Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Как попали ваши записки к следователю?

- А что? Там что-то не так? Это же касается меня лично!

- Не совсем так.

- Меня опять посадят? Перед тем, как разбирать все снова?

- Ну что вы! О чем вы говорите?

- Хотя, впрочем, чего нам, старикам, бояться? Нас не заставишь лишний раз вынести пращу. Не те силы... Со стариками, говорят, там считаются. Они и там, ха-ха-ха, на пенсии... А я теперь - на пенсии...

- Я пришел к вам за другим.

- За чем же?

Испуганный, настороженный взгляд.

- Я хочу, чтобы вы рассказали о нем...

- То есть, о следователе? Я правильно догадался?

- Правильно.

- Вы видите новую квартиру мою? Мне бы ее не дали, не будь я...

- Квартиру вам дал не Меломедов, стыдитесь! Старость вашу обеспечили по закону, как и положено.

- Дяде убийц?

- Зачем вы так? Неужели вы за них отвечаете? Вы их не воспитывали. Вы воевали. Помогали - да. Так за это честь и хвала. Но...

- Никаких "но"! - Он почему-то огляделся, точно ища кого-то постороннего. - А впрочем... Признаюсь вам - я его боюсь! Нет, нет! Он меня не бил, не пытал... Что вы, что вы! И мои племянники говорят об этом. Иначе бы ему не сдобровать. Но он - сильнее нас с вами. Да, да! И не противоречьте! Он глядит в статью и убеждает. И никуда не денешься. Начинаешь думать, что так, как он говорит, - лучше. И идешь за ним, сильной личностью. Это же мне говорили племянники. Вы были у обоих? Ездили к Вале, заходили несколько раз к Гоше, ведь так?

- Так.

- Представьте, Гоша мне рассказывал. С Валей у нас как-то не получается. У нас не то, не то. Посеял это не то, понимаете, он сильная личность. Мне захотелось тогда спасти Валю. И я, понимаете, сознался, что давал справку на эти анализы.

- Это была ваша неправда.

- Не говорите так. Люди не знают, где нужна правда, а где маленькая ложь, святая ложь. Ну если бы все - правда, правда! Гошу снова надо посадить на скамью подсудимых, ибо по-настоящему все, то есть по правде, не выяснено. И Валю снова посадить. Сейчас десять лет, а могут дать и пятнадцать. Правда! Сильная личность эту правду станет топтать, защищая себя. Самое ужасное, когда человек, защищая себя, подминает все обстоятельства под свои сильные ноги, топчет их, как глину...

- Вы обещали конкретно...

- Ничего я никому не обещал. И не стану обещать! Вы все стоите заодно! Закон гарантирует его сильную личность! И он _с_д_е_л_а_л_ красиво нас всех. "Сделал" - это говорят мои племянники. У них теперь в языке много дурных слов...

- И все-таки...

- И все-таки, - крикнул старик, - он заставил нас поверить: Валя убивал! Этому поверил Гоша, этому поверил я, этому, пройдет немного, поверите вы...

- Я готов поверить, но факты против!

Дядя Дмитриевского метнулся от него, стал у порога, видно, думая, как половчее выпроводить гостя, но вдруг сел на койку, обхватил голову руками. Тело его стало вздрагивать, и Гордий понял, что старик плачет. Он подошел к нему, участливо опустил ему руку на плечо, дядя Дмитриевского неловко сбросил руку, но не притих, а пуще еще затрясся в плаче.

- Самое страшное - врать, - зашептал он. - Врать, врать, врать! Теперь надо врать, чтобы не забрали Гошу... Ужасно! Это все ужасно! Не подбивайте Гошу на поступки! Не надо. Он-то уж ни в чем не виноват! Вы снова убьете его. Я возил ему книги, пробивался с почтой, носил все, чтобы он не отстал. Я считал своим долгом ему помогать, коль лгал и сажал его в тюрьму. И теперь снова вы. Все прошло - и вы! Одной жертвы всем мало? В первую очередь вам? Не ходите к Гоше больше, умоляю вас! Я так одинок! Он хотя бы заходит ко мне... Все это лишило меня работы. Я мечтал еще работать долго. Меня после изолятора быстренько оформили, и вот пенсион, одиночество. Единственная отрада - Гоша. Но его вновь по вашей милости посадят. Это он мне так говорит. И я подумал: так будет!

Он плакал, плакал как-то тихо, просительно, беспомощно, без всякого сожаления к себе, унижаясь перед Гордием. Успокаивать его было делом бесполезным.

...Романов копается в приемнике, ходит по комнате в синем спортивном костюме. Он загорел, волосы на его голове черные, густые, лицо длинное, интеллигентное, но очень сердитое. Он не скрывает своего недовольства. Гордий сидит за столом, подперев голову ладонями. Нет-нет приемник исторгнет звуки: то музыку, то диктор ворвется в мир и что-то расскажет о счастье, любви, войне, мире. Кому есть дело до гражданина вселенной Дмитриевского? Сейчас бы посылал в эфир волшебные звуки старинной или современной музыки, его имя объявляли бы с уважением. Ни брату, ни дяде, ни жене Дмитриевский не разрешает вмешиваться. Пусть даже и сотни неточностей в оформлении письма-заявления Генеральному прокурору.

ГЕОРГИЙ РОМАНОВ. Кандидат физико-математических наук. Взят прямо с кафедры. 28 лет. Отсидел два года. По первому суду приговаривался вместе с Дмитриевским к высшей мере наказания. Приговор был отменен. Вторым судом приговорен к трем годам тюремного заключения - срок не отбыл, выпущен по амнистии.

До суда работал и.о. заведующего кафедрой твердых металлов. После суда - инженер на химическом заводе.

Женат. Имеет двоих детей. С первой женой в разводе - ушла на четвертый день после ареста мужа к своим родителям.

Женился во второй раз после выхода из тюрьмы на бывшей однокласснице. Детей от первого брака нет.

Школу закончил с золотой медалью, институт - с отличием.

В 23 года защитился.

Перед арестом защитил докторскую, она была отозвана из ВАКа.

В новой защите трижды отказано. Зарплата 160 рублей. Подрабатывает ремонтом телевизоров и радиоприемников.

Жена, Алиса Акимовна, инженер, зарплата 140 рублей. В настоящее время находится в послеродовом отпуске.

Приметы:

Рост - 189 сантиметров. На нижней губе шрам. Волосы черные. На левой руке наколка - Жора. Строен, хорош собой. Молчалив, глядит часто исподлобья. Нравится женщинам.

...Тюремная кличка Романова - "Псих". Дважды коллективно били. И после каждого раза он мстил - в строю набрасывался на обидчика - Сан Саныча. Конвой отнимал "Пахана" полумертвым.

Ударил "шестерку" по кадыку - унесли в больницу.

"Психа" не трогали до конца отсидки.

Гордий видел в Романове единственного человека, который может заставить Дмитриевского, наконец, решиться говорить правду, только правду и ничего иного. Так думал Гордий. Он понимал: ни дядя, ни родители жены Дмитриевского, дышащие после всего на ладан, не могут убедить Дмитриевского начать еще раз и начать все сначала. Для Гордия было теперь ясно, что без Дмитриевского, без его твердого согласия держаться истинных фактов, ему ничего не добиться. Думалось: если дядя еще подсобит, напишет все то, что было у него со следователем, вынет из своих "заметок", как следователь принуждал его давать ложные показания, якобы спасая Дмитриевского, тогда - вкупе с твердым заявлением его бывшего подзащитного, можно поставить все на свои места. Можно в третий раз попытаться освободить невинного человека.

22
{"b":"73134","o":1}