с темнотой.

Первым, что я увидела, разлепив веки – это недовольные лица родителей, стоящие над душой.

«По ходу, им уже все доложили. Ой, мама, надо бы помолиться перед смертушкой». – Зазвучал голос в моем подсознании, чуйка которого на такие дела никогда не подводила.

Мне оставалось только прикинуться дурочкой, что я и сделала, и с нервно натянутой улыбкой во все клыки, сказала:

– Ой, добрый вечер. А вы что тут делаете?

– Пф, – фыркнула мамочка, разводя руки в стороны, – тебе еще и совести хватает?!

Отец тоже не остался в стороне. Он громко цыкнул.

И тут понеслось….

Маришка.

Моей злости на дочь не было предела, чего я даже не пыталась скрыть и бурно выказывала свое недовольство, которое целиком и полностью поддерживал Зак. Он тоже вставлял свои нравоучительные реплики, эмоционально размахивая руками и, иногда грозился пальцем.

Аврора стойко переносила нравоучения, сидя в кровати, обмотавшись полностью одеялом, что только лицо и было видно. Сидя, в изготовленном на скорую руку коконе она желала защититься от раздражающих звуков наших голосов, и лишь иногда бурчала себе под нос свое мнение. Я ее полностью понимала, как женщина, но на тот момент материнский инстинкт взял надо мной верх.

Глядя на Аврору, которая все время тяжело вздыхала, обидчиво выпячивала губы, подкатывала глаза к верху и пыталась оправдаться, я злилась еще больше, так как понимала, что наши лекции о ее собственной безопасности, ей, что в нос, что полбу. То есть результата никакого не дадут, ведь ее характер в точности как у меня – упрямая, как осел, и если ей что-то взбрело в голову, то ее ничто не остановит.

– И сколько это будет продолжаться, барышня? – Вопрошал Зак, намереваясь выбить из нашей дочери чистосердечное признание, но его не последовало.

Аврора только отвела взгляд в сторону и с собачьей грустью уставилась на две пары больших глаз, моргающих из вентиляционного отверстия. Домовым хоть и было беспредельно жалко Аврору, все же вступаться не решились. Ибо заранее были предупреждены, что если они не желают попасть под наши «горячие руки», то им лучше сидеть и помалкивать, и дать нам с Заком, в конце концов, выполнить наш святой родительский долг, и как следует надрать уши непослушному ребенку, как делают это все нормальные родители. К моему спокойствию, чета домовых избрали верный путь, и просто наблюдали со стороны, держа рот на замке.

– Ладно, в деревню поперлась, но так ты ж еще и братьев своих потянула! Ты не представляешь, сколько мы стыда натерпелись, выслушивая Дэша! – Причитала я, вымеряя шагами небольшую девичью комнату.

– Ты себя и своих братьев подвергала огромной опасности! – Зак тоже не мог устоять на месте, и как маятник, кружил у кровати. – Что было бы, если люди поймали бы вас?

– Ничего бы не было, потому что нас бы не поймали. – Пробурчала невнятно Аврора в одеяло.

– Ну, все, это уже слишком! – Вспыхнул Зак, доведенный до исступления. – С этого момента ты под домашним арестом целый месяц.

– Что? – Всхлипнула дочь. – Ну, это же не честно! Вы и так меня взаперти держите.

– Можно подумать, раньше тебя это останавливало? – Глаза Зака вспыхнули алым огнем, предупреждая о том, что он находится на грани своего благоразумия. – И попробуй только в замок сунуться, так я на твою дверь замок амбарный повешу, и окна заколочу. Ясно тебе?

Аврора натянула на лицо край свисавшего одеяла и полностью запечаталась в коконе от нас, и эта даже к лучшему, ведь если бы она открыла рот и огрызнулась, то все присутствующие стали бы свидетелями перевоплощения «Зак-добряк» в «Зак-сатана».

Я сама испуганно уставилась на супруга, считая, что это уже перебор, но портить при дочери авторитет и оспаривать его отцовское решение не могла, поэтому, глядя с пониманием на состояние дочери, только развела руками. Затем, с удивлением глянула на Зака, который сам немного растерялся от своей суровости, жестами и мимикой указала ему на дверь, чтобы я могла с дочерью поговорить по душам.

Зак немного помедлив, бросил на Аврору дихотомический взгляд, выражающий строгость и раскаянье в своем суровом решении, и поспешно вышел из девичьих покоем.